— Чего ты такой печальный, Коха — ведь не ты на пост пошел, а Коршун?! Еще неизвестно, сколько вам там стоять, но ты теперь почти в любом случае простоишь меньше, а? — спросил у него Лупьяненко.
— Еще спрашиваешь — вы в кино идете, да еще в город, а я, как дурак, буду здесь сидеть, — со вздохом ответил Кохановский.
— А ты и есть дурак — надо было службу лучше тащить! — насмешливо сказал Резняк.
Кохановский промолчал.
Тогда в разговор вмешался Каменев. Подмигнув Резняку, он с издевкой спросил у Кохановского:
— Коха, а ты разве не дурак — как сам думаешь?!
— Да ну вас! — угрюмо ответил Кохановский и пошел к своей койке на противоположную сторону кубрика.
— Он не дурак — он просто чмошник! — нарочито громко сказал ему вслед Петренчик, и они вновь дружно засмеялись втроем вместе с Резняком и Каменевым.
Если раньше Кохановский яростно огрызался, то теперь в нем словно что-то надломилось, и он все чаще начал уступать своим недругам.
Тищенко с большим неудовольствием наблюдал за ростом влияния Байракова, Албанова, Петренчика, Каменева и Резняка на курсантов взвода. Особенно Байракова. Если Резняк и был внешне самым наглым, то все же был просто скандалистом, а вот Байраков, чаще оставаясь в тени, все больше оказывал влияние на жизнь взвода. Достаточно сильные позиции были и у Ломцева, Шкуркина, Федоренко, Вурлако, Улана и некоторых других, но каждый из них был как-то сам по себе и реального противовеса «пятерке Байракова» не было. Правда в последнее время Шорох и особенно Гришневич стали недолюбливать слишком активного курсанта. И Гришневичу, и Шороху не нравилось то, что Байраков уже пару раз пытался подчеркнуть свое особое положение. Гришневич оба раза отправлял после этого Байракова в два подряд наряда по роте, и курсант стал действовать гораздо хитрее и осторожнее. Внешне он почти льстил сержантам, за глаза же обзывал их последними словами. Видимо, кое-что дошло и до Гришневича, и тот как-то предупредил Байракова:
— Смотри, боец — за длинный язык можно почки потерять…
Не на шутку испуганный Байраков заверил сержанта, что все это ложь его недоброжелателей, а вечером того же дня устроил Фуганову, Бытько и Валику чуть ли не допрос. Те, естественно, все отрицали и в итоге этого «гнилого» разбора Байраков пообещал, глядя куда-то в потолок:
— Если найду стукача, то все зубы повыбиваю!
Все трое стали тут же уверять Байракова в своей ненависти к сержанту, и все это вызвало у Игоря какое-то неприятное чувство гадливости.
Байраков хотел поговорить и с Сашиным, но так и не решился этого сделать. К тому же в случае чего за Сашина горой встали бы не только отец-майор и Гришневич, но и Петренчик, что в планы Байракова тоже не входило.
«А ведь Байраков больше рисуется, чем ищет стукача. Он не дурак, и прекрасно понимает, что все его реплики о сержантах, как, впрочем, и мои, и любого другого, мог запросто случайно подслушать кто-нибудь из сержантов и даже сам Гришневич. К тому же Байраков не случайно выбрал тех, кто послабее — чтобы не произошло осечки. Он и ко мне мог бы приколебаться, если бы не мой конфликт с сержантом — подумал Игорь. Тищенко испытывал к Байракову сильную антипатию после случая с котелками, а последние события еще больше укрепили эту его установку.
Роту построили в том же порядке, в каком водили в баню и строй начал переходить улицу Маяковского через открытые ворота КПП. При этом курсанты несли непременные красные флажки впереди и позади строя. Кинотеатр «Знамя» оказался гораздо ближе, чем могли предположить Тищенко и Лупьяненко — всего в каких-нибудь ста пятидесяти метрах от части во дворе девятиэтажек, стоящих на другой стороне улицы Маяковского прямо напротив штаба. Издали кинотеатр снаружи здорово напоминал большой деревянный сарай и несколько разочаровал курсантов.
— Ну и кинотеатры же у вас в Минске! У нас даже в Городке лучше, не говоря уже о Витебске, — насмешливо сказал Игорь.
