Она обвела тяжелым взглядом горницу, заметила невольно отступившего в тень Радмира и угрожающе надвинулась на него. Воин судорожно вздохнул и сделал шаг в сторону, мысленно извиняясь перед разбойником за недоверие. Гремила проследила за движением мужчины и вдруг зарделась, потупила большие синие очи и часто заморгала ресничками.

— Здрав будь, добрый молодец, — проворковала она громовым раскатом голоса, и Лихой приоткрыл один глаз, наблюдая, как его подруга усилено кокетничает со странником.

— И тебе не хворать, красна… девица, — ответил Радмир, бросая взгляд на выдавшего себя атамана. — А вот и соколик твой очухался.

Лихой тут же поспешил снова лишиться сознания, но Дарей уже поднимал его, спеша на помощь воину, который мог стать новой жертвой гремилиных страстей, все еще не сводящей с него взгляда.

— Гремила, душа моя, — простонал разбойник, недобро глядя на чародея.

— Лишенько мой, — умилилась баба и заграбастала его в медвежьи объятья.

Атаман захрипел, пытаясь освободиться. Гремила откинула его назад, впиваясь в атаманские губы жарким поцелуем, но… продолжая лукаво смотреть на Радмира. Тот поспешил спрятаться за чародея, приговаривая:

— Аки голуби, ну чисто голуби нежные. И любит же тебя, Лихой, прям как моя Белава.

Гремила при упоминании некой Белавы потемнела ликом, но коситься на воина-странника не перестала. Лихой незаметно продемонстрировал кулак чародею и воину и покорился судьбе, погладив бабу по могучей спине. Наконец, его вернули в вертикальное положение, и разбойник поспешил отойти в сторону. Впрочем, могучая длань возлюбленной тут же вернула его под свое размашистое крыло.

— Гремила, душа моя, — начал Лихой. — Ты мне кое-что обещал недавно. Готова ли ты показать нам подземный ход сейчас?

— Сейчас? — она надула губки. — Покажу, так и быть, ежели после пойдешь со мной.

— У нас дела, голубка моя нежная, — попробовал сразу отговориться атаман.

— Стало быть с вами буду, пока дела не закончите. — она легко не сдавалась.

— Это не бабское дело…

— Буду с вами, я сказала, — Гремила ударила могучим кулаком по столу, и тот зашатался с жалобным скрипом. Возражений ни у кого не нашлось.

Вскоре трое мужчин уже шли за огромной женщиной, топот которой, казалось, способен разбудить весь Полянск. Остальных решено было не будить. Они прошли узкими улицами, миновали торговые ряды, обогнули царскую площадь, стараясь сильно не шуметь. Здесь даже Гремила вдруг пошла легко и почти неслышно. Наконец показалась главная Храмина. Она отличалась от остальных высотой строения и резными изображениями мифических существ, расставленных по дороге ко входу. Внутреннее убранство так же сильно отличалось от культовых сооружений. Обычно внутри Храмины располагалось только капище и идол, в главной же Храмине Полянии стены были расписаны, имелись скамейки, очерчивающие круглые очертания сооружения. И идол, изображавший четырехликую статую Великих Духов, был отлит из золота, а в глазах Духов стояли драгоценные камни. Но путники миновали и Храмину, устремляясь к хозяйственной пристройке, маленькому сараю.

Гремила легко сняла висячий замок, разомкнув дужку, и открыла дверь, сразу же опустившись на корточки. Она некоторое время водила над полом рукой, потом потянула за веревочное кольцо и тяжелая крышка поднялась, открывая проход под землю. Женщина махнула рукой спутникам и первая нырнула в черную дыру. Мужчины последовали за ней. Когда они спустились, Гремила ждала их с зажженным факелом. Радмир осмотрелся и увидел несколько факелов, приготовленных для подобного случая. Гремила осмотрела троих мужчин, кокетливо похлопала ресничками и повела за собой.

Дарей подошел к ней поближе, желая поговорить. Женщина заметила чародея и кивнула, давая понять, что говорить можно.

— Скажи, Гремилушка, — начал Дарей, тщательно подбирая слова. — Что ты знаешь о явлении бога на земле?

