Одно время все эти баньки я прямо-таки коллекционировал в памяти и все собирался об этой коллекции написать: начиналась бы она с Канска — крепенького таёжного городка на севере Красноярского края… Или все-таки со старинного села Кузедеева под Новокузнецком, со столицы реликтового «Острова черной липы»?..

Может быть, и в этот раз надо было заранее баньку попросить?

Потому что завтра должен был состояться праздник, ради которого в Новокузнецк я приехал, а душа моя и без того раскачивалась уже в таких звонких высях!

Комбинат наш только что пережил очередной передел собственности, люди потихоньку привыкали к новым хозяевам — компании «Евразхолдинг»… Привыкали по-разному.

Мне сперва показалось необычным, что многолетний помощник всех «генералов» — генеральных директоров комбината — Александр Сергеич, строгий и четкий блюститель их делового расписания и потому совершенно безжалостный даже к дружеским просьбам таких, как я, праздношатающихся, в этот раз прямо-таки зазывал меня в давно знакомый кабинет:

— Зайдите к Александру Никитичу, зайдите, пока он свободен!

Александру Никитовичу слегка за сорок, но вот уже добрый десяток лет по должности был замом главного инженера по производству, а по призванию — самым надежным, почти бессменным смотрителем «часового механизма», если представить комбинат как большие часы, бессменным ещё и в том смысле, что на заводе торчал с самого раннего утра до поздней ночи, а то, бывало, и остаток суток прихватывал: не было работяги надежней его и самоотверженней, не было лучшей подпорки для всех, которые сменились за это время, «генералов».

И вот он сам — «генерал». Или не рад?

Какое-то смущение появилось в острых чертах лица, голова ушла в плечи, длинные руки перебирают скрепки на столе и будто подрагивают.

— Ты бы написал о нем, — сказал мне Рафик Айзатулов, Рафик Сабирович, предыдущий генеральный, после тяжелого инсульта сидевший теперь в маленьком кабинетике неподалеку по коридору: консультантом. — Командовать не привык, ему тяжело сейчас, Сашке, — поддержи.

— Попробую, — пообещал я.

— Запиши себе, запиши! — настойчиво сказал Рафик.

— Что записать-то?

— Ну, чтобы не забыл мою просьбу.

Я удивился:

— Да ты что, Раф?

— Извини! — сказал, как будто что вспомнив. — Это я теперь все записываю — стал забывать!

Давно ли сидели с ним рядом в концертном зале «Россия» в Москве, и торжественный, одетый с иголочки, с бабочкою под кадыком — человек года! — Рафик не выпускал из рук только что полученную статуэтку — знак премии «Русский национальный Олимп», а я потихоньку клянчил:

— Дай человеку подержать!.. Отдам — сука буду!

Но даже это не могло тогда лишить старого моего друга ощущения значительности происходящего: происходило-то не лично с ним — со всем комбинатом!

Когда-то я придумал ему отчество, подхваченное потом общими дружками-пересмешниками: Рафик Западно-Сабирович. В честь нашего Запсиба, для которого он столько сделал.

И вот оно: это Запсиб сбил его с ног, Стального Рафа, которому, казалось, не будет сносу, знаменитого на всю Россию сталеплавильщика… Теперь — консультант. Вредное у нас, у литераторов, производство — вредное! В сознании промелькнуло горькое: инсультант?

В кабинет к новому Генеральному лисьим шагом вошла пресс-секретарь, очаровашка средних лет в «боевой раскраске» — слоем мази на некогда смазливом лице. На комбинате её недолюбливали: может быть, за то, что об окончании красноярского института культуры говорит с излишним апломбом?

— У губернатора на днях день рождения, — напомнила новому генеральному. — Вам придется ехать: речь я готовлю…

— Речь? — простодушно пугается Александр Никитович.

— А как же! — тоном наставницы объясняет пресс-секретарь. — Все будут говорить. Но нужен подарок: по-моему, я присмотрела. Бронзовый Дон-Кихот… наш губернатор ведь настоящий Дон-Кихот, это все знают. Подпишите здесь…

— Тысяча долларов? — снова пугается Александр Никитович.

— За Дон-Кихота?! — взлетают бровки.

