— По-видимому, достаточно далеко в горле, — сказала Нора, демонстрируя пятно на рентгеновском снимке, — и ближе к левой стороне, чем к правой.

Фицпатрик взглянул на негатив, а затем вернулся к прерванным действиям, прижав язык девушки зубоврачебным зеркальцем.

— Я попытаюсь избежать повреждений окружающей ткани, насколько смогу, — сказал он, — однако сложно ничего не задеть, поскольку предмет расположен достаточно глубоко, впрочем… мистер Флинн, у вас есть какой-нибудь большой пинцет? Этот подойдет, благодарю вас.

Нора едва удерживалась, чтобы не прижаться к Фицпатрику, пытаясь разглядеть, что он видит на увеличивающем экране.

— Давай-давай, — сказал он, осторожно продвигая предмет, — вот так. Вот оно. — Фицпатрик поднял извлеченную вещь вверх, и четыре пары глаз увидели золотой обод великолепной работы, с темно-красным камнем по центру.

— Я бы сказал, это мужское кольцо, так, Досон? — воскликнул Фицпатрик, явно в восторге от своей находки. Все сгрудились, чтобы осмотреть ее поближе.

— Должно быть так, — ответил Досон. — И гляньте внутрь. Здесь что-то вроде надписи. — Он с напряжением стал разбирать буквы через увеличительную линзу. — С О F, затем число шестнадцать, буквы I Н S, еще одно число, пятьдесят два. Затем еще буквы, А О F.

Вот оно, подумала Нора, послание, которого, она знала, не могло не быть. Пыталась ли девушка проглотить кольцо или спрятать его? Какое еще объяснение возможно? Какие мысли мелькали в ее сознании в последние секунды жизни? Нора вновь взглянула на стол. Рот девушки, залитый слепящим светом, все еще был неуклюже открыт. Внезапно Нору охватило чувство стыда.

— Джентльмены, — сказала он, — если мы закончили, не лучше ли снова ее накрыть?

Ритмичный стук ткацкого станка обычно действовал на Уну успокаивающе, но нынешним вечером она не переставала чувствовать себя раздраженной. Брендан наотрез отказался заводить в доме телевизор, поэтому у каждого из домочадцев были привычные вечерние занятия: Финтан работал за столом, вырезая новые трубки для волынок. Время от времени раздавался пронзительный звук, ибо Финтан дул в каждую из тонких бамбуковых трубок, выверяя звук. Рядом с ним расположилась на полу Айоф. Она разыгрывала историю приключений причудливой четверки, которую составляли пятнистая саламандра, фея с крылышками, слон и жираф. Брендан сидел в стороне от прочих, на табуретке подле камина, тщательно натачивая один из полудюжины своих серпов. В сарае Брендана хранилась обширная коллекция старинных орудий труда. Некоторые принадлежали еще отцу и деду, другие принесли соседи. Они знали о коллекции Брендана и, перестав срезать торф или заготавливать сено вручную, как это делалось ранее по всей округе, предложили Брендану свой старый инвентарь. Коллекция включала лопаты, вилы, приспособления для рытья канав, острые вилы и грабли для кровельных работ, ножные sleans и нагрудные sleans. Брендан регулярно чистил инструменты, не допуская, чтобы лезвия покрылись ржавчиной.

Дождавшись, когда Уна встретилась с ним глазами, Финтан вопросительно поднял брови. Днем он советовался с Уной; ему не терпелось сообщить Брендану о своем намерении покинуть Данбег. Она пыталась отговорить его, убеждая, что это не ко времени. Поскольку Финтан не планирует отъезд ранее осени, нет смысла говорить о нем Брендану сейчас. Он будет попусту дергаться все лето, предупредила она. Финтан не согласился. Он все равно собирался вечером переговорить с Бренданом. Она видела, что нетерпение сквозит во всех его жестах. На протяжении долгих лет Финтан мечтал поехать в Америку, но только сейчас, сообщил он сестре, скопил достаточно денег, чтобы осуществить мечту. В любом случае, даже если он не найдет работу сразу, денег хватит на несколько месяцев. Приятель в Нью-Йорке обещал подкинуть какую-то работенку. Финтан был лишь двумя годами моложе, но этим вечером, наблюдая, как брата буквально распирают новости, Уна чувствовала, что она на десятки лет старше.

Каким станет их дом без Финтана? Уна не была уверена, что они с Айоф смогут остаться здесь, когда он уедет, но оставить Брендана в одиночестве — этой мысли она старалась избегать.

