Утром солнце осветило остров Петра. Шторм разогнал сплошную низкую облачность минувших дней, и остров был хорошо виден от самых береговых скалистых обрывов до вершины вулканического конуса. Морозная дымка окутывала его снежные склоны, но на вершине, подогретые теплым дыханием вулкана, нарастали, словно причудливые слоистые кровли японской пагоды, линзообразные белые облачка. Временами ветер срывал их с вершины вулкана и уносил по одному в северном направлении. Вторя каравану айсбергов, облака растягивались цепочкой по сияющему голубизной утреннему небу и уплывали в бескрайнюю даль небосклона.

Короткая высадка вертолетом на крохотный скалистый пятачок мыса Михайлова для демонтажа установленной нами ранее геофизической и геодезической аппаратуры, прощанье с компанией любопытствующих пингвинов и возвращение на судно. Там меня встречает огорченная невозможностью участвовать в этой последней высадке на остров Петра наша спутница по плаванию в Антарктику — Мадлен дю Шатне. Для нее это плавание — словно сказочное возвращение в годы организованной Траверсе первой русской Антарктической экспедиции, позволившее увидеть все то, что знакомо ей по дневникам и отчетам Беллинсгаузена, по акварелям Михайлова. Но возможности крохотного вертолетика нашей экспедиции весьма ограничены, и с отказом в высадке на берега островов и континента Антарктиды многим членам экспедиции неизбежно приходится мириться.

И вот “Академик Борис Петров” ложится на курс к берегам Антарктического полуострова и цепочкам Южно-Шетлендских и Южно-Сандвичевых островов. Там нас ждут разбросанные месяц назад по геодезическим станциям немецкие наблюдатели-геодезисты. Мы соберем их и доставим в чилийский порт Ушуая, что лежит на берегу Огненной Земли в проливе Бигля. Но перед этим мы выполним еще одну, необычную для научной экспедиции и волнующую всех нас миссию — установим на открытом в 1819 г. экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева острове Завадовского памятник русским морякам, открывателям Антарктиды.

Для меня это второй случай в моей морской практике. Лет тридцать назад, в плавании на “Витязе” в 1970—1971 гг. ставили мы в тропиках Тихого океана, на северо-восточном берегу острова Новая Гвинея, памятник замечательному русскому ученому-путешественнику Николаю Николаевичу Миклухо-Маклаю. За 100 лет до этого, в 1871 г. высадил здесь Миклухо-Маклая доставивший его сюда корвет “Витязь”. Два года провел он тогда среди “людей каменного века” — папуасов берега, названного позднее Берегом Маклая. Теперь собираемся поставить памятник в Южном океане открывателям неведомой еще тогда человечеству Южной Земли — Terra Australis Incognita. Все участники нашей экспедиции воодушевлены этой миссией. Они чувствуют себя счастливо причастными к героическим событиям далеких дней, ощущают себя потомками мужественных моряков прошлых лет и стараются внести посильный вклад в увековечение их памяти. Судовые механики сооружают стальной каркас памятника и укрепляют на нем привезенную Мадлен бронзовую доску с посвящением первооткрывателям Антарктиды. Пилот вертолета Юрген доставил на борт судна с материкового побережья Антарктического полуострова глыбу гранито-гнейса, чтобы памятник получился более “антарктическим” — ведь остров Завадовского это базальтовый вулкан океанического типа.

Душой этой миссии стала участница нашей экспедиции Мадлен дю Шатне, прапраправнучатая племянница адмирала русского флота и военно-морского министра в правительстве царя Александра I — Ивана Ивановича (Жана Батиста) Траверсе, инициатора и организатора экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева. Я познакомился с ней год назад в Париже, разыскивая среди русских эмигрантов во Франции потомков русских моряков-исследователей глубин Мирового океана. Она встретила меня очень приветливо. Обаятельная, живая, подвижная, энергичная, с быстрой эмоциональной речью и живой мимикой, она с первого момента встречи располагает к себе. Побывав к тому времени уже несколько раз в России, встретившись с руководством Главного управления навигации и океанографии МО РФ и сотрудниками Института Арктики и Антарктики, поработав в архиве русского флота, она собрала большой материал по истории деятельности на русской службе своего двоюродного прадеда, которым справедливо гордится. В 1996 г. в Париже Мадлен дю Шатне издала книгу о нем. (Madeleine du Chatenet. Traversay. Un Français, ministre de la Marine des Tsars.) Я слышал от наших гидрографов о ее разысканиях и о роли адмирала Траверсе в организации русской Антарктической экспедиции 1819—1821 гг. Когда я был по своим научным делам в Париже, подумал, что ей будет интересно узнать и о современных русских морских исследованиях в Антарктике, куда наши моряки проложили дорогу по инициативе ее предка.

Рассказав ей о нашей научной работе в антарктических морях, я почувствовал волнение Мадлен, увидел ее загоревшиеся глаза. С нетерпением она спросила, нельзя ли ей пойти с нами в Антарктику? Она мечтает поставить мемориальную доску с именами участников тех замечательных событий.

Вскоре должно было состояться очередное плавание исследовательского судна “Академик Борис Петров”. Я пообещал передать ее просьбу директору нашего института академику Эрику Михайловичу Галимову, с надеждой, что он поддержит ее желание увековечить память первопроходцев Антарктики во славу Российского флота и науки и разрешит нам взять ее в экспедицию зимой 1997/98 г. Выяснив, что мемориальную доску Мадлен собирается установить на острове Завадовского (он первым был открыт Беллинсгаузеном и Лазаревым, когда они приблизились к Антарктике), я одобрил ее выбор и напомнил: надо будет получить разрешение Британского правительства — остров-то принадлежит Великобритании.

В конце 1997 г. на пути в Ушуаю, где я должен был прибыть на наше судно, остановился на день в Париже, чтобы условиться с Мадлен о дальнейших действиях. Она сообщила, что англичане дали согласие на установление памятника на острове Завадовского, показала бронзовую мемориальную доску. Вечером 15 декабря в присутствии русского посла академика Ю.А. Рыжова, в прошлом коллеги академика Бориса Петрова, чье имя носит исследовательское судно, представителем Московской Патриархии митрополитом Гурием была совершена церемония освящения памятника и благословения экспедиции на работу в Антарктике и на установление там памятника русским морякам.

Месяцем позже я прибыл в Ушуаю, но опоздал на несколько дней к выходу судна в море, задержавшись во французской экспедиции с погружениями на дно океана на глубоководной подводной лодке “Наутилус”. Пришлось догонять наше судно в Антарктике на судне Института океанологии “Академик Иоффе”, куда пригласил меня старый друг по совместным плаваниям капитан Николай Апехтин. Встреча с “Академиком Борисом Петровым” состоялась 17 января 1998 г. на рейде острова Березина (о. Гринвич на картах Британского Адмиралтейства) близ чилийской антарктической станции “Артуро Пратт”.

Экспедиция Беллинсгаузена и Лазарева открыла и нанесла на карты множество антарктических островов. Русские моряки давали им названия по свежим в памяти битвам Отечественной войны двенадцатого года, по именам русских моряков и флотоводцев. До сих пор существуют на русских морских картах названия островов — Березина, Смоленск, Бородино, Малый Ярославец и др. На картах Британского Адмиралтейства и на картах других западных стран, следовавших примеру англичан, составители большей частью заменили эти названия английскими. Геополитические страсти коснулись и Антарктики.

На рейде острова Березина я присоединился к нашей экспедиции, сменив отзываемого в Москву академика Э.М. Галимова, — он ушел с “Академиком Иоффе” в Ушуаю для вылета оттуда домой. Мадлен уже была на судне. Она познакомилась со всеми участниками экспедиции, полностью вошла в экспедиционные дела и даже побывала на некоторых антарктических станциях и островах, постоянно фотографируя чудесные пейзажи первозданного мира Антарктики.