— А ты их хоть видел — минские кинотеатры?! — зло спросил его Лупьяненко.
— А чего их видеть — вот он передо мной, кинотеатр «Знамя»!
— Да это какой-то левый кинотеатр, полуподпольный…
— Какой же он полуподпольный — вон и афиши, и название кинотеатра написано?!
— Да нет у нас больше таких забитых кинотеатров — это только здесь, потому что на окраине! Недаром же я про него за всю свою жизнь ни разу не слышал. А в самом городе хорошие кинотеатры — «Беларусь», «Москва», «Мир», да все и не перечислишь! — Лупьяненко говорил со страстью, способной убедить даже камень.
Тищенко с самого начала верил Антону, но просто не подавал виду — ему доставляло удовольствие играть на патриотических струнках горожанина.
Билеты покупал кто-то из сержантов, предварительно собрав со всех по двадцать копеек. Внутри кинотеатр был более уютным, но все же и здесь хранил печать патриархальности — колоритно выделялись стены из широких досок, покрашенных в желтый цвет. Вместе с деревянными полом и потолком они образовывали небольшое фойе. В этом фойе курсанты ожидали начала сеанса. Гражданских было совсем мало.
— Похоже, что «Знамя» большой популярностью не пользуется, — заметил Игорь.
— Окраина. Хотя странно — здесь поблизости других кинотеатров нет, могло бы и побольше народа придти, — задумчиво ответил Лупьяненко.
Все сомнения курсантов разрешились бы очень быстро, если бы они знали, что «Знамя» не обычный гражданский кинотеатр, а специально построенный для жильцов небольшого военного городка, расположенного напротив части. Поэтому и был он таким маленьким и непритязательным, поэтому и было в нем немного народа — почти весь городок знал, что сегодня приведут солдат, и никто в кинотеатр особенно не стремился — всегда лучше сходить на сеанс, где посвободнее. Немногочисленные же гражданские были в основном случайно забредшими из соседних с городком гражданских домов — благо, городок не был отделен, как обычно, забором от остальной застройки. Но всего этого Игорь и Антон не знали, да и не могли знать, потому что пришли сюда впервые, а сержанты раньше про «Знамя» не рассказывали (не потому, что это было тайной — просто здесь редко бывали).
Наконец открыли двери и все вошли в зрительный зал. Показывали «Игру в четыре руки» с участием Жана Поля Бельмондо. Фильм Игорю понравился уже тем, что позволил хоть на час забыть о службе и перенестись в веселый мир комедии.
Выходя на улицу, Тищенко почувствовал, что от его былого пренебрежения к кинотеатру не осталось и следа. Наоборот, Игорь сейчас с симпатией посмотрел на здание: «Ничего, что он такой неказистый — зато кино посмотрели. А так сидели бы за забором». И Игорь ощутил в глубине души благодарность к тем людям, которые построили кинотеатр. Назад вернулись быстро.
День уже близился к концу, как вдруг после ужина пропал Вурлако. То есть его просто никто не мог отыскать, хотя он зачем-то понадобился Гришневичу. Игорь вообще заметил, что по какому-то странному «закону подлости» сержанту всегда был нужен именно тот курсант, который вдруг отлучался по своим делам. Вурлако нигде не могли найти, и Гришневич уже собрался, было, построить взвод, как вдруг Бытько вспомнил, что слышал разговор Вурлако и «дедов» хозвзвода после обеда. Они уговаривали Вурлако придти к ним после ужина, а затем, Бытько не расслышал. Тут же подвернулся и проходивший мимо Мархута из третьего взвода, сообщивший со своим обычным глупым выражением лица о том, что «деды» хозвзвода только что повели Вурлако вниз. Гришневичу связываться с «дедами» не хотелось, но надо было идти за курсантом (а вдруг того повели вниз, чтобы просто избить за какой-нибудь прошлый конфликт). Мысленно матеря Вурлако последними словами, Гришневич, взяв с собой Ярова и Шороха, поспешили на улицу. Возвратились они минут через пятнадцать, но уже с Вурлако.
— Вурлако, кто тебе разрешил без моего разрешения выходить на улицу?! — спросил Гришневич у курсанта, когда они пришли в свой кубрик.
— Виноват, товарищ сержант — ребята просто попросили, чтобы я помог им сделать машину. Земляки — разве я мог им отказать?!