— Этот дурацкий бог… — она вдруг скривилась. — Он явился несколько лет назад, может десять, может чуть меньше. Я тогда убиралась в покоях, это уж после меня взяли в кухарки. Так вот, он явился к царю и предложил возвеличить его. Благомил не такой как мы, совсем другой. Говорит как-то иначе, выглядит иначе, особенно глаза, будто зеленоватая вода. Царь тогда посмеялся над пришлым, но тот не смирился. Уж не знаю как, но он добился того, что стал первым советником при нашем Краснославе. Царь Благомилу только что в рот не смотрел. Пришлый жил в большом тереме недалеко от дворца. Перед ним все трепетали. Стоило ему взглянуть на тебя, и ноги подгибались, такая дрожь шла по телу. Будто… будто жизнь уходила. Я аж холодела вся. — мужчины с сомнением переглянулись, но перебивать не стали, и Гремила продолжила. — Потом первый советник стал единственным, кого царь принимал ежедневно, всех остальных звал только чтобы издать новый указ. Народу Краснослав показывался еще о прошлом годе, но уж почитай месяца два его вообще никто не видел. Меня вскоре убрали из двора, что там происходило дальше, я не знаю. А Благомил поселился в этой страшной махине. Зайти туда нельзя, дверей нет.

— А как же воины, которых царь призвал? — вмешался Лихой.

— Соколик мой любопытный, — она растянула губы в ласковом оскале. — Там стена тает, когда надо кого-то запустить или выпустить. Иначе внутрь не попадешь.

— Неужели никак не проникнуть? — в голосе Радмира появилась нотка отчаяния.

— Никак, — подтвердила Гремила. — Но к царю Благомил приходил, не открывая свою махину.

— Любопытно, — задумчиво произнес чародей. — А откуда он взялся в Полянии, даже никаких толков не ходило?

— Только когда стали менять волхвов, начали говорить, что он пришел со далеких звезд, чтобы изменить наш мир. Но однажды я слышала, как шептался прежний первый советник с начальником стражи, что Благомил явился из Семиречья. Вскоре их обоих нашли мертвыми, а я смолчала, что нечаянно их разговор подслушала, убираясь в соседних покоях.

— Из Семиречья? — вновь заговорил Дарей. — Ну, это уже что-то… Гремила, а заметила ли ты, как поменялись ваши войны?

— А кто ж не заметил, — хмыкнула она. — Вот был у меня дружок, стражник Звяга. Ходил ко мне, подарочки дарил. Веселый был, жуть. А однажды иду, а он подле дворца стоит. Я ему подмигиваю, а он будто не признал, даже не ответил. Ну, я и осерчала, — мужчины тихо усмехнулись. — Подхожу к нему, руки в бока уперла. Думаю, сейчас встряхну его, а тут Звяга на меня глаза поднял, а они пустые… дохлые. Тут-то меня страх и разобрал. С тех пор ни разу не слышала, чтобы он засмеялся. А ведь такой смех у него был замечательный, я всегда тоже начинала смеяться, даже если злилась. Не ревнуй, мой соколик, — женщина вдруг обернулась к атаману, и тот вздрогнул. — Я тебя лишь люблю, — мужчина гулко сглотнул и побледнел. — А потом я стала замечать, что и все изменились. Не только стража. Если бы меня не прогнали, я бы сама ушла. Уж больно жутко стало там находиться.

Она замолчала, и мужчины не стали нарушать это молчание. Путники прошли несколько развилок и приблизились к небольшой деревянной двери. Гремила приоткрыла ее, заглянула внутрь и уверенно шагнула, поманив за собой своих спутников.

Белава сидела в просторных покоях, уныло глядя на красивое зеленое платье, лежавшее на широкой постели. После ее попытки затеять скандал, Благомил растворился в воздухе, а она оказалась в этих самых покоях. Не так давно к ней явился бесплотный дух пожилой женщины и сообщил, что великий будет ожидать ее на ужин, а потом появилось это дурацкое платье, причем, не одеть его она не могла. Злобно пыхтящую девушку вымыли в каком-то необычайно большом корыте на ножках, предварительно лишив одежды, тем же простым способом, она просто исчезла с тела. Неприятным открытием стало и то, что альвийское заклинание более не откликалось. И вот теперь она сидела, замотанная в широкое белоснежное полотно, и все тот же бесплотный дух расчесывала ей волосы, сразу подсушивая. Такой беспомощной чародейка себя не чувствовала никогда!