Она наблюдала, как ее старший брат, положив серп на левое колено, вновь и вновь проводил розоватым точильным камнем по серебристому полумесяцу лезвия. Сделав несколько движений, он останавливался, проверяя кожей большого пальца остроту края. Должно быть, это его как-то успокаивало: покуривая трубку, вот так трудиться. Печально, что она не может откровенно поговорить с Бренданом, открыв ему свое сердце так же свободно, как Финтану. Но Брендан всегда был таким серьезным. Уже с четырнадцати лет он вел себя по-взрослому. Когда она была девочкой, у Брендана никогда не оставалось времени на игры. Шестью годами старше сестры, он был озабочен работой на ферме, в то время как она и Финтан еще считались малышами.

Посещала ли Брендана мысль о женитьбе? Он никогда не выказывал интереса к кому-либо, кого она знала. Да и много ли было развлечений в Данбеге? Брендан не интересовался танцами либо иными объединяющими людей занятиями. Конечно, он ходил на мессу и мог зайти в паб, но всегда располагался со своим пивом у стойки, безмолвно кивая полудюжине завсегдатаев, стоявших со стаканами рядом с ним.

Брендан отвел глаза от серпа, посмотрев не на нее, а на Финтана, который как раз поднял свирель к свету, выверяя ее толщину. Похоже, Брендан собирался возмутиться тем, как глупо тратит время брат. Но промолчал, очевидно, решив, что так будет лучше, и вернулся к работе.

Чего только она не лишилась, вернувшись сюда! Уна скучала по смеющимся лицам своих дублинских соседок, Сейлы и Джейн. В их обществе Уну охватывало ощущение теплоты и гостеприимства — забывались серые бетонные стены Дублина, покрытые граффити мусорные ящики, шум и сажа. Сейла работала в книжном магазине, Джейн писала книги. Они были бедны, как и она, но бедны в жизнерадостном богемном стиле, которого ей никогда не удавалось достичь. Их жилища наполняли книги, разговоры и сигаретный дым. Скорее всего, ее друзей поддерживали взаимная любовь и нежность, презираемые там, откуда они приехали, но вполне приемлемые в городе, вдалеке от подглядывающих глаз и болтливых языков односельчан. У Уны не было таких близких друзей в Данбеге. Как легко, без постоянной необходимости скрывать свои истинные желания и мысли, жилось в обществе Сейлы и Джейн! Но часть ее души никогда не ощущала себя в Дублине как дома. Уна скучала по запахам, звукам, даже по мертвой тишине Данбега, по его врачующему воздуху, ощутимому даже в переполненной комнате. Такая тишина, такое «уединение на людях» могли существовать только здесь.

Уна посмотрела на светлую головку дочери. Склонившись над игрушечным чайным сервизом, она исполняла на разные голоса диалоги своего чудного зверинца. Уна понимала стремление Брендана сохранить вековой порядок. Временами — например, сейчас — она мечтала избавить Айоф от боли и разочарования взросления. Но она знала, что, спрятав дочь от боли, отнимет у нее и глубочайшие радости, подобные той, которую она испытала, родив Айоф, впервые увидев мокрое темечко дочурки, покрытое белым пушком. Медсестрам это не нравилось, но иногда Уна потихоньку ее распеленывала, жадно разглядывая каждую частичку ладного голенького тельца. «Вы должны держать ребенка запеленатым, — кудахтали медсестры, — она схватит простуду и умрет». Как будто смерть сама по себе была заразной. Уна исполнила свое решение воспитать Айоф без ложных предрассудков и получала огромнейшее удовлетворение, наблюдая, как ее дочурка растет в блаженной живости, наслаждаясь полной телесной свободой, в то время как сама Уна чувствовала себя болезненно подавленной. Ее родителей не стоило винить за это. Атмосфера, которой все они дышали, была пропитана предрассудками и удушающей католической моралью.

Она радовалась, что Финтан знал, чего хотел. Он начал с оловянных свистков и к тому времени, когда ему исполнилось тринадцать, скопил достаточно денег для покупки комплекта учебных волынок. Брендан считал брата ленивым, Уна это знала, но Финтана всегда поглощала музыка, временами — до безумия. «Ты не можешь жить музыкой», — говаривал Брендан, но Уна замечала в глазах Финтана яростное желание доказать обратное. Он неустанно трудился зимы напролет, мастеря на продажу немудреные крестики святой Бригитты — для туристических магазинчиков в Скариффе и Маунтшанноне. И откладывал каждый пенни, который зарабатывал, играя по найму. Какая уж лень! Уна понимала желание Финтана познать мир за пределами Данбега, где твое будущее предопределено с рожденья, в зависимости от того, кто твой отец, сколько пахотной земли тебе принадлежит и чем твои предки занимались из поколения в поколение. Традиция могла стать не только предметом гордости, но и «приговором к тюремному заключению».