— Ты что здесь топчешься?

Я приоткрыл дверь, ожидая увидеть привычные ряды банок, наполненных всем, что только можно себе представить, от каменной соли до кладбищенской пыли. Толстые тома в кожаных переплетах и тетради с рецептами, не имеющими отношения к кулинарии. Комната Эммы напоминала мне аптеку, в недрах которой хранились тайные средства, способные исцелить любой недуг.

Но передо мной предстало нечто иное. Здесь царил дикий беспорядок, совсем как у меня наверху, после того, как я вывалил на пол содержимое двадцати обувных коробок. Вероятно, я застал Эмму в разгар поисков.

Бутылочки с ярлыками теснились на комоде. На полу и на кровати валялись книги и старые дневники с записями на галла, языке ее предков. Еще я заметил черные перья, ветки и кучку камней.

Эмма сидела на ковре.

— Что стряслось? — поинтересовался я, переступая через порог и протягивая ей руку, чтобы помочь встать.

— Ничего, — проворчала она. — Я навожу порядок. Тебе, кстати, тоже не мешало бы заняться адским местом, которое ты называешь своей комнатой! — заявила Эмма. — Хватит, пойдем, а то пироги подгорят!

Она оттолкнула меня, но я не сдавался.

— Что со мной не так? — выпалил я.

Эмма, не оборачиваясь, ответила:

— Тебе семнадцать лет! Полагаю, с тобой практически все «не так»!

— Ты о чем? О том, что я превратился в левшу, разлюбил шоколадное молоко и твою чудесную яичницу? Начал забывать, как зовут моих друзей?!

Эмма медленно обернулась и уставилась на меня горящими карими глазами. Похоже, она оценивала обстановку. Наконец, она набрала воздуха в легкие, словно решив выложить мне все начистоту, но вместо этого произнесла:

— Не понимаю, о чем ты! Но я спрошу у предков. Может, дело в жаре и в противных жуках! Теперь чародеям нелегко приходится.

Тут я не на шутку рассердился:

— Эмма, что тебе известно?

— «А я знаю, Искупитель мой жив», — вызывающе посмотрела она на меня.

Она процитировала строчку из псалма, который пели в церкви, когда я был маленький и кидался шариками из жеваной бумаги, чтобы не задремать.

— Эмма, перестань!

— «И мысль о том меня всегда утешит», — добавила она, погладив меня по спине.

— Эмма, прошу тебя!

Она продолжала распевать псалом, как безумная. Обычно люди ведут себя подобным образом, когда знают, что беды не избежать. Они считают, что другие ни о чем догадаются, а зря.

— «Он жив, смертию смерть поправ, Он жив, мой Царь и Бог…» — заливалась Эмма, выталкивая меня из комнаты. — Пора садиться за стол, а то бабушки проберутся на кухню и спалят дом! — провозгласила она, стремительно удаляясь от меня по коридору. — А ну-ка, побыстрее, а то еда остынет!

Наверное, скорее «Царь и Бог» ответит мне на мой вопрос… но уж точно не Эмма.

Вздохнув, я побрел за ней. Гости уже были здесь: Лена и Мэкон переговаривались в одном углу комнаты, а в другом Мэриан что-то обсуждала с тетей Кэролайн. Эмма громогласно раздавала приказы из кухни, где покоилась запеченная индейка. Бабушка Грейс, шаркая ногами и махая носовым платком, двинулась к стулу.

— Не заставляйте прекрасную птицу ждать, — приговаривала она. — Она умерла достойнейшей смертью, и мы должны оказать ей последние почести!

— Да ей же всадили в зад порцию картечи! — возмутилась бабушка Мерси и, оттолкнув сестру, уселась поближе к блюду с печеньем.

— Мерси Линн, только не начинай! Твое вегетарианство — первый шаг на пути к тому, чтобы стать падшей женщиной, которая не носит трусиков и не ходит на проповедь!

Лена села рядом с Мэриан, стараясь не расхохотаться. Даже Мэкон с трудом сохранял серьезный вид. Папа казался невозмутимым. Слушая перепалку бабушки Мерси и бабушки Грейс, я ощутил, как мне недостает бабушки Пру. Заняв свое место, я вдруг понял, что мне не хватает еще кое-кого, и спросил:

— А где Лив?

