Я выразил надежду, что он, как и я, постарается забыть наши былые разногласия.
Он рассмеялся и продемонстрировал левую культю:
– Ну, мне-то забыть довольно трудно! Хотя теперь ты один из нас и в бою моя жизнь, возможно, будет зависеть именно от тебя и твоего доброго ко мне отношения, я, пожалуй, все же прощу тебя. Честно!
Мне очень хотелось узнать о том нашем поединке, но я не стал его расспрашивать, опасаясь разбудить былую враждебность.
– Значит, ты направляешься в Спарту? То есть намерен принять предложение Павсания?
Я знал, что мы направляемся в Спарту, а потому ответил:
– Это я решу, когда мы туда доберемся.
– Он хочет, чтобы ты участвовал в Играх – тебе об этом уже сказали?
Пасикрат на минутку вышел и принес табуреты для Симонида и для себя.
Усадив сперва старика, он уселся сам.
При упоминании об Играх Ио замотала головой, так что я ответил:
– Нет, об Играх я ничего не знаю. Это значит, что мне придется с кем-то бороться?
– Именно. Драться на кулаках, бороться, участвовать в панкратионе – ведь ты силен именно в этих видах спорта? Так я ему и сказал! А также ты вполне годишься для соревнований по спортивной ходьбе или по бегу, только в Дельфах вряд ли выиграешь, даже если Павсаний на это и надеется.
– В Дельфах? – переспросила Ио. – Так мы потом туда направимся?
Пасикрат кивнул:
– Если твой хозяин согласится с пожеланиями регента.
– Это большие Игры в честь Губителя [227], – сказала мне Ио. – Их устраивают раз в четыре года. И всегда через два года после очередных Олимпийских игр. А девушкам разрешается быть в числе зрителей, пока они не выйдут замуж. Я правильно объясняю, Симонид?
Старый софист улыбнулся и кивнул.
– Это была бы большая честь для тебя, Латро, – сказал он. – Возможно, ты никогда не забыл бы этого.
– Я никогда не бывала в Дельфах, – сказала Ио. И прибавила:
– Но я бы очень хотела побывать там!
– Ну так мы и побываем, – пообещал я ей.
Пасикрат и Симонид вскоре оставили нас, чтобы подготовиться к походу в театр. Пасикрат не имел при себе ни соответствующей одежды, ни сандалий, и Симонид намеревался одолжить ему кое-что, хоть и предупредил, что они вряд ли соответствуют коринфской моде.
– Он, похоже, неплохой человек, – сказал я Ио, когда они ушли. – Но, по-моему, он меня ненавидит.
– Так и есть, – сказала Ио. – Нам придется быть предельно осторожными с ним. И тебе тоже, Полос. Он из тех, кому очень нравятся мальчики.
– Значит, это ты отрубил ему руку своим мечом? – спросил Полос.
Я тут же спросил у Ио:
– Кстати, как это случилось?
– Ну, меня там не было, – начала она, – но Пасикрат вроде бы попытался тебя ударить кнутом, заявляя, что ты всего лишь раб регента. Ты ранил дротиком одного из его слуг, а потом, должно быть, схватился с ним самим и насквозь разрубил ему щит своей Фалькатой; меч, пройдя сквозь щит, и отсек ему кисть. Он ужасно закричал – именно в этот момент я и догадалась, что в шатре происходит что-то неладное. Помимо рабов, в лагере была еще сотня отборных спартанцев, и все они тут же примчались на помощь Пасикрату, но ты убежал. И больше я тебя не видела до тех пор, когда мы с Дракайной пробирались вдоль крепостной стены, а ты выбежал прямо на нас. Ну а потом всех нас забрали в город, и все получилось так, как мы хотели.
Пока она это рассказывала, неслышно вошел мальчик-мидиец, и я сказал, что они с Полосом вполне могли бы сесть на те табуреты, которые принес Пасикрат.
У Полоса от изумления глаза стали совсем круглыми, но Ио сказала ему:
– Не думай, то, что видит Латро, самое что ни на есть настоящее! Что бы там ни было. Если он этого коснется, мы тоже это увидим.
– Я его и так уже немножко вижу, – сказал Полос. – Но я вовсе не хочу видеть более отчетливо!
