— Святой отец просил меня передать вам кое-что, — сестра Анна шелестела своими бескровными губами почти у моего уха. — За вами должны были прийти еще вчера, но, видимо, что-то помешало… Святой отец велел мне помочь вам покинуть нашу обитель сегодня к вечеру, если, конечно, кто-то явится. Будьте готовы и никого, кроме меня, не впускайте. Одежду, деньги и документы я занесу через пару часов. Вам все понятно, сестра?

Я кивнула.

— Крепитесь, — прошептала она и вдруг погладила меня по плечу — очень осторожно, словно плечо мое было сплошной раной. И от этого легкого прикосновения мужеподобной сестры Анны мне стало совсем худо…

13 января 1978 года

За пятнадцать лет работы в разведке Грин видел этого человека дважды. В первый раз — в шестьдесят седьмом, через месяц после триумфального завершения Шестидневной войны, когда именно он, не имеющий имени, возраста и особых примет, сообщил Грину о назначении его резидентом в США и Канаде. Во второй раз — в семьдесят втором, после мюнхенской бойни. Обе встречи проходили с глазу на глаз на конспиративных квартирах в густонаселенной южной части Тель-Авива. И хотя длились они не больше получаса, после каждой наступали в жизни Грина суровые перемены…

Уроженец Штатов, выходец из весьма состоятельной семьи калифорнийских евреев, перебравшихся в Новый Свет из Бельгии в конце прошлого века, Грин, получивший блестящее образование, начавший карьеру в одной из самых престижных юридических фирм Бостона и завербованный Моссадом в начале шестидесятых, знал об этом человеке так мало, словно был не ключевой фигурой Моссада в Северной Америке, а каким-нибудь любознательным журналистом из провинциальной «Канзас кроникл», безнадежно мечтающим написать очерк о легендарном шефе израильской разведки. Правильнее было бы сказать, что Грин не знал о нем ничего. Когда-то это его задевало. Ему казалось, что в таинственности, окружающей этого человека, проявляется некое недоверие лично к нему, Грину, так и оставшемуся для израильтян чужаком. Позднее он понял, что таков стиль. Про Моссад нельзя было сказать, что его сотрудники строго придерживались тотальной конспирации, — о другой здесь просто не слышали.

…Отыскав нужный дом — четырехэтажную железобетонную коробку с наглухо задраенными жалюзи (израильское солнце даже зимой на чины не смотрит), Грин уверенным шагом прошествовал мимо двух молодых мам с колясками, оживленно обсуждавших у подъезда достоинства нового стирального порошка, поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка над маленькой медной табличкой, на которой по-английски и на иврите было написано: «Менахем Гордон, страховой агент».

Дверь открыли сразу, словно звонок приводил в действие защелку. «Наверно, так и есть», — подумал Грин, с трудом ориентируясь в вязком сумраке коридоров после получасовой ходьбы по вываренным в солнце тель-авивским улочкам. Воздух в квартире был несвеж, словно ее давно не проветривали. Когда глаза чуть привыкли, Грин разглядел небольшую, скупо обставленную гостиную. В кресле-качалке, лицом к нему, сидел тот, настоящее имя которого знали, возможно, не более пяти человек. Из нагрудного кармана его старомодной сероватой тенниски торчал зажим авторучки. Даже не сделав попытки привстать, «страховой агент Менахем Гордон» кивком указал Грину на крохотный ветхий диванчик по другую сторону журнального столика.

Грин сел и молча уставился на легендарного шефа Моссада, не ожидая ничего приятного от этой встречи и в то же время испытывая что-то смахивающее на обалдение мальчишки из бедного квартала, увидавшего на витрине дорогого магазина швейцарский спиннинг для ловли форели.

— Хотите попить?

Как и в предшествовавшие две встречи, Гордон говорил по-английски, хотя знал, конечно, что Грин владеет ивритом не хуже коренных израильтян. Это было странно, прежде всего потому, что английский Гордона был довольно плох: он, скорее всего, изучал его самостоятельно, в кругу киббуцных друзей. Похоже, что старик не упускал случая попрактиковаться в чужом языке или демонстрировал таким занятным образом уважение к заокеанскому гостю.

