Они встретились взглядами, и — как это бывает — родилось чувство понимания, что они могут быть очень полезными друг другу.

Когда Зобова назначили командиром в/ч 35252 и повысили в звании, у него с Мещеряковым уже были завязаны крепкие деловые отношения типа «товар — деньги».

— Поедешь со мной на Камчатку? — спросил Зобов Мещерякова.

— А что там?

— Красная икра, курортные места, особый статус части, медвежья охота и бесконтрольность.

— Надолго?

— Как понравится.

Старлей раздумывать не стал:

— Едем, Виктор Сергеич! Мне нравятся… курортные места и бесконтрольность.

Капитан Мещеряков в последний раз оглянулся на дверь, над которой трудились два сварщика, и пошел к серебристой «тойоте» с тонированными стеклами. Около машины его ждал узкоглазый мужчина, похожий на японца.

— Все, — сказал Мещеряков. — Запечатан наглухо. Не выберется.

— Вы все сделали правильно, — закивал головой «японец». — Получите первую часть гонорара.

Узкоглазый открыл багажник и достал оттуда небольшой кожаный чемоданчик.

— Здесь половина. Остальное получите в обмен на интересующего нас человека. По нашим сведениям, он находился в сбитом вашим «МИГом» самолете, остался жив и с группой наших товарищей вошел в ущелье недалеко от Калчей.

— Их перестреляли там всех, — сказал Мещеряков. — Час назад мне принесли радиограмму — один из них сбил «КА-50», а Зобов приказал летунам в случае сопротивления ответить силой.

— Ваша информация не совсем точна, — сказал «японец». — Наши люди погибли, это верно, но тот человек жив и движется, по последним сведениям, вот по этому маршруту.

Он достал из кабины трассер и показал Мещерякову тонкую нить на экране.

— Так, — наморщил лоб адъютант. — Это, это… Ну правильно, куда ж ему еще деваться. Идет к «четверке».

— Пункт номер четыре?

— Совершенно верно. Ближе всего от ущелья именно он.

— Пошлите туда своих людей. Пусть встретят его.

Адъютант отвел глаза.

— Что такое?

— Уже посылали. Вчера. У нас начались, так сказать, подготовительные работы по обеспечению безопасности. Защищаем близлежащие пункты. Без ведома Зобова, естественно.

— Зачем вам это?

— Когда мы от его имени выдвинем требования к правительству, такая заварится каша! Надо все предусмотреть.

— Вы хотите независимости? — поинтересовался узкоглазый. — Собственное государство?

— Независимости, но финансовой, — сказал Мещеряков. — Как вы считаете, если припугнуть их командиром части, который готов вот-вот нажать на кнопку, предъявить пару сотен заложников из местного населения и расстреливать каждый день в знак серьезности намерений двух… нет, пять человек, они сломаются?

— Смотря какую сумму вы будете требовать.

— Миллионов пятьсот. В долларах, естественно.

Узкоглазый позволил себе вежливо улыбнуться.

— Это большие деньги, господин Мещеряков. На фоне такой суммы наш подарок кажется жалким.

— Ну что вы, — возразил адъютант, пересчитывая в чемоданчике пачки. — Миллион долларов не может быть «жалким». И, кроме того, мне придется делиться. С командиром ПО, с караульным взводом, другими офицерами — всеми, кто посчитал нужным перейти на нашу сторону. Платить личному составу. Интриги, знаете ли, дорогое удовольствие.

«Японец» закивал головой:

— Вы правы. Но вернемся к нашим, как говорится, баранам. У нас, как вы поняли, есть возможность сообщать вам о всех перемещениях интересующего вас человека. От вас требуется одно: взять его живым — мертвый он нам не нужен — и передать нам в обмен на оставшуюся сумму.

Адъютант засмеялся и похлопал узкоглазого по плечу:

— Да не волнуйтесь вы, Шурахмет. Сделаем всё в лучшем виде, на блюдечке принесем. А зачем он вам, если не секрет? А? Если за него миллион даете, значит, стоит он не меньше десяти — я верно посчитал? Может, пересмотреть условия договора? Например, пять?

Шурахмет вежливо засмеялся:

— Ценю ваш юмор, господин Мещеряков. Я тоже люблю иногда пошутить. Например: что вы скажете, если с просьбой о поимке необходимого человека мы обратимся к командиру ПО? А вас, чтобы не было лишних осложнений, попросим убрать. Как вы думаете, за двадцать тысяч он согласится выстрелить вам в затылок?

