— Пойдем, — сказал князь, — познакомлю со своими дочерьми. Они до сказок жадные. Расскажешь им, как люди в других местах живут и сама отвлечешься. А уж сами болтухи какие, ни одной мысли в голове не оставляют.
— Пойдем, — обреченно вздохнула Белава.
Дочери Добрыни жили на женской половине терема в окружении мамок-нянек. Их было пятеро, от пяти до шестнадцати лет. Были у князя и сыновья, старшему исполнилось восемнадцать, младшему год. Богат оказался Добрыня Твердиславович на детей.
Чародейка еще с улицы услышала громкие крики и визг, доносившиеся из покоев княжеских дочерей. Добрыня тяжко вздохнул и вошел в терем.
— Давай ты сама дальше, — сказал он, показывая явную трусость перед женским скандалом.
— Боишься, светлый князь? — подмигнула ему Белава.
— Князь никого не боится, — гордо ответил Добрыня, но тут же тяжко вздохнул, — кроме пяти визжащих маленьких упыриц. Я даже лысеть начал, вечно что-то делят. А старшие еще и женихов требуют, из-за каждого молодца, что сватается грызутся. И каждая прынца хочет, а где я им столько прынцев возьму? Чай, княжьи, а не царские дочки. Ладно, отведу тебя.
Они поднялись наверх, прошли сквозь резные двери, расписным коридором и окунулись в визг, плачь, крик и причитания. Добрыня открыл дубовую дверь, просунул голову в покои и крикнул:
— А ну цыц, курицы. Принимайте гостью, — этим суровым отцовым словом он решил ограничиться и малодушно исчез, оставив один на один Белаву со стайкой юных гарпий.
Она вошла внутрь и начала с интересом рассматривать представшую ей картину. По воздуху белым снегом планировали перья из разорванных перин и подушек. Кругом лежали завалы шелковых разноцветных лент, россыпь жемчужных бус, монисто, серег. Кучи сарафанов, тонких рубах и платьев представляли собой непокоренные горы одежды. Маленькая девочка деловито наматывала на себя нитку жемчуга, чуть постарше тащила к себе большую иноземную куклу. Две старшие стояли согнувшись, тягая друг друга за косы, пятая сестра хохотала над ними, а вокруг сновало несколько немолодых женщин, причитающих и голосящих.
— Что же вы, лебедушки делаете, зачем волосья друг дружке вырываете-е-е? Все приданное-то разметали-и-и, изорвали-и-и! А и что батюшка-то скаже-е-ет?
Лебедушки выпустили косы из белых рученек и уставились на вошедшую девушку.
— Кто такая? — вопросила старшая, приглаживая вздыбленные волосы, что, впрочем, волосам не помогло.
— Да это та девка, что с Радмиром и его товарищами приехала, — догадалась вторая.
— Девка одна среди мужиков, как можно? — ужаснулась женщина, пытавшаяся причесать вторую сестру, пока та разглядывала Белаву.
— Нянька, ты ничего не понимаешь, — отмахнулась первая, — я б тоже так хотела. — нянька в ужасе всплеснула руками, а девица продолжала, — а молодцы какие красные-прекрасные, я в окошко вчера видала, когда они с бани шли.
— Да нужна ты им, дура корявая, — сказала вторая. — Вот я бы…
— Сама ты дура корявая! — возмутилась первая, и они вновь вцепились друг в друга.
— А ну тихо! — гаркнула Белава и щелкнула пальцами. — Что вы разорались, как куры в курятнике? Княжеские дочери называется. У меня в селе себе такого простые девки не позволяли.
Застывшие с открытыми ртами обе старшие княжны только моргали глазами, связанные заклинанием остолбенения. Третья сестра вновь залилась хохотом.
— Таких их, — сквозь смех выдавила она. — С утра до вечера косы друг другу дерут, уже плеши у обоих, а им все не остановиться.
— Ой, да что же эта-а-а? — вновь заголосили няньки, — дитятки несчастные, околдовали-и-и…
Белава вновь щелкнула пальцами, и няньки застыли рядом со своими подопечными.
— И это верно, — поддержала третья княжна, — одни орут, другие причитают, хоть в Пустошь беги. А порядок навести можешь?
