— Хью сказал, вы хотели меня видеть…
Когда Джереми увидел свою мать, он отвернулся, но движение не было достаточно быстрым, чтобы скрыть разбитую вздувшуюся губу и кровоподтек на левой щеке. Реакция Люси Осборн была немедленной: она встала между Девейни и юношей.
— Джереми, что могло случиться? Кто-то избил тебя?
Девейни видел, что она оглядывает сына, отыскивая еще какие-то повреждения. Лицо и одежда Джереми были чистыми, как и его руки, хотя костяшки пальцев были содраны.
— Я в порядке. Поскользнулся, поднимаясь на берег.
Когда Люси вглядывалась в лицо сына, Девейни заметил обычную материнскую заботу, но также кое-что еще: немую просьбу, мольбу. Внезапно он осознал, что Люси Осборн впервые на его глазах лишилась своей обычной уверенности и невозмутимости.
— Благодарю вас за ваше сообщение, миссис Осборн, — произнес Девейни. — Я поговорю с Джереми и займусь другими делами.
— Я бы хотела остаться, если вы собираетесь допрашивать моего сына, — сказала она.
Юноша страдальчески поморщился.
— Нет необходимости. Это не официальный допрос, а лишь пара стандартных вопросов.
— Тем не менее…
— Да я буду в порядке, мама, не волнуйся.
Девейни подумал, что едва ли сможет от нее отделаться, но Люси Осборн удалилась, не сказав более ни слова. Он жестом предложил юноше сесть на софу, а сам поместился в кресле напротив. Пока Девейни делал краткие заметки в своей записной книжке, Джереми нервно поглядывал на дверь.
— Голова болит?
Глаза юноши обратились к нему.
— Простите?
— Я спросил, не болит ли у вас голова?
Джереми с любопытством уставился на него.
— Вам нужно быть поосторожнее с виски, — продолжил Девейни. — Пейте чуть-чуть, чтобы крыша не ехала. А вообще лучше на пиво перейти, в вашем возрасте.
Джереми воспринял его отеческий совет с подозрительностью, но Девейни отметил, что под эпатирующим поведением юноши крылась жажда внимания.
— Почему бы вам не рассказать мне, что вы делали прошлой ночью, Джереми? Не волнуйтесь, это останется между нами.
— Но вы должны все записывать, — сказал Джереми, посмотрев на записную книжку Девейни.
— Это так. Однако в дело не попадут никакие сведения, кроме существенных официальных показаний. Можете не сомневаться, я ничего не показываю матерям свидетелей. Вы опять были у Линча прошлым вечером?
Джереми молча покачал головой, и Девейни увидел, как смутные воспоминания о прошлом вечере возвращаются к нему — они пробежали по его лицу волнами стыда, гнева и досады. Девейни наклонился вперед и проговорил как можно мягче: — Где вы были, Джереми?
Взгляд юноши уперся в узорчатый ковер, голос был ее слышен. Его длинные пальцы теребили нитку, торчащую из шва его черных джинсов, и Девейни видел, что его ногти обкусаны до мяса.
— Я стибрил бутылку из мастерской Хью, сделал несколько глотков, а дальше ничего не помню. Я проснулся утром в лесу.
— Но вы сказал матери, что поскользнулись на берегу…
— Я не мог ей сказать, что отсутствовал всю ночь. — Его голос звучал искренне. — Считается, что я не должен пить. Она сильно беспокоится из-за этого.
— То есть вы не знаете, как получили эти… сувениры?
— Нет, — Джереми осторожно коснулся разбитой губы и вздрогнул. Будь я проклят, если он врет, подумал Девейни. А если он все-таки врет, ребята-криминалисты, возможно, скоро добудут улики; пьяные обычно не беспокоятся о том, чтобы не оставить следов.
— И вы ничего не знаете о мертвой вороне, появившейся прошлой ночью в одной из спален наверху?
— Нет, — юноша определенно опешил, даже ужаснулся такой новости, и Девейни решил продолжить.
— Магуайр говорит, вы помогали им на раскопках в монастыре.
— Ну, я покончил с этим. — В глазах юноши мелькнули боль и злость.
— И почему?
Джереми Осборн опустил глаза и попытался взять себя в руки. Когда ему это удалось, он взглянул на Девейни:
— Чертовски скучная работа, не так ли?
