— Сэр, но это и есть убеждения.

— Да, но не политические. Человеческие, Юджин! И когда мои соотечественники в моей собственной великой стране, которую даже враги называют оплотом мировой демократии, садятся с ними за стол переговоров, я понимаю одно: эти парни получат еще пару-тройку миллионов долларов американских налогоплательщиков, чтобы прикупить пластиковой взрывчатки и прочего дерьма для победы палестинской революции. Мой отец — ирландец, Юджин. Мать — стопроцентная американка. Евреев в роду не было и в ближайшее время не предвидится. И я никогда никому не продавался. Единственное, чего я хочу, — это умереть честным солдатом. Вот и все.

— Я понял вас, сэр.

— Отлично! — Уолш раскурил сигару. — Я не могу требовать от тебя беспрекословного подчинения. Это — просьба. Скажи «нет», и наш разговор закончен.

— Да.

— Тогда иди.

Юджин встал и, чувствуя на спине взгляд Уолша, направился к двери.

— И еще одно, — окликнул его Уолш. — Час назад я получил информацию относительно некоей дамы…

— Меня не надо стимулировать к работе, сэр, — тихо отозвался Юджин. — Я готов выполнить задание.

— Похоже, ей удалось выкарабкаться.

— Именно так и была сформулирована информация?

— Когда-нибудь, Юджин, тебе отрежут язык. И ты не сможешь ощутить тонкий вкус настоящей пасты с равиолями.

— Простите, сэр.

— Ничего… — Уолш пыхнул сигарой. — Они пожертвовали своим человеком. Еще двое их людей также, возможно, в руках у русских…

— Мне нужно что-то сказать, сэр? Или обнажить голову?

— А что ты можешь сказать? На войне как на войне.

— Что с ней?

— Вчера и сегодня она была на конспиративной квартире в Лодзи, у их людей.

— Что дальше, сэр? — Юджин сделал шаг вперед, словно возвращаясь в кабинет. — Как они собираются вытащить ее оттуда? Какой план?

— Эй, парень, — улыбнулся Уолш, — может быть, ты забыл, что я служу в другой конторе? А эта вечеринка с твоей дамой в роли виновницы торжества — не наша? Они не делятся со мной своими планами. Как, впрочем, и мы — нашими.

— По Грину этого не скажешь.

— Исключительный случай. Но контрагенты они серьезные и, главное, проверенные. До сих пор они всегда выполняли свои обязательства. Будем надеяться, что и на сей раз сделают все, что смогут.

— Они не боги, сэр, — буркнул Юджин. — Хоть и живут к нему ближе всех нас. Может быть, сэр, стоило бы все-таки подключить наших людей в Польше?

— Юджин, я уже сказал: это не наша вечеринка. Да и потом… — Уолш сдвинул на нос очки и подмигнул Юджину. — Говорю тебе как профессионалу: те парни справятся совсем не хуже наших.

— Но вы же сами сказали, что…

— Их проблемы. Они же не считали наши потери в Буэнос-Айресе. У меня все, Юджин.

— Спасибо, сэр.

— Ступай, сынок, — улыбнулся Уолш. — Керр у себя.

Юджин медленно направился к двери.

— Да, еще один вопрос, Юджин, — заместитель директора ЦРУ по оперативной работе снял очки, положил их в черепаховый футляр и аккуратно уместил его в нагрудном кармане клетчатого пиджака. — Если там, — Уолш выразительно повел подбородком за пределы кабинета, — действительно понадобится наше оперативное вмешательство, я могу рассчитывать на тебя?..

Ночь с 8 на 9 января 1978 года

…Очень медленно, боясь убедиться в страшном открытии, я подняла голову и увидела того, кого по всем законам логики не должна была увидеть никогда, — Витяню Мишина.

— Ну, что рот разинула? — ухмыльнулся он, закрывая дверь и усаживаясь напротив. — Не ожидала встретить меня в этой жизни?

— Не ожидала, — призналась я.

— Ан видишь, как все получилось! — он вытряхнул из пачки сигарету. — Закуривай, подружка, путь предстоит долгий, ночку вместе коротать будем. Как тогда в Голландии, помнишь?

