В Петербурге Траверсе с семейством разместился в доме, недавно купленном Адмиралтейством специально для министра морских сил. В письме Чичагова от 23 августа сообщается: “Государь Император высочайше повелел купить в казну в Адмиралтейское ведомство каменный дом действительного камергера князя Голицына”[192]. Он находился в четвертом квартале Адмиралтейской части. Окна выходили на Английскую набережную.
Победы на море начинаются с топора дровосека
Адмирал де Траверсе уже четырнадцать лет служит России. Семь лет прошло на Финском заливе, еще семь — на Черном море. Беседы с Чичаговым, длившиеся целую неделю, позволили ему составить полную картину положения дел на императорском флоте. Изучив записку, представленнную новым морским интендантом, генерал-майором Пущиным, Траверсе попросил увеличить средства, отпускаемые на флот: без них не поднять Балтийскую и Черноморскую эскадры, лишившиеся многих кораблей, которые достались либо англичанам, либо Наполеону.
Радостной была встреча с соотечественниками, морскими инженерами братьями Брюн. Вместе с ними Траверсе отправился инспектировать санкт-петербургские верфи: старые адмиралтейские, откуда уже сто лет сходят на воду корабли, и новые, построенные в 1806 г. на Охте. На них кипит бурная деятельность, а с 1811 г., уже при Траверсе, к фрегатам и канонеркам прибавляются линейные корабли. Траверсе затребовал подробный рапорт о состоянии дел на архангельской верфи, в старейшем порту Московской Руси, стоящем на Белом море, куда через несколько месяцев сам поехал с инспекцией, а также в Охотске, что на Тихом океане, куда так трудно доставлять строительные материалы, людей и провизию.
Как северные, так и южные российские верфи сталкивались с одной и той же проблемой — транспортировкой леса. На нехватку хорошей древесины сетовали в своей записке братья Брюн:
“Мы испытываем большую нехватку дубового дерева, несмотря на множество дубовых лесов в различных частях Империи: разведаны они плохо и используются дурно. Деревья из казенных лесов, расположенных в правобережье Волги и у Казани, доставляются в Санкт-Петербург в течение двух лет после порубки, но без них обойтись нельзя, ибо они дают кривую древесину, необходимую для придания фрегатам и корветам наилучшей формы. Смоленские и новгородские леса расположены ближе к нашим арсеналам, но дерево оттуда не подходит из-за своей пористости. Ливонские же и эстляндские леса сведены варварскими вырубками”.
Брюн де Сент-Катрин указывал также на недостаточную квалификацию мастеровых — простых лесорубов, знакомых лишь с употреблением топора. “От топора дровосека до побед на море лежит долгий путь; требуется время и неустанная работа, чтобы его пройти” — таков вывод Траверсе. Вспоминал ли он при этом о деятельности французских министров Шуазеля и Сартина, которые за двадцать лет сделали французский флот сильнейшим в мире, отобрав у Англии первенство на морях?
Траверсе распорядился, чтобы представители адмиралтейства присутствовали при рубке леса. Этот важнейший этап работ должен проходить под непосредственным наблюдением корабельных мастеров. В своей инструкции он указывал:
“Древесину надлежит доставлять не полностью обработанной, в кругляшах, не обдирая луба, ибо сия подкорка надежно защищает дерево от преждевременного высыхания и от глубоких трещин, с которых начинается разрушение; дерево, очищенное от луба, трескается и гнется, меняя даже свою форму. Доставленная на место древесина не должна тут же идти в работу; ее нужно выдерживать не менее года”.
К величайшему своему изумлению Траверсе узнал от Брюна де Сент-Катрин, что в начале 1808 г. Наполеон собирался заказывать в России семидесятичетырехпушечные корабли. В связи с этим проектом Брюн лично составлял записку для маркиза де Коленкура. Соглашением, подписанным в Париже 5 февраля (24 января по русскому стилю) русским послом графом Толстым и французским морским министром Денисом Декре, устанавливалось, что в России будут строиться для французского флота линейные корабли и другие военные суда. Брюн успел получить из Парижа чертежи инженера Сане, но от проекта, к большому разочарованию Коленкура, который был его инициатором, пришлось отказаться из-за нехватки дубовой древесины.
