Некоторое время Игорь находился под впечатлением писем и почти ничего не замечал вокруг себя. Впрочем, в таком состоянии находились многие — первые вести из дома вновь напомнили о той вольной, беззаботной жизни, о которой они ещё не успели позабыть. Тищенко прочёл каждое письмо по два раза и спрятал во внутренний карман, чтобы ещё как-нибудь почитать в свободное время.

Наконец курсанты, получившие письма, мало-помалу начали возвращаться к действительности и включаться в общую беседу. Рядом с кроватью Гутиковского собрался весь ряд, и время от времени курсанты покатывались весёлыми взрывами хохота.

— Пойдём, Тищенко, посмотрим, что там случилось, — предложил Лупьяненко.

— Пошли, — согласился Игорь.

Протиснувшись вперёд, они увидели, что Гутиковскому прислали в письме фотографии, которые сейчас переходили из рук в руки. Тищенко попросил посмотреть одну из них у стоящего рядом Доброхотова. На фотографии с гитарой в руках среди невообразимого скопления магнитофонов, проигрывателей и усилителей сидел какой-то волосатик. «Может, брат Гутиковского, вроде бы похож», — подумал Игорь и, не выдержав, спросил:

— Слушай, Гутиковский, это что — твой брат?

Гутиковский весело подмигнул остальным и ответил:

— Брат. Младший. А что — не похож?

— Да как-то не очень, хотя что-то есть…

Перехватив взглядом подмигивания, Игорь почувствовал, что его в чём-то разыгрывают, но не мог понять, в чём. Лупьяненко взял из рук Игоря фотографию, пристально посмотрел на неё несколько секунд, затем весело хлопнул Тищенко рукой по спине и сказал:

— Эх ты, да ведь это сам Гутиковский! Ты что, его не узнал?

Игорь недоумённо пожал плечами и спросил у Гутиковского:

— Так это точно ты?

— Конечно я. Неужели я так на себя не похож?

— Не похож. Если бы я тебя в городе встретил, то точно не узнал бы. Прошёл бы мимо и всё.

— Вот что с человеком армия делает! — театрально произнёс Гутиковский.

— Да, длинные у тебя были волосы, — продолжил Тищенко.

— А ты думал?! Ха! У меня знаешь, какие волосы были?! Вечно проблема с расчёсыванием.

— Зато теперь голова гладкая, как срака, — вмешался в разговор Резняк.

Все дружно засмеялись. Гутиковский провёл рукой по голове и спросил:

— Неужели? — потом выдержал паузу и неуверенно сказал: — Нет, уже не как задница — скорее наждак напоминает.

Все с интересом принялись изучать свои головы — насколько на них уже успела восстановиться «растительность». У Игоря волосы росли медленно, но из-за того, что были тонкие и мягкие, голова казалась не такой колючей, как у других. Тищенко было любопытно посмотреть и другие фотографии. Но в этот момент Петренчик и Каменев захохотали, и Каменев в шутку схватил Петренчика за нос. Петренчик погнался за Каменевым, но, зацепившись за табуретку, налетел на Игоря всей своей девяностокилограммовой массой. Игорь, словно теннисный мячик, отлетел назад и, ударившись о неизвестно откуда взявшегося Гришневича, грохнулся на пол.

Сержант уже с минуту наблюдал за курсантами и был порядком рассержен тем, что никто из них не заметил своего командира и не подал команды «Смирно!». Падение Тищенко окончательно вывело Гришневича из себя, и он заорал на испуганных и растерявшихся подчинённых:

— Вы что, душары, совсем нюх потеряли? Или служба мёдом показалась?!

Все потупили глаза на пол, и только Доброхотов не растерялся и крикнул:

— Смирно!

Тищенко вскочил по команде прямо с пола и вытянулся перед сержантом.

— Тищенко и Петренчик — чистить очки на нашей половине. К тому же умывальник и писсуар тоже должны блестеть!

— Виноват, товарищ сержант. Мы только… — залепетал Игорь.

— Заткнись, боец, когда тебя не спрашивают! На говно! Бегом! И учтите — я проверю. А остальным ровнять кровати. И если хоть на сантиметр будет криво — составите им компанию. Выполнять!

Уже ничего нельзя было изменить и Тищенко с Петренчиком отправились выполнять «задание».

