Девейни взял миниатюрную скрипку, приложил к плечу, наклонил голову к ее корпусу, чтобы лучше слышать звук, и провел по струнам смычком.

— Хороший тон. — Он пощипал пальцами струны и поднял инструмент к свету, чтобы проверить лак и состояние грифа. — Можно я возьму, чтобы Рошин тоже попробовала — подойдет ли ей?

— Конечно. Держите у себя, сколько хотите, детектив.

Девейни уложил скрипку в футляр и начал разглядывать смычок.

— Вы давно живете в Данбеге, Долли?

— Родилась здесь и выросла.

— Полагаю, если кто-то здесь ссорится, вам приходится выслушивать обе стороны конфликта — хотите вы этого или нет.

— Ну, вроде того. Залог успехов в бизнесе — слушать, что люди говорят, и держать это про себя, — она кивнула с умудренным видом.

— Так вы, может, слышали хотя бы пару мнений о том, что случилось в Браклин Хаус прошлой ночью?

Лицо Долли Пилкингтон просияло, и он понял, что сейчас она проигнорирует свои же собственные глубокомысленные рекомендации.

— Да не нужно слишком-то и трудиться, чтобы виновника найти.

— Даже так?

— Может, только через дорогу перейти, как говорят.

— Я знаю, что Брендан Мак-Ганн категорически против строительства в монастыре. Не может вынести, что его сестра водит компанию с этим человеком.

— Водит компанию, как же, — фыркнула Долли. Она взглянула на Оливера и подалась вперед. — Кое-кто говорит, что Брендан собирается подать в суд.

Девейни выглядел озадаченным.

— Из-за пособия, — пояснила она и подняла брови. — На ребенка.

— На ребенка своей сестры?

Девейни услышал смешок и увидел, что рыжая голова Оливера Пилкингтона приподнялась.

— Да все знают, что Айоф Мак-Ганн — ублюдок Хью Осборна, — заявил мальчик. Не успели слова вылететь у него изо рта, как Долли залепила звучную затрещину по затылку сына. Оливер выронил метлу и увернулся от матери, дабы избежать повторного удара. И остановился неподалеку, потирая голову и хмурясь.

— А ну убирайся отсюда, гадкий мальчишка! — воскликнула она с негодованием. — Чтоб я больше не слышала таких разговоров! — Было очевидно, что Оливер почерпнул сакраментальную фразу именно от матери и озадачен ее реакцией на то, что он просто повторил. Девейни сожалел, что мальчик пострадал из-за него.

— Уже несколько лет прошло, а люди все судачат, — сказала Долли Пилкингтон. И фыркнула с неодобрением. Девейни обдумывал новую информацию. Конечно, он слышал, как по городу шептались о Хью Осборне и Уне Мак-Ганн, но не мог предположить, что не знает эту историю до конца. Похоже, даже дети в Данбеге о ней осведомлены. Наверное, и его собственные дети. Он вспомнил склоненную голову и сложенные руки Брендана, когда тот сидел на церковной скамье, вспомнил о вырезанных в исповедальне словах. Если у Уны Мак-Ганн есть ребенок от Хью Осборна, исчезновение Майны может предстать совсем в ином свете.

Когда Девейни вернулся домой со скрипкой, он обнаружил, что в кухне расположилась его дочь Орла в переднике, который чуть ли не дважды был обернут вокруг ее тонкой талии. Последние две недели она была слегка помешана на французской кухне. С тех пор как Орла вернулась со школьной экскурсии в Нормандию, вся семья начала набирать вес от сливочных соусов, которые она сама изобретала. Теперь она пыталась показать Рошин, как сделать розу из помидора. Младшая дочь внимала ей с той же серьезной сосредоточенностью, с какой бралась за каждую новую задачу. Аромат репчатого лука и жареного мяса напомнил Девейни, что он забыл съесть свой ланч.

— Боже, Орла, пахнет великолепно. — Он приоткрыл кастрюлю и вдохнул ароматный пар. — Что это?

— Не трогай, папа, нельзя снимать крышку, пока варится. — Манерой разговаривать она немного напоминала мать. — Это Supremes de Volaille Veronique avec Riz a IʼIndienne, — пояснила она на отличном французском и, предвидя реакцию отца, быстро перевела. — Цыплята и виноград в сливочном соусе, с рисом карри.

— Я так проголодался, что съел бы и агнца Божьего. Мамы еще нет?

— Уже в пути.

— Орла, ничего не получается, — пожаловалась Рошин. Девейни почувствовал, что она огорчена, и порадовался тому, как загорелось ее личико, когда она увидела скрипичный футляр.

— Папа, ты не забыл. Я знала, что не забудешь.