— Он и за десять согласится, — признался Мещеряков. — Шуток вы не понимаете, Шурахмет. Я же сказал — все будет в лучшем виде.

— Любите вы шутить, — сказал узкоглазый. — Пока нож к горлу не поднесешь. Вот тогда и серьезность в глазах появляется. Но иногда бывает слишком поздно. Вы уж не шутите больше, Мещеряков, хорошо?

— Хорошо, — хмуро сказал адъютант. — Поехали от этой… могилы.

«Тойота» резко взяла к «тридцатке».

— Они там крепко сидят? — спросил узкоглазый.

— Крепко, — сказал адъютант. — Вы же видели — двери заваривали при вас. Взрывчатки у них нет. Не беспокойтесь.

— А дополнительные выходы? Многоходовые комбинации?

— Там нет дополнительных выходов. И что вы имеете в виду под многоходовыми комбинациями? Свечка пережжет веревочку, веревочка освобождает ремень, который разбивает окно. Сторож просыпается и кричит: «Какого хрена не даете мне спать?» Так?

— Да, да, — серьезно сказал Шурахмет. — Если у него есть рация, то Зобов может позвать на помощь — вот и все. Или открыть шахту. Оттуда есть выход на пульт?

— О рации мы позаботились, — сказал Мещеряков. — У нее вместо антенны эквивалент. Дальность — метров сто, не более. И никаких выходов из шахты на пульт нет.

— Зачем это вам? — пожал плечами узкоглазый. — Эквивалент? Не проще было полностью изолировать Зобова?

— Мы еще с ним беседовать будем, — улыбнулся Мещеряков. — Ведь нужно как-то подтвердить, что командир в шахте в ярости, практически полубезумен. Скомбинируем что-нибудь и кинем в Москву.

— Насколько я осведомлен, — сказал Шурахмет, — всеми кодами для запуска распоряжается президент. Вам все-таки могут не поверить.

— А вот это неверно, — сказал адъютант. — Кодовые комбинации не президент составляет. Есть спецы, и не один. И двигать на часть войска, не будучи уверенным на тысячу процентов в том, что не произошло утечки, никто не будет. Слишком велик риск. И кроме того — что такое для России пятьсот миллионов долларов? Наскребут среди банкиров и промышленников. Миллиардеры у нас, слава богу, есть.

— И не один десяток, — подтвердил узкоглазый.

Адъютант с интересом взглянул на него.

— За вами чувствуется сила, Шурахмет. Такие средства тратите на какого-то… меня. Почему бы не упаковывать Зобова в подземелье, а предложить эти деньги ему? За такую сумму он сделал бы все, как надо.

— Вы плохо знаете своего командира, — покачал головой узкоглазый. — Поиски необходимого нам человека могут потребовать решительных мер, например, блокады Калчей. Как следствие — эксцессы против населения. Среди личного состава наверняка будут недовольные, которых придется нейтрализовать. У Зобова сейчас своих проблем по горло… А вы молодец! Ловко провернули нашу просьбу об изоляции генерала.

— Хочешь жить — умей вертеться, — сказал Мещеряков. — А хочешь жить хорошо — умей убивать. Так значит, вы решили, что Зобов не сможет пролить кровь, а я смогу?

— Наши аналитики сделали именно такое заключение. Зобов — упрямый, беспринципный и рисковый — но до некоторого предела. У него есть тормоза. Хорошая генная наследственность.

— Это что за зверь? — удивился Мещеряков.

«Тойота» вылетела на пригорок. Впереди показалась будочка КПП.

— Притормозите, — попросил Шурахмет. — Если этот вопрос вас заинтересовал, я попробую объяснить все в доступной форме.

Из КПП выскочил ПОшник и, подняв полосатый шлагбаум, вопросительно посмотрел на машину. Видя, что иномарка дальше ехать не собирается, он потоптался в нерешительности и ушел обратно в будку.

— Как вы считаете, Мещеряков, — спросил Шурахмет, — почему любой народ в массе своей не может обладать отрицательными чертами — трусость, подлость, предательство — в количествах, превосходящих положительные — патриотизм, чувство долга, гордость за соотечественников?