Первый день августа был серым и хмурым. С утра над городом бродили низкие, косматые тучи и даже гремел далекий, едва уловимый гром, но дождя все же не было.

После завтрака Гришневич весело объявил взводу:

— Сегодня поедем стрелять на стрельбище.

Предположения сержанта подтвердились. В девять часов в роту пришли все офицеры, и было объявлено построение для трех первых взводов. Подождав, пока в дверях появится ротный, капитан Мищенко четко подал команду:

— Равняйсь! Смирно! Равнение на право!

Отточенным строевым шагом Мищенко подошел к Денисову, приставил ногу и доложил:

— Товарищ майор, первый, второй и третий взвода построены для проведения плановых стрельб. Командир второго взвода капитан Мищенко.

— Вольно.

— Вольно, — продублировал команду Мищенко.

Ротный слегка кашлянул и неожиданно резко заговорил:

— Сегодня вы впервые едете на стрельбище. Каждый из вас выстрелит сегодня из своего автомата. Это необходимо сделать уже хотя бы для того, чтобы каждый из вас почувствовал свое оружие и был уверен, что оно не подведет в экстремальной ситуации. После присяги вы будете ходить в караулы, и там эта уверенность может здорово пригодиться. Всего вы сделаете по три одиночных выстрела…

«Маловато — в школе я и то шесть патронов выпустил», — удивился Игорь.

— Конечно же, все это будет проходить под контролем, и в момент стрельбы рядом с вами будет находиться офицер или прапорщик — скорее всего командир взвода. Предупреждаю — не надо нервничать. Спокойно ложитесь, спокойно, но не слишком долго цельтесь, спокойно нажимайте спусковой крючок. Все автоматы у нас в основном бьют по центру, но есть и несколько «под обрез». На них проставлена специальная маркировка. Все, кто носит очки, обязательно возьмите их с собой, чтобы не было заявлений: «Я мишень не вижу, товарищ майор». А теперь самое главное и, наверное, самое для вас интересное. В зависимости от результатов стрельбы лучшие во взводах и отделениях будут поощрены увольнениями, в которые они смогут сходить либо на присягу, либо в последующие недели. Поэтому старайтесь. Ваши увольнения — в ваших же руках. Результаты стрельб будут объявлены на вечерней поверке и будут также обязательно вывешены боевые листки с сообщениями о лучших и худших курсантах.

Подъехали грузовые машины, крытые брезентом. По их кабинам Игорь без труда узнал «Уралы». Заметив машины, Денисов закончил говорить и скомандовал:

— Рот-т-та! Нале-во! По машинам бегом марш!

Грохот сапог и лязг автоматов наполнил все пространство перед казармой. Каждый взвод садился в свою машину.

— Улан! — позвал Мищенко.

— Я!

— Залезь в кузов — там найдешь металлическую лесенку. Свесишь ее с борта.

— Есть.

Улан, используя свой баскетбольный рост, ловко перемахнул через борт и вскоре перебросил короткую металлическую лесенку, окрашенную в защитный зеленый цвет. Взбираться по лесенке было гораздо удобнее, и вскоре весь взвод оказался в машине. Вдоль каждого борта располагались две широкие, прочные скамьи. Чуть дальше, в глубине кузова между этими скамьями были переброшены скамьи поменьше, чтобы можно было посадить больше людей. Тищенко впервые узнал, что старшие по званию садятся у самых бортов, чтобы следить за порядком. По левому борту на самом краю сели Мищенко и Гришневич, по правому — Шорох. Каждому из курсантов хотелось сесть как можно ближе к открытому пространству, чтобы ехать с ветерком и иметь возможность осматривать город. Но таких мест было мало, а желающих — слишком много. Поэтому возникла небольшая заминка. Но, опасаясь взводного и сержанта, курсанты спорили вполголоса. В результате всей этой возни вслед за Шорохом сели Петренчик и Резняк, а за Гришневичем — Албанов. На первую поперечную скамейку — Байраков, Ломцев, Гутиковский, Лупьяненко и Тищенко. Остальным пришлось довольствоваться менее комфортными для обзора местами сзади. Игорь был доволен, что ему досталось такое удачное место — дорога обещала много интересного и увлекательного. В самом деле — что может быть приятнее свежих пейзажей за бортом грузовика, если до этого глаза в течение месяца видели одну и ту же картину — асфальт, столовую, казарму и баню в виде еженедельного развлечения. Ехать предстояло более часа, но это только радовало Игоря и остальных курсантов — представилась редкая возможность побездельничать, поглазеть по сторонам и поболтать с товарищами.