— Могу, — ответила чародейка и взмахнула рукой. — По местам, — коротко скомандовала она, и вещи, как живые, поползли и полетели к сундукам, ларцам и ларчикам. Перья взметнулись облаком с пола и устремились к рваным перинам и подушкам, края стягивались и дыры исчезали. Последнее перо, не успевшее лечь на свое место продолжало тыкаться в ткань перины, потом закрутилось и буром вошло внутрь.
— Ух, ты, — восхитилась княжна. — А меня так научишь?
Белава глянула на нее и честно ответила:
— Нет. Но успокаивающему заклинанию научу.
— И на том спасибо, — не огорчилась княжна и вызвала очередную волну симпатии у чародейки. — Теперь познакомиться бы надо. Меня Полонея зовут. Старшую, ту, что как рыба рот разявила, Сияной кличут. Вторую, что глаза лупит, Нежданой. Эту вот, что куклу прячет, Студеникой, а младшую Весняной. А это мамки наши. А как тебя величать?
— Белавой, — ответила девушка и щелкнула пальцами, снимая оцепенение со старших дочерей Добрыни и мамок, но тут же предупредила, — Будете орать, опять остолбенеете.
Начавшая было открывать рот Неждана тут же закрыла его и села на скамью, позволив заняться своими волосами кружащей соколом вокруг нее мамке. Сияна оправляла одежду. Потом села рядом с сестрой и так же отдалась няньке на попечение. Женщины вычесывали вырванные пряди с тихими причитаниями, громко это делать они опасались. Наконец две буянки были приведены в порядок и царственным взглядом окинули гостью, храня молчание. Однако, надолго их не хватило и княжеские дочери подсели поближе и засыпали гостью вопросами. Откуда она? А как там люди живу? А какие женихи? А много их? А кто тот чернявый красавчик, что приехал с ней? А он женат? А Радмир какой? А что это за два необыкновенной красоты мужа? А они женаты? А есть среди ее спутников прынцы? А видела прынцев? Ох, как охота на живого прынца хоть одним глазком… А наколдовать прынца чародейка может? А у гостьи суженный есть? Нет?! Замуж не хочет?!! Вот дура-то!
Девушка не успевала отвечать на их вопросы. А на заключительную часть даже возразить не смогла. Спасла ее Полонея. Она увела Белаву подальше от сестер, желая показать той свой садик, который разбила в выпрошенной у батюшки комнатушке, где по ее настоянию прорубили большое окно. В комнатушке стало светло, а печь, топившаяся почти постоянно давала необходимое тепло. Полонея с гордостью показала распустившиеся цветы, а Белава вдохнула аромат, наполнявший комнатку и улыбнулась.
— Красота какая, — восхитилась девушка, разглядывая этот зимний сад.
Посреди комнатушки была разбита клумба, посреди нее возвышалась деревянная статуя русалки, стыдливо прикрывавшая грудь волосами. Вокруг этой импровизированной клумбы, росшей из широких ящиков, текла вода по желобам. Белава приглядывалась и так, и этак, но не смогла понять, как это происходит.
— Годемил мне воду пустил, — объяснила Полонея.
Белава вновь пригляделась и поняла, что это искусно наведенный морок. Она присела, закрыла глаза и дополнила морок при помощи более мощного, взятого у хозяина Затонухи. В «речке» появилась глубина, появилось илистое дно, и в кристально чистой воде засновали блестящие чешуей рыбки.
— Ох! — выдохнула Полонея. — Они настоящие?
— Морок, — сказала Белава, — но продержится долго.
— Спасибо, — горячо поблагодарила княжна. — Так стало еще красивей. Батюшка обрадуется, он любит сюда приходить и сидеть.
Девушки сели на скамью, стоящую среди кадок с цветами, расставленными по периметру комнатки. Полонея еще полюбовалась новшеством.
— А почему ты не поехала с ними? — спросила она. — Я бы обязательно поехала.
— Я бы тоже, — нахмурилась Белава. — Меня не взяли.
— Так сама поезжай! — жарко воскликнула княжна. — Мне батюшка многое запрещает, сама втихую делаю.
— Я слово дала, — мрачно ответила Белава и вспомнила, как уже выезжая из городских ворот, к ней подошел Радмир. «Чтобы ты не думала обо мне, знай, я хочу, чтобы ты была жива и счастлива. Сбереги себя. Обещай, что не бросишься за нами. По глазам вижу, что борешься с собой. Обещай, милая». И так он посмотрел на нее, было в ее глазах столько нежности и мольбы… Она не смогла не ответить: «Обещаю».