— Слушай, давай вначале умывальник помоем. Покажем его Гришневичу и тогда за очки возьмёмся, — предложил Петренчик.

— А если он скажет вначале всё сделать, а потом уже докладывать? — засомневался Игорь.

— Когда скажет, тогда так и сделаем. А то знаешь, что может получиться? Пока мы будем очки чистить, кто-нибудь опять умывальник загадит — стираться будут или ещё что-нибудь в этом роде, — настаивал Петренчик.

Доводы товарища показались Игорю вполне убедительными, и он согласился.

Чтобы не замочить одежду, они сняли хэбэ и остались лишь в майках и трусах. Убирать умывальник было легко, а самое главное — не так противно, и курсанты дружно взялись за работу. Петренчик подмёл кафельный пол и принялся мыть раковины, выстроившиеся двойной шеренгой в центре умывальника. Пол оставался за Игорем. Вскоре курсанты вспотели и их майки насквозь пропитались влагой. Окно в умывальнике почти никогда не закрывалось и уже успело основательно пройтись сквозняками по мокрым спинам курсантов, пока те не догадались его закрыть.

В умывальник никто не заглядывал, но под самый конец уборки заявился каптёрщик Черногуров с явным намерением постирать своё хэбэ. Черногуров был такой же «дух», как и Игорь, но призвался в начале мая. Каптёрщик был самым старым по возрасту в пятом взводе, да, пожалуй, и в роте (если не в батальоне). Черногурову было уже двадцать шесть и из уважения к его «почтенному» возрасту его поставили каптёрщиком (кладовщиком). В каптёрке хранилось всё личное имущество как сержантов, так и курсантов (правда, у последних почти ничего не было). Черногуров идеально подошёл к своей должности — более жадного и хозяйственного каптёрщика не могли вспомнить даже старожилы роты. Курсантам Черногуров почти ничего не давал, а сержантам — лишь то, о наличии чего они знали наверняка.

Заметив в руках каптёрщика мыло и маленькую, жёсткую щётку для стирки, Петренчик недовольно заметил:

— Подождал бы ты, Черногуров — мы сейчас домоем?!

Черногуров не уступал по комплекции Петренчику, поэтому сразу же резко отрезал:

— Стану я ещё ждать! Это ваши проблемы, а мне надо стираться.

Игорь слышал, что Черногуров из Донецка, поэтому решил узнать, насколько это верно, а заодно и увлечь каптёрщика разговорами:

— Слушай, говорят, что ты из Донецка?

— Да. А что, ты тоже из Донецка?

— Нет, просто у меня там родственников очень много. А ты где там живёшь?

— Рядом с телевышками…

— У меня там дядька по отцу живёт.

— А остальные где?

— В разных местах… Кто на улице Словацкой, кто на Куйбышева. Есть на Туманяна, на Артёма, на шахте Абакумова. Даже в области есть — в Харцызске.

— Что — все по отцу?

— И по матери, и по отцу.

— А ты откуда призывался?

— Из Витебска.

— Как же это тебя в Белоруссию занесло, если все родичи у тебя в Донецке?

— Не все. Отец ведь у меня белорус, а мама — украинка. Просто родственники отца после войны на Украину переехали, а мама училась в Белоруссии и здесь же замуж за отца вышла. Так всё и перепуталось.

— Ну-у — так мы с тобой наполовину земляки, выходит?

— Выходит, что так.

Черногуров смягчился и гораздо добродушнее сказал Петренчику:

— Ладно, домывайте, если вам немного осталось. Я подожду.

Только домыли, как в умывальник зашёл Гришневич:

— Что, закончили?

— Так точно, товарищ сержант! Но пока только умывальник, — пояснил Петренчик.

— А я что, Петренчик, только умывальник сказал помыть?

— Никак нет, товарищ сержант — ещё и туалет!

— Так давайте мойте. Помоете всё — вот тогда и покажете.

Пожалев курсантов, Черногуров вмешался в разговор:

— Товарищ сержант, разрешите мне постираться?

— А я тебе что, Черногуров, стираться не даю?

— Просто сюда ещё несколько человек из нашего взвода придёт — старший сержант Дубиленко приказал. Товарищ сержант, может, вы у них умывальник примете, а то его сейчас мылом зальют?

— Ладно, Черногуров, стирайтесь. А вы на очки переходите — умывальник я вам зачёл.