— Дома, — просто ответила Мэриан, бросив взгляд на Мэкона.

— Это не по-американски! Итан, а ты ее приглашал? — подлила масла в огонь бабушка Грейс.

— Во-первых, Лив не американка. Во-вторых — да, мэм, я звал ее на обед.

Я немного покривил душой. Если честно, я попросил об этом Мэриан.

— Вряд ли бы она чувствовала себя здесь уютно, — пояснила Мэриан, разглаживая на коленях салфетку.

Лена прикусила губу, испытывая чувство неловкости.

«Я виновата».

«Нет, я».

«Чувствую себя последней сволочью».

«Я тоже, Эль».

К счастью, этот момент в дверях появилась Эмма с кастрюлей, из которой валил пар. К нам прибыла ее коронная запеканка из зеленой фасоли. Разговоры тут же прекратились.

— Пора возблагодарить Господа нашего и начать трапезу, — заявила Эмма.

Папа, как всегда, отодвинул для нее стул.

Мы взялись за руки, и тетя Кэролайн, склонив голову, по традиции прочитала молитву благодарения.

Я чувствовал силу своей семьи. Подобное ощущение было у меня, когда я присоединился к чародейскому кругу. Сейчас с нами только Лена и Мэкон, но присутствие магии оказалось не менее явственным. Вибрации заполняли собой все, заглушая жужжание саранчи. Энергетическое поле гудело громче, чем инкубы, с душераздирающим криком разрывающие небо.

И вдруг я снова услышал ее. Вместо молитвы у меня в ушах зазвучала песня, и на миг я испугался, что у меня голова расколется.

Тетя Кэролайн закончила молиться, а я был готов рухнуть на колени.

А позже победителем был объявлен ореховый пирог. Наевшись индейки, папа уснул, устроившись на диване между Сестрами. Обед считался оконченным, когда никто из нас уже не мог сидеть на жестких деревянных стульях.

Против обыкновения, я почти ничего не ел, мучаясь от чувства вины. Ведь Лив находилась глубоко под землей, одна-одинешенька.

В Англии не празднуют День благодарения! Ну и что?

«Я понимаю».

Лена в упор смотрела на меня.

«Эль, это не то, что ты думаешь!»

— А разве тебе известны мои мысли? — осведомилась Лена. — И тебе надо завернуть несколько кусков пирога и отнести Лив.

— Ты вправду так хочешь?

— Пока Ридли не наложила на нас Furor, я даже не представляла себе, что чувствует Лив, — смущенно отвернулась Лена. — Я знаю, каково это — не иметь друзей. А потерять их, наверное, еще тяжелее.

— То есть ты хочешь, чтобы я дружил с Лив? — недоверчиво переспросил я.

— Нет. Но я доверяю тебе, — с трудом выдавила она.

— Погоди, ты меня проверяешь? Ну, вроде тех тестов, которые девушки устраивают своим парням, чтобы те прокололись?

— Нет, — улыбнулась Лена, заворачивая в фольгу остатки орехового шедевра.

Не успели мы выйти за дверь, как нас застукала Эмма:

— И куда вы собрались?

— В Равенвуд. Пусть Лив попробует твой ореховый пирог.

Эмма попыталась наградить меня своим фирменным взглядом, но на сей раз у нее ничего не получилось.

— Значит, ты опять заберешься в туннели? — не сдавалась она.

— Я только проведаю Лив и вернусь! Обещаю!

— Ладно, — смирилась Эмма, потирая золотой кулон. — И никаких заклинаний, пожаров, вексов и прочих демонов! Слышишь меня, Итан Уот?

Я всегда слышу Эмму, даже когда она молчит.

Лена приоткрыла Внешнюю дверь, спрятанную под ковром в комнате Ридли. Мне до сих пор не верилось, что она разрешила мне спускаться к Лив. Хотя, с другой стороны, Лена знала, что ее молодой человек однажды собрался поцеловать другую девушку. Так что остальное за мной.

— Я буду здесь. Надо порыться в вещах Ридли, — сказала мне Лена напоследок.

Интересно, заходила ли она сюда после той ночи, когда мы обнаружили Джона? Лена очень переживает за Ридли, тем более что та теперь — совсем беспомощная обычная девчонка.