Затем он повернулся и невозмутимо удалился, оставив Кормака гадать, что за осиное гнездо он потревожил. Пропавшие жена и ребенок Осборна, видимо, жертвы преступления; пагубные наклонности юного Джереми Осборна, разрушающие его самого, а теперь еще Брендан Мак-Ганн, прямо-таки пропитанный ненавистью к своему соседу… Он припомнил, каким взглядом Брендан смотрел на Осборна на болоте и как выглядело лицо Уны, защищавшей Хью от обвинений. Может, Брендан полагал или, по крайней мере, сильно подозревал: его сестра спуталась с Хью Осборном? А может, и не только он — разве не сказал Финтан, что он желал бы, чтобы Уна остерегалась?

— Привет! Кормак! Где вы?

Это была Нора.

— Я здесь.

Он услышал приближающиеся шаги.

— Извините, что телефонный разговор занял столько времени. Мне следовало быть здесь уже давным-давно, я знаю. — Услышав его голос, Нора появилась из-за угла церкви. — Вы будете рады узнать, что все устроилось. Досон разрешил нам извлечь кусочек металла, замеченный на рентгене. Поэтому мне придется уехать в понедельник, чтобы провести обследование, но до того я в полном вашем распоряжении. — Она замолчала, ожидая ответа. — Ну, разве это не хорошие новости? Вы не хотите выяснить, кто она?

Он стоял молча и нахмурившись.

— Привет! Кормак! — повторила Нора, помахав рукой перед его лицом. — Вы не слышали и слова из того, что я сказала.

— Нет, слышал, слышал. Но у меня только что состоялся очень странный разговор.

— С кем? Здесь пусто.

— С Бренданом Мак-Ганном. Он только что ушел.

Кормак передал содержание своего диалога с Бренданом и попытался описать, что заметил в его глазах, когда упомянул об Осборне.

— Значит, Брендан считает: между Хью и его сестрой что-то есть? Как вы думаете?

— Я не знаю. Хью Осборн — женатый человек.

— Чья жена исчезла, — уточнила Нора.

— В любом случае это не наше дело. Наверное, стоит бросить догадки и углубиться в гранит науки, пока мы здесь.

Он выгрузил из джипа съемочное оборудование и, руководствуясь картами, предоставленными Хью Осборном, начал измерять участок и размечать место будущей работы экскаватора. Тишину нарушил скрип гравия под колесами, и скоро к ним подошел Гарретт Девейни.

— Как поживаете?

— У вас возник интерес к археологии, с тех пор как мы последний раз встречались, детектив? — спросил Кормак.

— Не совсем. Я случайно встретился с Финтаном Мак-Ганном, и он сообщил мне, что вы здесь. Я просматриваю старое дело Осборна. И подумал, что, работая здесь и поселившись в его доме, вы могли узнать что-нибудь полезное.

— Вы действительно полагаете, что кто-нибудь станет разговаривать с нами? Мы здесь чужаки.

— Кто знает, — сказал Девейни, — я лишь хотел попросить, чтобы вы держали глаза и уши открытыми и дали мне знать, если заметите что-то необычное. — Он протянул им визитку. — Первый номер — станция в Лугрее, а второй — мой домашний номер; можете звонить мне в любое время.

— А что нам следует считать необычным? — спросила Нора.

— Сами увидите. А что? Хотите о чем-то рассказать?

— Нет, детектив, — вмешался Кормак, — не хотим, нам просто любопытно, что вы считаете необычным. Совершенно невинное поведение может показаться необычным, когда не знаешь его подоплеки.

— Согласен. Я не прошу выдавать чьи-либо тайны, только держите глаза и уши открытыми. Пропали женщина и ребенок. Они могут быть мертвы, а ни один подозреваемый не найден. В такой ситуации я буду рад любой подсказке.

Когда Девейни направился к своей машине, Нора повернулась к Кормаку:

— Вы очень осторожны.

— Есть объяснение всего, что мы видели. Многих фермеров выводят из себя заторы на дорогах, по которым они перегоняют скот. И многие молодые люди порой напиваются и куролесят. Подобные новости не для первых полос газет.

— Вы бы думали иначе, если бы кто-то, кого вы знали, пропал. Или погиб.