ГЛАВА 17
Девейни плохо себе представлял, чего можно ожидать от разговора с Бренданом Мак-Ганном. Он помнил рассказ Магуайра о каких-то пустых угрозах Мак-Ганна в монастыре. Подобные сведения его не удивили, все знали: Брендан заводится с пол-оборота и вечно бранится с соседями из-за ворот для скота, оставленных открытыми, границ владений и заборов — обычные мелкие раздоры между фермерами. Девейни мог поклясться, что все, даже незначительные, проявления неуважения, все обиды, испытанные Бренданом, копятся в нем, словно тлеющий торф. В конце концов все это пожирает человека изнутри — как это произошло с его отцом, или взрывается. Расследуя убийства, он часто наблюдал подобные случаи.
Заявление Брендана по делу Осборна формально соответствовало требуемой форме: немного сведений, правда, неохотно изложенных. Алиби у него не было. Он заявил, что, когда Майна исчезла, он гнал скот домой с пастбища. Девейни направил свою «Тойоту» в подъездную аллею, чувствуя, как судорожно она вибрирует, громыхая по решетке для скота. Боже, от машины сейчас что-то отвалится. Никто не ответил, когда он несильно постучал в дверь, которая была закрыта и заперта. Что-то скрипнуло под его ногами, он посмотрел вниз и увидел осколки темного стекла. Похоже на разбитую бутылку «Гиннесса». Он отбросил осколки в сторону и уже собрался уйти, когда увидел за углом дома Брендана Мак-Ганна, вытиравшего руки каким-то куском тряпки.
— Девейни, — сказал он отрывисто. Это было приветствие.
— Здравствуйте, Брендан! Я хотел поговорить с вами о том, что случилось прошлой ночью в Браклин Хаус.
— А что там случилось? Я не был сегодня в городе.
А вот это уже странно, подумал Девейни. При всей своей грубости Брендан Мак-Ганн был известен как образцовый прихожанин, и прошлым вечером ему надлежало быть на исповеди.
— Покалечили пару машин.
— И что, я должен знать об этом, что ли? Скажу вам раз и навсегда: все, что происходит в том доме, меня не касается. — Брендан ткнул большим пальцем в направлении сарая. — Не возражаете? Я туда.
— Может, вам помочь? — спросил Девейни. Лицо Брендана ничего не выразило, он молча повернулся на каблуках и направился в сарай. Когда Девейни вошел в сарай, он увидел, что Брендан возится с новой тракторной шиной, надевая ее на обод, и помощь ему явно не помешает.
— У вас прекрасная коллекция старинных инструментов, — сказал Девейни, опускаясь на колени, чтобы поддержать обод колеса, и рассматривая впечатляющее разнообразие вил для сена, инструментов для кровельных работ и sleans, которые размещались у стен. — Но, Господи, такой топор я не видел уже годы. Такой же был и у моего отца. Вы все еще им пользуетесь?
— Да. Поднимайте.
Пока они с трудом поднимали и вновь опускали шину, Девейни ощутил запах торфяной плесени и сырости, однако инструментов Брендана удивительным образом не коснулась ржавчина. Увлекаемый воображением, Девейни представил: одно из сверкающих лезвий перерезает человеческую шею столь же легко, как и тонкие стебли овса и травы. Брендан напрягся, чтобы надеть шину на обод, и Девейни оказался так близко, что почувствовал сильный кисловатый запах пота, исходящий от него вперемешку с запахом пива. Странно. Все в городе знали, что Мак-Ганн много не пьет. Иногда его видели в пабе, он брал одну-две кружки, тихо выпивал их, ни с кем не заводя разговора, а потом уходил домой. А чтобы вонять, словно пивоваренный завод, нужно выдуть куда больше пары кружек. Поддерживая шину, Девейни еще раз осмотрел сарай. Его глаза уже привыкли к тусклому освещению, исходящему из одного-единственного крошечного окошка, и он разглядел в углу самодельную раскладушку со старым соломенным матрасом. Он вгляделся в Брендана, отмечая складки на одежде и несколько грязно-желтых соломин, прилипших к спине.
— Я зашел узнать: может, вы видели или слышали что-нибудь необычное прошлой ночью? — спросил Девейни.
— Нет, — ответил Брендан. Должно быть, он заметил, что Девейни раздосадовал столь отрывистый ответ. — Я зашел выпить пива к Линчу прошлой ночью. Ушел около девяти. Никого по дороге не видел и сразу отправился спать, когда добрался до дома.