Я кивнула, закурила и вновь уставилась на Витяню, не в силах восстановить внутреннюю координацию. В этом купе я могла ожидать чьего угодно появления — от спецгруппы захвата КГБ до Юджина (последнее допущение, несмотря на всю свою нереальность, возникло у меня совсем недавно, после того как я села в поезд и стала ждать). Однако предположить, что я еще раз увижу убийцу-балагура Витяню Мишина, — это был уже перебор даже для моего воспаленного воображения. Правда, чтобы узнать в этом небритом, сутулом мужике в потертом полупальто и ушанке на собачьем меху всегда элегантного, благоухающего «Дракаром» эстета и балетмейстера, надо было знать его так, как знала я.

— Откуда ты свалился, урод?

— А ты где плутала, чучело?

— Что, похожа? — натянуто улыбнулась я. Намек Витяни на мою идиотскую внешность — результат героических усилий Марии — неожиданно уколол мое самолюбие. Странно, мне казалось, что я уже достаточно заматерела, чтобы не обращать внимания на подобные пустяки.

— Н-да, Валентина, поработали над твоей мордахой на славу, — хмыкнул Витяня. — Если бы не знал, кого именно должен встретить, в жизни бы не поверил, что ты — это ты…

— Да и от тебя мало что сохранилось, Витяня, — подпустила я ответную шпильку. — Только голос да глаза твои поросячьи.

— Ну и замечательно, Валентина, что мало сохранилось! — Мишин обрадовался так, словно я сделала ему лестный комплимент. — Это ты у нас — дама приятная во всех отношениях, у всего мира на виду, за что, кстати, и платишься. Мне же этот звездный блеск, особенно сейчас, без надобности. Тем более что те, кому действительно хочется меня узнать, — так хочется, что собственные погоны вместе со звездами слопать готовы, — все равно узнают. Им бы только встретиться со мной…

— Ты все в бегах, Витяня?

— А ты как думаешь?

— А я как-то должна думать?

— Ты что, мне не веришь? — изумление Мишина казалось неподдельным.

— А я тебе когда-нибудь верила?

— Ты что ж думаешь: я опять в конторе?

— А то нет?..

Для себя я уже все поняла. Буквально после пары Витяниных фраз поняла. Вернись Мишин под бронзовую сень памятника Дзержинского (впрочем, такой вариант я не допускала даже теоретически), он никогда не появился бы в моем купе. Всякий раз, стоило этому странному, вконец изломанному жизнью, противоречивому человеку возникнуть на моем горизонте, сразу наступала кризисная ситуация. За последние месяцы Мишин превратился для меня в некий символ зла, хотя с каждой нашей новой встречей он больше удивлял меня, нежели пугал. Разуверившись в логике и здравом смысле, давно уже привыкнув полагаться лишь на интуицию и инстинкт самосохранения, то есть практически впав в состояние загнанного зверя, я перестала размышлять — только прислушивалась к себе, к своим ощущениям… Я чувствовала (и в этот момент ничто меня не разубедило бы): Мишин материализовался из небытия не как враг. Дальнейшее уже было не столь важно, поскольку я все время ощущала если не стопроцентную защиту, то, как минимум, чье-то сильное желание не дать мне погибнуть. Я хотела убедить себя, что это Юджин, только Юджин, хотя и понимала, что масштабы происходившего явно перехлестывали рамки его возможностей. Трое израильтян, появившихся в моей жизни столь же внезапно, сколь и исчезнувших из нее… Молчаливая Мария и ее брат… Теперь Витяня…

— Так, значит, ты и есть мой попутчик до Варшавы?

— Догадлива, как всегда.

— Кто же тебя уполномочил на этот подвиг? А, Мишин? И откуда ты вообще взялся?

— Знаешь, за что я тебя люблю, Валентина? — он скинул полупальто, под которым обнаружился кургузый пиджачок и толстый свитер. — Жарко тут у вас, пани… Так вот, люблю я тебя, Мальцева, за то, что ты хоть баба языкастая и любопытная до неприличия, но в принципе безвредная. А знаешь, почему безвредная?

— Всю жизнь голову над этим ломаю.

— Потому, что ты ничего не знаешь! Ты — типичная жертва номенклатурного недоразумения, подпоручик Киже дамского полу…

— Господи, как мало нужно, чтобы завоевать твою любовь!

— Ага! — весело согласился Витяня. — А чтобы потерять ее навсегда, так и вовсе пустячок — просто взять и рассказать тебе то, что ты выдашь сразу, как только тебя возьмут за мизинчик…