После полудня Уна Мак-Ганн работала за ткацким станком, когда услышала грохот, донесшийся с противоположной стороны дома. Брендан с Финтаном занимались скотом; они не должны были вернуться до чая, Айоф подремывала у себя наверху после утренних проказ. Остановив работу, Уна прислушалась, пытаясь понять, откуда исходит шум. Соскользнув с длинной скамьи, она тихо двинулась в холл и выяснила, что источник звуков находится за закрытой дверью комнаты Брендана, расположенной рядом с гостиной.

Распахнув дверь, Уна обнаружила слегка изумленную серую ворону с черными крыльями, поблескивающими на фоне светло-серой спины, уставившуюся на нее с середины комнаты.

— Ну, Иисусе, Мария и Иосиф! — воскликнула Уна с удивлением и облегчением одновременно, поскольку незваный гость оказался неопасным. — Вот только до швабры доберусь, пугало, ты и не заметишь, как вылетишь отсюда.

Она закрыла дверь и вернулась на кухню, где взяла швабру, а затем распахнула входную дверь. Когда она возвратилась в комнату, они с птицей уставились друг на друга, ожидая, кто сделает первое движение. Птица медленно повернулась на лапах, склонив голову и сверкнув черным глазом в направлении женщины.

— А ну давай отсюда, — сказала та, сделав стремительный выпад метлой. — Отправляйся туда, откуда пришла.

Но птица расправила крылья и попыталась взлететь внутри маленькой комнаты, неуклюже трепыхнувшись над кроватью, а затем свалившись за нее. Уна схватилась за столбик кровати, рывком ее сдвинула и вымела обалдевшую ворону из спальни. У входа в холл та попыталась вновь расправить крылья, но пространство оказалось слишком узким, и тогда она заскользила на лапах к распахнутой входной двери, подгоняемая сзади метлой. Очутившись снаружи, птица лишь мгновение оставаясь на земле, а затем взмыла в воздух и исчезла.

Сердце Уны колотилось. Она и представить себе не могла, как эта чертовка пробралась в дом. Брендан педантично следил, чтобы на трубах не было гнезд. Она вернулась в его комнату, намереваясь привести все в порядок. Книги на столе валялись как попало. Уна знала, что брату вовсе не понравится, из-за вороны или нет, вторжение в его владения, поэтому она постаралась разложить все по-старому. Она выровняла покрывало на узкой кровати и только хотела пододвинуть ее к стене, как заметила краешек бумаги, выглядывавший из дыры в штукатурке. Сразу за изголовьем открылась небольшая полость со свисающим из нее сложенным вчетверо листом бумаги. Она улыбнулась при мысли, что у Брендана, словно у школьника, есть тайник, и собралась запихнуть бумагу обратно, когда заметила на ней свое имя, написанное от руки.

Она заколебалась, не желая вторгаться в частную жизнь брата, но почувствовала, что имеет право прочитать документ, содержащий ее имя.

«Eire — Ирландия», гласило заглавие, «СВИДЕТЕЛЬСТВО О РОЖДЕНИИ, выданное во исполнение регистрации Актов гражданского состояния 1863–1972 гг.». Все было написано дважды, по-ирландски и по-английски: «Ainm (ma tugadh) / Имя (если есть)» и ниже — «Айоф». Ее собственное имя значилось в графе, озаглавленной: «Имя, фамилия и девичья фамилия матери». Графа «Имя, фамилия и место проживания отца» осталась пустой.

Ее первым движением было порвать в клочья напоминание о том пятилетней давности дне, когда родилась ее дочь. О дне, которому следовало стать радостным праздником, однако осуждающие взгляды медсестер дублинской больницы обратили его в нечто постыдное. Она никому не открыла, кто отец Айоф, утверждая, что им может быть любой из полдюжины ее знакомых по университету. Она стремилась шокировать любопытных хлопотуний, и, судя по их взглядам, это удалось, но то была мнимая победа.

Почему у Брендана оказалась копия сертификата? И почему он ее прятал? Потянувшись, чтобы извлечь еще что-нибудь из тайника, она услышала звон металла и, пошарив на полу, нашла позолоченную заколку для волос. Повернув ее, она обнаружила двух филигранных слоников с переплетенными хоботками. Сжимая вещицу в руках и ощущая вес и шероховатость филиграни, Уна вспомнила, где она ее видела.