— Благодарю вас, сэр, мне не хочется.

— Как долетели?

— Нормально.

— Жена, дети?

— Спасибо, сэр, все здоровы.

— Тогда к делу…

Гордон чуть поддернул идеально выглаженные брюки и закинул ногу на ногу. У него было совершенно гладкое, без единой морщины, лицо. Никаких примет возраста — ни складок у губ, ни морщин на шее, ни мешков под глазами, ни пигментных пятен на руках. Тем не менее Грин чувствовал, что его собеседнику не меньше семидесяти. Трудно сказать, что говорило ему об этом: голос, сутуловатость плеч, выражение глаз…

— Я хотел увидеться с вами по нескольким причинам. Во-первых, получено подтверждение сроков встречи в Майами. — Гордон облизнул губы. — Все сходится: двенадцатое февраля, одиннадцать тридцать, отель «Марион», номер 1132…

«Вот такие все мы, евреи! — с горечью подумал Грин. — Закрутить комбинацию, рисковать людьми, получить за это стопроцентно надежные данные — и одновременно не просто подстраховывать исполнителя, но еще и проводить параллельную операцию. Один Бог знает, чего стоило этому мастодонту его „подтверждение“…»

— Источник информации с самого начала не вызывал сомнений, сэр.

— Вы уже встречались с Амосом? — явно игнорируя последнюю реплику, спросил Гордон.

— Да, вчера вечером.

— Детали операции уточнили?

— Да, сэр.

— У вас есть вопросы ко мне?

— Нет, сэр.

— ЭТО должно случиться где угодно, но только не в номере.

— Так и будет, сэр.

— Хорошо. — Гордон аккуратно расправил складки на брюках. — Теперь еще вот какая штука… Русские вышли на нашего человека в Копенгагене. Предлагают обменять Тиша на ту журналистку. А для довеска обещают указать, где находится Абу-Исмаил из «Черного сентября». Вам, вероятно, известно, что наши люди безуспешно ищут его шестой год…

— Насколько серьезно это предложение, сэр?

— Есть о чем поговорить.

— Это каким-то образом связано со мной?

— Да. Поскольку вы вели переговоры с американцами.

— Вы допускаете, сэр, что?..

— Когда речь идет о жизни израильтянина, я допускаю все! — Гордон вновь закинул ногу на ногу. — А речь идет именно о его жизни. Русские его никогда не выпустят, причем у них есть для этого законные основания. Я бы не хотел, чтобы так и закончилось. Подобный финал нежелателен и по политическим соображениям. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Да, сэр.

— Ваши предложения?

— Тут мало вариантов, — Грин пожал плечами. — Если КГБ не хитрит, мы получаем Тиша и голову террориста в придачу. Обычная сделка, сэр. Правда, не без убытка. Как вы справедливо заметили, переговоры с ЦРУ вел я. И я же, стало быть, окажусь в их глазах полным банкротом.

— А они узнают, что Мальцеву сдали именно вы? — голос Гордона неожиданно стал вкрадчивым.

— Мы, сэр, — с трудом сдерживая злость, уточнил Грин. — Это сделаем мы, Моссад. И, конечно, они узнают. Сами русские не преминут довести до них эту информацию.

— Ваше мнение?

— Я против, сэр.

— Вам легко говорить, — пожал плечами Гордон.

— Пожалуйста, объяснитесь, сэр! — Грин старался держать себя в руках. — На что вы намекаете? Я не наемник, я такой же еврей, как вы, а то, что мои родители имели…

— Вы меня не так поняли! — Гордон поморщился. — Если бы вы знали, Грин, как я устал от этих бесконечных галутных комплексов! С каждым нужно разговаривать, как с послом великой державы. Я имел в виду совершенно другое: к счастью для себя, вы живете вдали от Израиля и избавлены от необходимости вариться в этом сумасшедшем политическом котле… — Гордон достал белоснежный платок и трубно высморкался. — Еще меньше, чем вы, я хотел бы портить отношения с американцами. Потому, собственно, вы и здесь. И я спрашиваю вас: существует ли третий вариант?

— То есть?