— Для! — поправляю я. — Для Дон-Кихота…

Неискушенный в двусмысленностях генеральный, не дипломат, что поделаешь, — чистый технарь, переспрашивает:

— Для?

— М-можно и так сказать, — стреляет в меня глазками пресс-секретарь: в гостиничном номере я потом долго буду доставать из-под рубахи на груди стрелы, совсем непохожие на те, которыми пользуется баловник Амур, всеобщий любимец.

В дороге мне не очень работается — когда ещё смогу написать о генеральном? Для начала взялся подбадривать его устно, всё больше дружеским тоном, интонацией, которая часто важнее слов: что это ты, мол, Саня?.. Ты же сюда не рвался? Все знают: нет. Ну, а коли занесло, куда деваться-то? Соответствуй!

Он подошел к шкафу с книгами да альбомами, отодвинул стекло, из рядка одинаковых книг вытащил одну:

— Посмотрите в гостинице, может быть, пригодится. Это наш новый шеф…

— Хозяин? — уточнил я.

— Хозяин, да. С ним я знаком не очень близко, а вот приедет на днях его пресс-служба, я вас познакомлю. Глава её ваш земляк с Северного Кавказа, абхазец Отари…

— Если абхаз — это не земляк! — перебил я значительно. — Это брат. Я ведь приписной черкес, они меня давно: Гарун, Гирей… Два романа все-таки перевел, да какие, какие! А они ведь народы-братья: адыги и абхазцы. Во время конфликта с Грузией адыги им крепко помогли. Первый роман как раз об этом, он и называется — «Сказание о Железном Волке». Который разрушает Кавказ…

— Значит, вы и там — о железе?

— А как без него? Есть достаточно много статей, где говорится о кавказском влиянии на мое творчество, но кто б написал, что «Железный Волк» сработан на нашем комбинате… Запсиб — это на всю жизнь!

Все шутим! — размышлял я потом в гостинице, отрываясь от книжки, которую дал новый генеральный. «Корпорация без секретов», так она называлась. О «Евразхолдинге».

Ожидал, грешным делом, что автор начнет с того, как первый рубль заработал: ну, интересно же! Поделись, брат, опытом, поделись. Мне-то, предположим, он уже не поможет, закопался в свои рукописи, как хомяк в землю, столько понаделал ходов, что обратно из этого лабиринта — уже никуда. Все! Но ребятам помоложе, глядишь, да и пригодится. Разве это не важно — научить их делу. Вон как черкесы: в черных руках всегда — белая копеечка. А мы-то, выходит, проспали свой комбинат. Прозевали. Профукали. Прокакали. Почему?

Когда все это началось, я Рафа подначивал: видишь, мол, карты ложатся как? Сперва ты у нас — Рафик Западно-Сабирович. А теперь оно так может обернуться, что комбинат станет Западно-Сабирским. А?!.. Поднатужься! Разве татарва твоя, которую ты на теплые места попристроил, в обоих конверторных цехах жарится, не скинет тебе свои акции? Или русаки не отдадут? Ты ж у нас народный любимец, Раф, — поднапрягись!

Напрягался он всегда, в эту пору, когда надо было спасать комбинат — особенно, да вот чем дело-то кончилось…

А как же этим московским ребяткам-то удалось такой гигант прикарманить — это ведь уметь надо!

Ну, и коли корпорация, видишь ли, без секретов, сейчас мы всю правду-матку и узнаем, сейчас… нет-ка!

Главное, что вынес из этой книжки, — всем на комбинате придется адаптироваться к новым условиям хозяйствования… странное дело вообще-то, странное! У младшего моего друга Олега Харламова, у старшего горнового, за последние несколько лет было четырнадцать переломов костей: так высох у своей печки, что помогал своей Любаше на стол собирать, двумя пятернями нес тарелку горячего супа и мизинец на миг отставил, дверь попридержать, а мизинец — хрясь, и сломался!.. Это у настоящего-то, который только спит без пики да без лопаты доменного «медведя»!

К чему ему ещё «адаптироваться» — уже ко всему привык!

А если сам ты мог ещё недавно с церковной крысой поспорить, кто бедней, а нынче у тебя — десяток миллиардов, вот тут-то, братец, не только об адаптации — о реабилитации психологической не мешает подумать: чтобы нервишки не подвели, крыша бы не поехала…