— Любишь его? — то ли спросил, то ли утвердил он.

— Люблю, — тихо ответила она, пряча глаза.

— А меня?

— И тебя, но иначе, — Белава посмотрела на него и снова опустила глаза.

— Для свадьбы совсем такая любовь не подходит? — Ярополк грустно усмехнулся, уже зная ответ.

— Нет, Ярушко, совсем не подходит.

— А для дружбы?

— Для нее в самый раз.

— Больно, — сказал он, не обращаясь к ней. — Но я переживу, правда. Итак слишком долго мучил тебя и себя. Знал ведь, кто тебе нужен, но о себе больше думал. Ты уж прости меня, душа моя. Я более не настаиваю на свадьбе, но дозволь иногда навещать тебя, остаться тебе другом, братом. Кем скажешь, тем и буду.

— Ты отпускаешь меня, Ярушко? — Белава подняла на него глаза.

— Отпускаю, Белавушка. Разве ж могу я обижать ту, что мне жизнь подарила, — он снова грустно улыбнулся. — Просто я очень тебя люблю и больше не могу смотреть, как ты через себя переступаешь. Будь счастлива, чародейка. Но если вдруг тебе надоест этот насмешник, я всегда в твоем распоряжении, — он тихо рассмеялся, и девушка поняла, что последняя фраза шутка.

— Спасибо, — ответила она и обняла Ярополка, нежно целуя в щеку. — Я всегда мечтала иметь старшего брата.

— Значит у меня вместо невесты появилась сестра. А что, невест вон сколько ходит, а сестра одна.

Тысячник слегка поддел пальцем ее носик и снова улыбнулся. Радмир не появился и до их отъезда. Белава с тоской смотрела на покидаемый берег Граньки.

— Где же ты, любый мой, — с тоской прошептала она.

Злата лениво брела к чародееву подворью, время от времени всхрапывая и потряхивая головой. Прошел месяц, как они вернулись после полянских событий. Всемила настояла, чтобы дочь пожила в отчем доме, отдохнула от всех невзгод и набралась сил. Матушка окружила приунывшую Белаву заботой, стараясь развеселить девушку. Но та грустила, все более уходя в себя.

— Бесов странник, — ворчала матушка, когда Белава не слышала. — Доводит дочку мне. И куда делся?

Девушка один раз не выдержала и отправила Радмиру вестника, но ответа так и не получила. Возможно вестник так и не нашел его, а может он просто не захотел отвечать. Иногда ее обжигало огнем от мысли, что Благомил успел наговорить страннику о ней все, что заставлял делать. Тогда хоть было ясно, куда он пропал. И было больно, так больно, как еще никогда не было. По ночам она тихо плакала в подушку, и Всемила наконец решила, отпустить дочь к Дарею. Пусть хоть в обучении забудется.

И вот теперь они со Златой неспешно двигались к Дарею. Не было той радости, что гнала ее после сватовства Ярополка, не было хитрого Лешего в облике нагловатого лиса, была тоска. И кобылка поддалась настроению хозяйки. Вот и знакомый пригорок, вот и ворота, которые открыл вечно взлохмаченный Дикуша, приветливо подмигнув девушке. Она вошла в терем, поздоровавшись с Ярой и Кумаем, поднялась к себе в свтелку и замерла, глядя на два небольших сундука, стоящие на лавке и маленький ларчик.

Белава подошла к сундукам, откинула крышки и замерла, изумленно глядя на… красные бусы. Она лихорадочно открыла ларчик, там лежали сережки с изумрудами.

— Как и обещал, — раздался голос за ее спиной. — Два сундука красных бус и сережки. Как твои глаза, солнышко мое ясное.

Сердечко бешено забилось в груди девушки, она обернулась и не сдержала слез, глядя на улыбающегося Радмира. Она бросилась к нему и вместо объятий, который он открыл ей, начала бить воина кулачками в грудь.

— Где ты был? Где ты был, гадкий насмешник? — кричала она. — Ненавижу тебя, ненавижу!

— И я тебя люблю, — тихо ответил он и опять воспользовался излюбленным средством— заткнул рот девушки поцелуем.

Он рассказал, что прилетел из дома вестник, где докладывали, что пришла беда и просили защиты. Радмир увидел, что Белава вне опасности и побоище почти закончилось, вскочил на Дымку и понесся домой. Все решил и прямо сюда, к ней.