Простившись с казармой веселыми гудками, «Уралы» выехали за ворота части и повернули налево. Игорь впервые ехал в эту сторону и во все глаза смотрел на плавно проплывающую мимо бортов улицу Маяковского. Оказалось, что город в этом направлении становился все ниже и ниже и вскоре Минск уже мало чем напоминал столицу союзной республики. Небольшие деревянные домики чередовались с двухэтажными, покрытыми побелкой «сталинскими» домами. Прохожих тоже попадалось все меньше. Из всего этого Игорь сделал вывод, что, во-первых, часть находится ближе к окраине города, а, во-вторых, что Минск в некоторых направлениях был не таким уж и огромным. Во всяком случае, до вокзала тоже было не больше четырех-пяти километров. Всю дорогу Мищенко шутил с курсантами, вспоминая разные забавные случаи на стрельбищах. Однажды солдаты застрелили сбежавшего от хозяйки поросенка. Игорь был в не слишком хорошем настроении, поэтому история с поросенком произвела на него обратное впечатление. Он не увидел ничего смешного в убийстве несчастного животного и с досадой подумал о бестолковости стрелявшего солдата.

Машины еще раз повернули налево и вскоре выехали за город. Проехав немного по шоссе, «Уралы» въехали в лес. Лесная дорога по всем признакам была военной. Во-первых, перед ней висел знак, запрещающий въезд, во-вторых, попались всего две встречные машины и обе они были военными, а, в-третьих, асфальт был проложен совершенно особенно, как только он прокладывается при строительстве военных дорог. Со всех сторон над дорогой нависали ветви берез. Огромные, косматые лапы вековых елей иногда смыкались над машинами, и тогда казалось, что это лесные великаны хотят поймать в свои объятья дерзкую колонну. Но «Уралы» грозно и самодовольно двигались вперед, заставляя своим урчанием расступаться всех лесных великанов. Глядя на лес, Игорь вдруг совершенно неожиданно и очень сильно захотел сходить по грибы: «Как раз скоро первые должны повылазить, ведь недавно хороший дождик прошел. Вряд за два года придется. Если они только будут — эти два года. Может, уже в сентябре дома буду, тогда пойду в лес, и целый день стану грибы собирать. И даже не важно, найду или нет! Главное — подышать свободным лесным воздухом и вновь почувствовать себя человеком». Лес манил и притягивал к себе. Кое-где попадались небольшие полянки и на них росли огромные сосны, раза в три более толстые, чем их соседи, сжатые со всех боков своими конкурентами. «А ведь и деревья такие же, как люди — дай сосне свободу, она вырастет могучей и гордой, такой, что глаза будет трудно от ее красоты отвести. А посади ее в густом лесу — вырастет какая-нибудь замухрышка, которую и сосной-то назвать нельзя будет. Но, случись какой пожар или вырубка, останется эта сосна одна, и тогда держись лес — вырастет такой же могучий великан!» — в последние дни Игорь чувствовал себя плохо, и это отражалось на его мыслях — тянуло пофилософствовать, пусть даже с самим собой. По брезенту, аркой нависающему над курсантами, из-за поднявшегося ветра прокатилась легкая рябь, и Игорю показалось, что кузов и брезент — огромная глотка чудовища, поглотившая взвод и готовая вот-вот отправить его в самые недра своего чрева.

Въехали на стрельбище. Машины остановились и курсанты, получив приказ, принялись выпрыгивать наружу. Стрельбище оказалось большой, безлесной площадкой, похожей на обыкновенное колхозное поле, на котором лет пять ничего не сажали. Но высокой травы не было — она была вся скошена и собрана в небольшие стожки возле дороги. «Наверное, солдаты косили», — догадался Тищенко. Стрельбище со всех сторон было обнесено забором из колючей проволоки. В дальнем его конце, у самой стены чуть синеватого леса виднелись какие-то сооружения — не то бетонные, не то деревянные. Перед ними были укреплены мишени.