Осенью 1809 г. по распоряжению Траверсе начались работы по модернизации петербургской и архангельской верфей с тем, чтобы сделать их пригодными для строительства линейных кораблей.
Головнин в Японии
С первых своих шагов на министерском посту Траверсе оказался близко связан с судьбой замечательного человека и моряка, которому в будущем было суждено сыграть ключевую роль в организации русских морских экспедиций.
Лейтенант Василий Михайлович Головнин отправился в кругосветное плавание на шлюпе “Диана” в 1807 г. — в это время Траверсе еще служил в Новороссии. Экспедиция Головнина была предпринята на средства частной Российско-американской компании, чьи фактории располагались на Алеутских островах и на побережье русской Америки. В задачу Головнина входило исследование северных районов Тихого океана, где предполагалось наличие еще не обнаруженных островов. Он имел в своем распоряжении меркаторскую карту Тихого океана от Сандвичевых островов до Берингова пролива.
Осенью 1809 г. Головнин прибыл в Петропавловск на Камчатке и оттуда взял курс на Ново-Архангельск, где должен был исполнить коммерческую часть своей миссии. Из этого поселения, основанного русскими в 1799 г. на острове Ситха у берегов Аляски, он отправил донесение в Санкт-Петербург. По получении его министр де Траверсе дал Головнину новые инструкции:
“Отношение ваше от 24 декабря 1809 года на имя Министра Военных Морских Сил надписанное с приложением другого я получил. Предпринятое вами на шлюпе “Диана” в Ситку плавание я одобряю. Причины, к тому вас побудившие, весьма основательны, они доказывают особенное попечение ваше об общей пользе. Вместе с сим я нужным считаю уведомить вас, что Его Императорскому Величеству угодно, чтобы сделано было точнейшее описание Южных Курильских и лежащих напротив Удинского порта Шантарских, а равно и берегов Татарии, и чтобы описание сие поручить произвести вам на шлюпе “Диане”. Сие возлагаемое на вас поручение описано подробно в посланных к вам ныне же бумагах от Адмиралтейств-Коллегий и Адмиралтейского департамента… Я со своей стороны считаю нужным присовокупить токмо, что по случаю продолжающегося разрыва с Англией необходимо нужно вам, не обеспечиваясь, что будете находиться в столь отдаленном краю, иметь во время вашего плавания бдительнейшую осторожность в отношении английских судов, дабы добычею их не сделаться”[193].
Эти инструкции, полученные Головниным 13 марта 1811 г., не отменяли коммерческих заданий, которые он выполнял для Российско-американской компании.
При описании Южных Курильских островов, обширной островной гряды, замыкающей Охотское море, Головнин был взят в плен японцами. Близ Кунашира шлюпка с “Дианы”, на которой находился Головнин, неожиданно села на мель. Как он сам пишет, “с 25 апреля 1811 г. по воле Государя Императора описывал Южные Курильские острова Рашуа, Ушисир, Кетой, Симусир, Тчирпой, Уруп, Итуруп, Чикотан и Кунашир и на сем последнем 11 июля взят обманом японцами в плен”.
На помощь Российско-американской компании рассчитывать не приходилось, все надежды моряков были связаны с правительством, тем более что исполнение правительственных инструкций считалось более важным заданием экспедиции, чем ее торговая миссия. К тому же, экипаж “Дианы” состоял из военных моряков.
Лейтенант Рикорд, избежавший плена (он находился на “Диане”, когда Головнина захватили японцы), решил ехать в Петербург и просить помощи у государя. Хотя значительных сил из-за сложного международного положения на Камчатку отправить не представлялось возможным, Рикорд был все же назначен начальником экспедиции по освобождению Головнина. Траверсе уделял всей этой истории особое внимание.