— Истосковался я, лебедушка, сил нет, как без тебя нехорошо, — говорил воин, целуя светящееся от счастья личико Белавы.

— Я тебе вестник посылала, — сказала она и потерлась щекой о его плечо.

— Я не получал, лебедушка, честно, — ответил Радмир. — Не молчал бы я, поверь. — потом повернул ее к себе лицом и спросил, — Выйдешь за меня?

— Да! — радостно воскликнула она и повисла на шее воина. — Думаешь, я позволю тебе жить спокойно? Никуда ты от меня не денешься.

— Даже страшно стало, может передумать, пока не поздно? — засмеялся он и добавил с нежностью. — Никуда я от тебя не денусь, вздорная наглая чародейка, — и снова прижался к ее губам нежным поцелуем.

Со двора раздался шум. Кто-то въехал в ворота, заливисто залаяла собака. Радмир и Белава выглянули в окно.

— Шукля, — воскликнули они в один голос и бросились на улицу.

Там их ожидал еще больший сюрприз. Во двор въехали два всадника. Лихой весело помахал им рукой, подмигивая плутоватым глазом, а рядом с ним стояла, скромно потупясь… Гремила.

— Что за диво?! — воскликнул Дарей, разглядывая ожившую женщину.

— Выполнил-таки Благомил значит мою просьбу, — удивленно выдохнула девушка.

— А мы поженились, — весело сообщил атаман. — Я как в дареев дом вернулся в Полянии, а она там сидит, слезы льет, так замуж и позвал. Люблю ведь, оказывается.

— Да ну тебя, Лишенько, — скромно громыхнула женщина.

— А пса домовой спрятал, когда оборотни на моих людей напали, — продолжал рассказывать разбойник. — Вот, забрали с собой. Хороший пес.

— Идите уже за стол, — крикнул улыбающаяся тетка Яра, выглянув из терема.

Дарей повел гостей в дом. Радмир задержал Белаву, развернув к себе.

— Неужто не сон, неужто и вправду вместе? — спросил он.

— Если сон, то пусть мы никогда не проснемся, — ответила девушка и нежно поцеловала своего воина.

Дарей выглянул из дверей, усмехнулся, глядя на них и вернулся в дом, оставив двум влюбленным весь мир, покрывающийся цветами азаила, расцветающими вокруг мужчины и девушки.

Городская суета оглушала, изматывала, высасывала силы. Люди сновали по своим делам, торговались, сплетничали, ругались и били по рукам. Шум базара раздражал, но пройти мимо было невозможно, потому что базар в Белом Граде — это нескончаемое многообразие товаров и развлечений. Сюда съезжались люди и нелюди, чтобы продать или купить, приобрести полезные знакомства, да и просто развлечься. В разных концах базара стояли помосты, где выступали циркачи и актеры разных рас и жанров.

Именно на белоградский базар и направлялась девушка на рыжей лошадке. На девушке был одет кафтан царских чародеев, украшенный на рукавах золотым солнцем, чудной меч с рукоятью змеиной головой периодически шипел, когда девушка приближалась к прилавку, за которым стоял нелюдь, но она не обращала внимания, угрозы здесь не было. Да и связываться с царским чародеем было совершенной глупостью. Девушка ненадолго остановилась, осмотрелась и направилась к яркому шатру, где надрывался зазывала в не менее ярком одеянии. Рыжая кобылка ткнулась мордой в плечо зазывале, и тот резко обернулся, собираясь нехорошо назвать нерасторопного прохожего, но, рассмотрев всадницу, тут же расплылся в подобострастной улыбке:

— Белавушка, — проворковал он, — здрава будь, голубица наша распрекрасная. Как жива-здорова?

— Твоими молитвами, Берсень, — усмехнулась в ответ чародейка. — Чем сегодня народец радуешь?

— Так ведь знамо чем, — Берсень посмотрел ей в глаза наичестнейшим взглядом. — Ковры шамаханские, платки батурские, кружева гневешские, бусы и серьги из Рославаграда. Все как всегда, благодетельница, все как всегда.

— И хорош у тебя товар, Берсень, — подмигнула девушка. — А нет ли у тебя чего необычного, с Буяна-острова, например?