Я спросил Ио, о чем это они, но тут заговорил мальчик-мидиец и, по-моему, проявил невоспитанность, поскольку он заговорил одновременно с Ио и без спросу.
– В этом доме живет так много людей. А ты с ними знаком?
Я сказал, что меня представили нашему хозяину и его сыновьям, а также я видел некоторых его слуг.
– Воинов Кемета «Египта», они очень злые. – Мидиец повернулся на каблуках и вышел.
Полос, явно почувствовав облегчение, сел.
– У него тоже неважно с памятью – все никак не может запомнить, что уже умер. Наверное, здесь у него мысли всегда путаются.
Я спросил, где находится этот Кемет, но никто из них не знал. Нужно не забыть и спросить об этом Симонида.
– А что, надо быть очень сильным, чтобы рубиться на мечах? – спросил Полос.
Я ответил, что, разумеется, хорошо быть сильным, но еще важнее ловкость и быстрота реакции.
– А если самый сильный мужчина окажется и самым ловким, он всегда побеждает?
– Или женщина, Полос! – с упреком сказала Ио. – Вспомни амазонок. У меня тоже есть меч, и я уже один раз убила.
– Нет, – ответил я Полосу. – Нет, не всегда.
– А кто же тогда? И как это Ио могла убить человека? Она только что сказала…
Я немного подумал, понимая, что именно должен сказать, но не зная, как выразиться яснее. Из-за окна донеслось пение многоствольной флейты-сиринги [228], и я выглянул наружу; по улице шли три маленьких мальчика, один из них перебирал отверстия сиринги, и все трое танцевали. Несколько почтенного вида горожан остановились и стали смеяться и подшучивать над детьми.
– Посмотрите, – сказал я Полосу и Ио. – Видите этих мальчиков?
– Они играют в Пана и сатиров, – сказала Ио. – Мы тоже в Фивах часто в это играли.
– Пожалуйста, последите за ними. Считайте, что это не дети, а взрослые мужчины и что они дерутся на мечах, а не танцуют. Ясно вам? – Оба кивнули.
– Посмотрите, как они двигаются. Поединок на мечах – это тоже своего рода танец, даже если соперники сражаются верхом на лошадях. Смотрите на них внимательно – который же победит?
– Тот, что с сирингой, – сказала Ио, и Полос поддержал ее.
– Почему? – спросил я.
– Потому что он лучше всех танцует, – сказал Полос.
– Верно. А почему он лучше всех танцует?
Они молча уставились на меня, не зная, как обосновать свой ответ, и я велел им принести три палки длиной примерно с мою руку до плеча.
Когда они вернулись, я показал им, как держать палки (точнее, мечи) – чтобы сверху всегда был большой палец.
– Боевой топор – тоже очень хорошее оружие, – сказал я, – но меч все-таки лучше. Если держать меч, как топор, то будешь только рубить, а мечом можно еще и резать, и колоть – ты должен быть мясником, ловко разделывающим тушу, а не лесорубом, который валит деревья. Ну, неужели никто из вас так и не догадался, почему мальчик с сирингой танцует лучше всех?
– Я понял! – сказал Полос. – Потому что у него свирель.
Ио кивнула:
– Ну да, он знал заранее, что именно будет играть и под какую музыку будет двигаться; а остальным пришлось приноравливаться к нему.
– Правильно. Такой человек и в поединке всегда побеждает, – сказал я. – Так, теперь возьмите оба что-нибудь в левую руку – всегда лучше драться, если у тебя что-то есть в левой руке. Лучше всего иметь щит; но если нет щита, сойдет все что угодно – нож, например, или даже второй меч.
Ио взяла свой плащ и намотала его на левую руку.
– Ты так иногда делал во Фракии, господин мой, – сказала она. – Несколько раз плащ прорубали, и мне приходилось зашивать его, зато клинок ни разу не поранил тебе руку.
– Но если б я невольно положил руку на что-нибудь твердое, например, на подоконник, любой меч тут же рассек бы и плащ, и руку до кости, – объяснил я ей. – Однако во время боя такая возможность крайне редка; впрочем, Фальката, наверное, и на весу способна нанести подобный удар. Кстати, вот почему всегда нужно стараться иметь самый лучший и самый острый меч. И всегда держать его в полном порядке. А тебе, Ио, нужно свесить часть плаща – пусть мелькает перед глазами у противника, отвлекая его.