— Я неоднократно повторял моим ученикам, что история бывает только местной. Что-то записано, а кое-что потеряно, а значительная часть сохраняется тем, что принято называть коллективной памятью обычных людей, осознают они это или нет.

— Что происходило здесь в 1652 году? — спросила Нора. — Я знаю о переселении лишь в самых общих чертах. Каким было это время для местных жителей?

— Вы слышали выражение «В ад или в Коннахт»? — осведомился Рафтери. Чайник начал кипеть, он поднялся и, медленно подойдя к печи, наполнил дымящимся кипятком крошечный разбитый заварочный чайник, а затем вернулся с ним к столу, чтобы дать чаю настояться, и продолжил: — Такой выбор стоял перед многими людьми, и они оказались на ногах. Для сравнения вспомните этнические чистки в Боснии в начале 1990-х, лагеря «перевоспитания» в Юго-Восточной Азии. Землевладельцев-католиков выселяли и перемещали на запад, а когда они, понятно, оказались слишком медлительны, Кромвель дал им предельный срок. До первого мая 1654-го они должны были переместиться на какие угодно земли, выделенные им в Коннахте. А англичане размещали гарнизоны и крепости вдоль Шэннона, чтобы держать их там. — Голос Рафтери был слаб, но тема совершенно его поглотила. — Там, где проходили английские войска, сжигая и вытаптывая пшеницу, начинался ужасный голод, и большинству обычных людей приходилось кормиться картошкой. Банды беглецов — состоящие из многочисленных семей — шатались по дорогам. Поэтому был издан указ ссылать детей, которые потеряли родных, и женщин, способных работать, в колонии. В сражениях, голоде, ссылках и чуме за почти два с половиной года Ирландия потеряла более полумиллиона человек. Волки так размножились, что правительство официальным указом запретило в 1652 году экспорт волкодавов. Оно платило щедрую награду — пять фунтов — за голову волка и десять фунтов — за волчицу. Головы священников и тори — ирландское название тех, кто стоял вне закона, — также приносили хороший доход. Эта часть Голвея считалась пограничным районом, и, несмотря на то что Коннахт официально зарезервировали для ирландцев, местных землевладельцев из «прибрежных» районов (как называли их англичане) — вдоль побережья и судоходных рек — выселили из соображений безопасности.

— Включая ОʼФлаэрти? — спросила Нора, искоса посмотрев на Кормака.

Рафтери задумался:

— Да, их тоже. Большинство земель здесь принадлежало различным ветвям Кланрикардесов, нормандской семьи, также известной как де Бурги или Бьёрки. Им удалось удержаться, несмотря на то что они были католики. Но было несколько более мелких землевладельцев, и среди них О’Флаэрти из Драмклеггана. Вы найдете множество О’Флаэрти на западе, но лишь одна ветвь семьи упорно держалась родной земли. Это был Эамонн ОʼФлаэрти, который выстроил большой дом в Драмклеггане в 1630-х годах — лишь для того, чтобы быть выселенным двадцать лет спустя. Ему дали клочок земли дальше к западу, но он вскоре умер.

— А Осборны захватили его земли, — сказала Нора.

— Верно, — ответил Рафтери, наполнив вторую чашку. — Хьюго Осборн получил целое поместье в Драмклеггане, который считался уязвимым участком границы. Он перекрестил его в Браклин Хаус. Но сын ОʼФлаэрти скоро стал весьма прославленным разбойником, у него была вооруженная банда чуть выше, в Слив Оти Маунтинс, и он нападал на английские гарнизоны в округе. Даже совершил неблагоразумный рейд в Браклин Хаус — когда Осборны отсутствовали, как выяснилось. Молодого Флаэрти в конце концов схватили и приговорили к повешению, но поскольку ни он, ни его люди не совершили серьезного насилия, его просто сослали — или «отбарбадосили», как это называли.

— Вы случайно не помните, когда его сослали? — спросила Нора. Рафтери встал и осторожно перешел к одному из книжных шкафов, заполненному папками.

— У меня была копия указа о высылке где-то здесь, если я смогу его найти. — Он пощупал каждую папку по очереди. — Я думаю, он может быть в этой, если вы хотите взглянуть. — Он положил папку на стол, и Нора, с нетерпением открыв ее, стала просматривать фотокопии документов, пока не нашла толстую пачку исписанных от руки листов. Она протянула Кормаку половину и начала просматривать список имен, возрастов и занятий. Внезапно она, словно галлюцинируя, явственно увидела руку, составлявшую эти списки, и остро осознала: каракули, нацарапанные гусиным пером — след поруганных, растоптанных судеб.