Она оставила помятый помидор и стала кружиться вокруг, горя нетерпением рассмотреть новый инструмент. Он положил скрипку и заметил на столе конверт, пестреющий множеством иностранных марок.

— Это пришло для тебя сегодня по почте, папа, — объяснила Рошин. — Откуда это?

— Из Индии, — сказал он.

— А что это?

— Просто моя работа, Рошин.

Удовлетворившись его ответом, дочь обратила все свое внимание на новую скрипку. Он с удовольствием наблюдал, как она поглаживает пальчиками ее изгибистые бока и пробует инструмент так же, как он делал это сам.

Когда Нуала прибыла домой, пир Орлы был готов. Девочки уже накрыли на стол. Они зажгли свечи, разлили вино, и все дружно поужинали — как и полагается в настоящей семье. В первый раз за несколько месяцев, подумал Девейни. Даже Патрик отвлекся от бурных звуков «Плей Стейшн», чтобы проглотить что-нибудь и обменяться добродушными колкостями с сестрами. Вдруг зазвонил телефон, и Девейни вознамерился взять трубку, но Нуала бросила на него взгляд, который означал: «Пусть себе звонят. Хотя бы сегодня». И он остановился. Наверное, звонили кому-то из детей.

Он заметил, что Нуала несколько раз с любопытством на него поглядывала. Почему он чувствовал себя таким напряженным, хотя быть здесь казалось так просто, так легко? Добрые чувства согревали, подобно вину. Они не угасли и пока они ужинали, и пока он занимался с Рошин, помогая ей разучивать новую мелодию, и когда они с Нуалой пошли спать. Наблюдая, как она раздевается, он представлял себе, что останавливает ее пальцы, прикасающиеся к молнии на юбке, и снимает ее сам. Но даже в мечтах он был неуклюж, нерешителен, неуверен в ее ответной реакции. Сидя на краю кровати и снимая обувь, он видел, как она выскользнула из юбки и повесила ее в шкаф. Пока она надевала через голову ночную рубашку, он воображал, что подходит к ней и прижимает к себе, впитывая ее тончайший аромат, теплоту груди и живота, чудесную мягкость бледной кожи. Ничто не мешало сделать это, кроме заглушающей силы привычки и собственного страха. Когда Нуала забралась в кровать рядом с ним, натянула на себя пуховое одеяло и взбила подушку, как делала каждую ночь, расстояние между ними показалось ему огромным. Он протянул руку и выключил свет.

Когда он прижал ее к себе, то изумился, как легко все произошло. Почему он колебался? Первый раз в их любви не было ужасной спешки. Вместо этого Девейни ощутил особую, новую нежность взаимных касаний; они снова и снова сливались в едином движении, и он слышал настойчивый шепот Нуалы. Внезапно он проснулся и обнаружил, что жена ровно дышит рядом. Девейни, который и тысячу раз до того испытывал обескураживающую нерешительность, сейчас гадал, что бы произошло, коснись он жены наяву. Сбитый с толку такими мыслями, он тихо выскользнул из постели и спустился вниз. Было начало второго, и дом пребывал в полной тишине.

Когда он зажег свет, то увидел на кухонном столе пакет от миссис Гонсалвес. Он был склеен из полосатой коричневой бумаги, с его именем и адресом, написанными забавным старомодным почерком. Мгновение он колебался, а затем взял ножницы и отрезал край пакета. Когда он это сделал, на стол выскользнула пачка тончайших, с золотом и зеленью по краям, конвертов авиапочты. Здесь было не меньше сотни писем. Лучше читать их по порядку, начиная с самых первых, поэтому он вытряхнул их из пакета и начал сортировать по датам на марках.

Из папки с делом Осборна о Майне он много не узнал. В деле были фотографии Майны, ее описания, показания рассказывавших о ней свидетелей, однако у него не сложилось отчетливого представления об исчезнувшей женщине. Свидетели обычно упоминали о внешности и характере Майны мельком, отнюдь не касаясь неповторимой сложности человеческой личности. Даже попытки мужа обрисовать ее подробней оказались неудачными. Лишь открыв первое письмо Майны, он начал понимать, какой она была. «Дорогая мама», — прочел он. Он вспомнил о голосе ее матери, эхом отдававшемся в телефонных проводах, и, кажется, почти расслышал голос самой Майны Осборн в написанных ею строчках. — «Поцелуй папу на ночь дважды. Может, когда-нибудь ты сможешь сказать ему, что это от меня». Это было единственное упоминание о том, что отец порвал с ней. Она обещала писать часто и, судя по внушительной стопке писем, сдержала обещание. Он аккуратно вложил письмо в конверт и продолжил.