—

Ли, прости, я не хотел. Ну не плачь, Ли! — Он сам готов разрыдаться, а я с удивлением чувствую, как по щекам бегут горячие дорожки.

Рана в боку отозвалась резкой болью, когда я сел в постели и притянул к себе младшего брата:

—

Тише, Кирилка. Все в порядке… Это просто израненное сердце глупого жреца. Раны и порезы затянутся, и не будет так больно. Просто это случилось слишком неожиданно, да я и сам не совсем понимал, что чувствую, пока не увидел все это и не понял… Тише. С твоим глупым старшим братом все будет в порядке. Главное, чтобы

ты

простил меня.

Он сжал мои плечи, чуть отстраняясь, и серьезно посмотрел на меня:

—

Я… ты пришел все равно за мной… А то, что из этого получилось, ты же сам не предполагал… А я бы все равно выжил. Не знаю точно, что там произошло на том алтаре, никак не могу вспомнить и чувствую, что пока не надо вспоминать, но… Это не последнее твое сражение с Растином… Вы как отражения друг друга, живущие каждый своей жизнью, и оба чувствуете, что так не должно быть, отражение обязано повторять лишь то, что показывает оригинал… И тот из вас, кто останется в живых, им и будет. Настоящим.

—

Кир, — тихо прошу я, — братик… может, ты все же побудешь еще немного ребенком?

Он медленно покачал головой:

—

А я и есть ребенок. От этого мне не уйти… Как и у вас со жрецом Роя есть второй выход. Если вам не удастся найти простейший путь к нему

—

устранить помехи, просто…

перерасти

это.

—

Это будет нелегко.

Он посмотрел пристально

, и

очень неуютно стало под его

взглядом

.

А ведь там, на

алтаре… Кажется, я начинаю догадыва

ться, что именно

произошло.

Я

слишком часто встречался с бо

гами, чтобы этого не понять… В

глубине синих глаз, на самом

дне, холодными ручьями

плескалась плененная сила. Он чуть

отстранился.

—

Ли, — голос звучал глухо, — что ты

теперь будешь делать?

—

Я? — Я отпустил его, коснулся

щек, вытирая непрошеные

слезы, и криво усмехнулся: —

Отращивать волосы… Я привык к

своей косе, знаешь ли…

—

Ты понимаешь, о чем я

спрашиваю, — сверкнула синева

легким раздражением.

—

Посмотрим, — пожал я плечами. — Кир,

неужели ты дума

ешь, что все вот так просто? Разбили сердце,

и рана неизлечи

ма? Вопрос в том, а разбилось ли

оно

— сердце

это проклятое?

—

Что? — искренне удивился он. — Но…

Я не удержался от порыва,

протянул руку и взъерошил та

кие же темные, как

у

меня, волосы:

—

Кир, не заморачивайся пока.

Ты

сам сказал,

что еще ребе

нок. А кроме того, ты, как и я, мужского пола.

И Рой тоже. А все

мужчины, по мнению женщин, те еще глупцы

в

некоторых

во

просах, и… поверь мне, братишка, они в принципе правы. —

Он

возмущенно вскинул глаза, а я улыбнулся: —

И

неправы

одно

временно. Ведь женщины тоже весьма глупы в некоторых

во

просах. Так что мы друг друга стоим.

И

неважно,

люди мы или

боги, это касается всех.

—

Ты… — Он запнулся и покачал головой. — Мейдок

сказал,

что рана затянется уже к вечеру окончательно, — резко

перевел

разговор мой младший брат. — Надо передать Кириану, что

все

в порядке, а то он не смог остаться и уже в Мирейе, но очень волнуется. Если бы Криса не надо было оттаскивать от твоей постели, сам бы, наверное, не смог уйти.

Я

усмехнулся. Маленький мудрец.

—

Лиани? —

В

дверном проеме возник Кэртис. — Пришел в

себя?

Я посмотрел на него и улыбнулся:

—

Спасибо, Тис, если бы не ты…

—

Не представляешь, какую выгодную сделку я заключил благодаря тебе, — удовлетворенно сообщил он.

—

Представляю, я слышал ваш договор с Роем. Поздравляю тебя и весь клан.

—

Лиани, — оборотень отвел глаза, словно боясь смотреть на меня, — кхм… тут кое-кто хочет поговорить с тобой.

—

Так пусть войдет, — вздохнул я.

Но Кэртис задумчиво покачал головой:

—

Нет. Она не может войти. Она смогла пройти до самой крепости, но сюда Тьма ее уже не пустила…

И я сам не заметил, как опустил глаза, как в душе что-то дернулось, потому что в руках Кэрт теребил зеленую ленту… Ту самую, с которой началась наша дружба, ту самую, которую я добыл самый первый раз для Лейлы.

Тихий голос оборотня вспорол тишину комнаты:

—

Она просила сказать тебе, Лиани: «Пожалуйста».

Я вздрогнул, словно услышал, как

она

произносит это слово… Пожалуйста…

Она прекрасна так, что больно. И она совсем не такая, какой я видел ее в прошлом…

Сейчас передо мной стояла пленительная женщина в синем длинном платье, которое мягко стекало по ее фигуре, скрывая и подчеркивая одновременно. Длинные рукава, расширяющиеся к запястьям, оттеняли узкие, длинные ладони с нервными пальцами. А глаза… как у лани. Хоть и все такие же зелено-серые.

—

Лилиан… — тихий шепот растворялся в воздухе, — я опять сделала это, совсем так же как с Лайлом. Это больно — предавать. Наверное, так же больно, как быть преданным…

Я покачал головой и устало опустился на бревно на краю поляны. Кора не желавшего сдаваться, хотя и упавшего дерева приятно нагрелась под солнечными лучами, и под пальцами все еще ощущалось биение токов жизни в нем.

—

Госпожа моя, — наконец заговорил я, не поднимая глаз, — скажи мне, боги могут приказывать своему сердцу?

—

Нет, — последовал горький ответ.

—

Тогда почему ты считаешь, что предала меня? Или Лайла? Или… себя?

Я поднял голову и улыбнулся, не чувствуя радости от того, что

она

смотрит на меня такими прекрасными, широко раскрытыми глазами.

—

Потому, что… — запнулась она. — Потому, что ты имел прав

о знать… Ведь я давно думала об этом… Что ты рано или поздно полюбишь меня. Ты

уже

любил

меня, когда мы встретились впервые, просто не разобрался еще в этом. А в тот момент, когда понял… Я должна была рассказать тебе раньше… о Рое.

—

Должна, — согласился я. — Та история с Годосом, я всегда думал, что там все не так просто. И то, как смотрел Рой на Сирена, тогда в таверне… Но я сам не желал видеть правды и потом… я смертный. Твой жрец, а не бог…

Шелест ткани, когда она двинулась вперед… Я буквально чувствовал его.

—

Ли… — шепот, — Ли…

—

Госпожа моя, — я взглянул на нее снизу вверх,

—

не надо жалеть меня или себя. Мы оба полюбили. Вы — очень давно, превратив любовь в ненависть, но основа осталась, причиняя вам боль. Я полюбил по меркам богов не так давно, но… я не собираюсь обвинять тебя в чем-то, Лейла. Я все еще остаюсь твоим жрецом. И пусть все уже не будет как прежде, но то, что ты моя богиня, не изменилось. А моя неприязнь к Рою приобрела дополнительный, но весьма существенный оттенок. Мы не сможем больше быть так непосредственны, как раньше, — что-то ушло навсегда. Но так ли это важно, госпожа моя?

—

Для людей… — Она медленно опустилась на колени, оказавшись со мой лицом к лицу. — