Cны сменяли один одного с какой-то едва уловимой быстротой, и Игорь постоянно оказывался в самых различных ролях. То он был капитаном Томченко и отдавал приказы на разводе, то ему снилось море, и Игорь почти физически слушал ласковое щекотание теплой, прозрачной воды, которой играли набегавшие на пляж волны.

— Тищенко, Тищенко. Вставай!

— Что такое? — недовольно буркнул сквозь сон Тищенко.

— Вставай, говорю! Пора стираться, — настойчиво тряс Игоря Лупьяненко.

— Сейчас, уже встаю…, — сказал Тищенко, но меньше всего в этот момент ему хотелось покидать такую теплую и уютную кровать.

Лупьяненко тем временем уже оделся и брал из тумбочки мыло и щетку:

— Скоро ты там? Или вставай, или я один пойду. Мне тоже мало радости ждать, пока ты тормозишь.

— Да встаю я, заколебал! — угроза возымела действие, и Тищенко вскочил с постели.

Игорь хотел, было, по примеру Лупьяненко натянуть штаны, но, вспомнив о том, куда собрался идти, удивленно спросил у соседа:

— Слушай, а зачем ты оделся? Все равно ведь придется сейчас раздеваться, когда начнем стирать.

— А я и сам не знаю — не сообразил спросонья. Зато теплее будет…

— Пока от кровати до умывальника дойдешь?

— Хотя бы и так.

Шутки окончательно разогнали сон Игоря, и он тоже принялся за сборы. Взяв все, что было нужно для стирки, Тищенко вдруг обратил внимание на то, что кроме них двоих весь остальной взвод спал.

— Я не понял, однако… Слушай, Лупьяненко, а они что — решили забить на Гришневича? Или их еще надо разбудить? — удивленно спросил Игорь.

— Не надо никого будить. Все, кому нужно, уже в умывальнике. Я ведь не виноват, что ты столько времени тормозишь — уже постираться успели бы, наверное, пока ты треплешься. Просто мы решили, чтобы всем не толпиться — стираться по очереди. Вначале наша сторона, а потом та. Наши уже почти все постирались и погладились.

— Так они ведь лежат?!

— Я ведь объясняю — свое сделали и легли. В умывальнике сейчас Ломцев, Туй и Валик. Плюс мы с тобой. Как только кто-нибудь из нас закончит — разбудит вместо себя кого-нибудь с той стороны.

— А я и не заметил, что их нет, — махнул Тищенко рукой в сторону кровати Туя.

— Это просто одеяло так лежит — кажется, будто спит человек.

— Кстати, а сколько сейчас время?

Лупьяненко долго пытался разглядеть в темноте стрелки часов и, наконец, не совсем уверенно сказал:

— Вроде бы пять минут четвертого. Стрелки плохо видно.

— Для сна совсем мало времени осталось. Пошли быстрее, — стал торопиться уже Игорь.

Дневальный, лениво дремавший на тумбочке, заслышав шарканье тапок идущих курсантов, испуганно вздрогнул и вскочил на массивную резиновую подкладку для ног. Но, увидев, что это не сержанты, что-то недовольно пробурчал и вновь принял свое прежнее тоскливо-сонное положение. Тем временем стирка в умывальнике шла полным ходом. Валик мочил в раковине свое хэбэ, а Ломцев и Туй яростно терли щетками свои распластанные на плитках пола штаны. Лупьяненко быстро сбросил с себя хэбэ и затолкал его в туже раковину, в которой замачивал свое Валик. Игорь хотел, было, последовать их примеру, но вовремя вспомнил, что Гришневич приказал быть к подъему не только чистыми, но и более — менее сухим. «Зачем мочить все хэбэ — я лучше грязные места застираю. Будет и чисто, и высушивать легче», — решил Тищенко. На штанах Игорь аккуратно застирал только низ и колени, а на хэбэ — концы рукавов и полы куртки. Получилось неплохо, а главное — гораздо быстрее, чем у стиравшего рядом Лупьяненко. В умывальнике было сыро и холодно. «И как тут только зимой стирают?» — подумал Тищенко. Несмотря на то, что Игорь буквально дрожал от холода и все время усиленно двигался, его начало неодолимо клонить ко сну. Тищенко вначале безуспешно пытался с этим бороться, но, в конце концов, почувствовал, что если сейчас не закончит стирать, то заснет прямо на холодном плиточном полу. Ломцев и Туй уже закончили стирку и, отжав хэбэ, понесли его сушить и одновременно гладить в бытовку. Ломцев к тому же сходил в кубрик и разбудил Улана, Стопова и Мазурина, чтобы они заняли освободившиеся места. Игорь помог Валику выкрутить штаны, затем вместе с Лупьяненко занялся своим хэбэ. Воды вышло мало, но Тищенко особенно не старался отжимать, опасаясь, что намокнут нетронутые стиркой сухие участки. Лупьяненко стирал полностью, поэтому его хэбэ отжимали на совесть. После каждого оборота из отжимаемых штанов лились целые водные потоки. Хорошо все выкрутив, курсанты тоже поспешили в бытовую комнату — было всего два утюга и ими нужно было вовремя завладеть. Бытовая комната была сравнительно небольшим по размеру помещением метра три в ширину и где-то около шести в длину. Главной ее отличительной особенностью было то, что бытовая комната внешне была совершенно не похожа на все остальные. От пола и до самого потолка она была отделана листами ДВП, покрытыми ярким, кумачовым бархатом. Остальное пространство, в том числе и потолок, было покрыто фанерой, имитирующей полировку. Вдоль стен располагались небольшие, удобные полочки, все вместе образующие одну единую полку. Над полочками были приделаны зеркала, в промежутках между которыми находились электрические розетки. Над каждой розеткой висело по одному светильнику. Зажженные светильники многократно отражались в зеркалах, и по вечерам бытовая комната напоминала маленький уголок какого-нибудь дворца. Бытовка была единственным по-настоящему удобным и красивым местом во всей казарме. Может быть из-за внутренней отделки, а может и из-за своих небольших размеров — в армии больше всего надоедают длинные заборы и огромные, неуютные помещения.

Разложив штаны на специальной гладильной доске, напоминавшей небольшой журнальный столик, Игорь принялся сушить их утюгом. Чтобы ненароком не сжечь свою форму, Тищенко переключил утюг на минимальный нагрев, но вскоре убедился, что переключатель давно сломан и не действует.

— Что ты все переключатель крутишь? Он не работает.

— Да я и сам уже понял, что не работает, — ответил Игорь Антону.

— Ты не бойся — штаны не прогорят, они ведь мокрые.

Это у тебя мокрые, а я только некоторые места застирал.

— Все равно не сожжешь. Но если ты так боишься, то просто не держи утюг на одном месте и все будет нормально.

— Ладно — не учи ученого! Я это и сам знаю, — недовольно буркнул Игорь.

Тищенко не понравилось, что Лупьяненко начал его поучать.

Антон же пропустил бурчание Игоря мимо ушей и продолжал молча гладить хэбэ. Стрелки на штанах у Лупьяненко получились гораздо лучше, чем у Игоря потому, что мокрому всегда легче, чем сухому, придать нужную форму. Игорь это хорошо понимал и особенно не огорчился.

— Ну, как у тебя — еще мокрое? — спросил Антон.

— Почти сухое.

— А у меня не совсем — рукава еще влажные. Может в сушилку повесить?

— Ты же уже погладил… В сушилке может помяться, да и вообще… кто-нибудь сопрет до утра. Лучше положи на табуретку, а по подъему на себя оденешь — вот оно и подсохнет.

— Ты думаешь? — нерешительно спросил Лупьяненко.

— Конечно! Чего тут думать? Пошли быстрее — спать пора. Уже без пяти четыре, — Игорь начал приходить в раздражение из-за нерешительности Антона.

Тищенко уже с полчаса занимала не столько стирка, сколько желание как можно скорее лечь в постель.

Когда курсанты шли назад в кубрик мимо дневального, тот даже не пошевелился — лишь лениво приоткрыл один глаз и тут же закрыл его вновь.

— Смотри, ему даже посмотреть лень! А помнишь, как он вначале каждого шороха шугался? — улыбнулся Игорь.

— Заколебался он шугаться — и каждого шороха, и нашего Шороха. Если бы мимо тебя каждые пять-шесть минут кто-нибудь ползал, ты тоже, наверное, шугаться перестал бы, — ответил Лупьяненко.

Разбудив Шкуркина, Бытько, Албанова и Байракова, курсанты на цыпочках отправились к своим кроватям. По пути Игорь едва не опрокинул табуретку Гутиковского, зацепившись за ее ножку не по размеру большими тапками.