— Есть здесь дата? — спросил Рафтери.

— Ноябрь 1653 года, — ответила Нора. Она просмотрела еще несколько листов, перед тем как обратиться к собеседникам.

— Подождите, похоже, вот он. ОʼФлаэрти. Двадцати семи лет от роду. Разбойник и вор. Сослан пожизненно. Вы знаете что-нибудь еще о нем? У него была жена? И как выяснить это?

Лавина вопросов слегка озадачила Рафтери, но он улыбнулся:

— Я не уверен, что сохранились какие-то документы. История, которую часто рассказывают, гласит: он стал наемником и погиб где-то на континенте. Печальная история, но ничего необычного. Я не уверен, был ли он женат.

— И ничего больше? — уточнила Нора. — Как его имя?

— Простите, разве я не сказал? Катал. — Рафтери замолчал. — Он был известен как Катал Мор, из-за высокого роста.

— Катал О’Флаэрти. СОЕ Вы не смеете утверждать, что это совпадение, — сказала Нора Кормаку, упиваясь победой. — И дата верная. И месторасположение, и инициалы верные. Значит, наша рыжеволосая девушка — его жена, скорее всего так, и нет сведений о том, что она тоже сослана. Но если его лишь сослали за преступления, почему же ее казнили?

И она тяжело вздохнула.

— Кто-то записывал местные народные песни? — спросил Кормак. — О прославленном разбойнике могли бы сложить одну или две.

— Я не уверен, делалось ли это официально, но, знаете, явления такого рода… — на мгновение Рафтери, нахмурившись, заколебался.

— Да? — Нора навострила уши, ожидая услышать совет.

— Вы не найдете никого лучше моей тети, Мегги Клири ее имя. Живет в маленьком местечке под названием Таллимор с той стороны горы. Но должен предупредить вас, она немного вспыльчива. У нее были и хорошие времена, и плохие, и вот сейчас плохое начало перевешивать хорошее. Но когда она в настроении, никто вам не расскажет больше обо всех семьях в округе. И она знает кучу песен — сотни. Вы таких и не слышали. Если вы поболтаете с ней, уделите внимание, ей это понравится. И виски пришлось бы кстати.

В половине одиннадцатого следующего утра Кормак и Нора уже упорно трудились на раскопках. По небу с запада на восток неслись клубящиеся вереницы серых туч, влажный ветер гнал их с океана за горы. Опершись на мгновение о рукоятку лопаты, Кормак задумался о собственной жизни, о том, что останется от него через триста, восемьсот или тысячу лет: с вещами, закатившимися под половицы или запрятанными так, чтобы никто их не нашел, пока и он сам не забыл об их существовании. Он отождествлял себя со скопидомами минувших веков, которые закапывали и охраняли свои сокровища, а затем — из-за провалов памяти, миграции или смерти — не могли вернуть их себе.

Он взглянул на Нору. Она просеивала землю через крупноячеистое сито в поисках артефактов: черепков посуды, остатков стекла, шлака и позеленевшей от времени бронзы. Что касается археологических находок, то раскопки ранних христианских поселений обычно приносили небогатый «урожай»: кости убитых животных и осколки разбитой посуды. Большинство того, что использовалось в подобных общинах, было сделано из органического материала и давным-давно сгнило. Но все же никогда не знаешь, что найдешь. Хотя остатки строений на поверхности не сохранились, они, без сомнения, находились под землей и могли поведать об особенностях строительной и производственной деятельности. И, конечно же, сохранились наслоения мусора, где каждый пласт содержал ценную информацию. Он живо ощущал значимость и притягательность археологии. К каждому участку раскопок он относился как к потенциальной сокровищнице, каждый шаг в раскопках предпринимал со скрупулезной тщательностью, чтобы ни в коем случае не пропустить ценный артефакт, особо важную деталь. Он трудился не только для настоящего, но и для будущих ученых, которые, возможно, смогут увидеть нечто новое в сделанных им и его коллегами открытиях. Однако они не смогут этого сделать, если современные исследования не будут предельно добросовестными и профессиональными. Образцы почвы, которые он взял сегодня, будут отправлены в лабораторию для изучения микроостатков, остатков насекомых, семян и растительного материала. Они продолжали использовать и традиционные приемы работы, проводя раскопки вручную, просматривая все невооруженным взглядом, хотя за последние несколько лет было разработано множество новейших технологий микроскопического и химического анализа, о которых вооруженный лопаткой Габриал мог только мечтать.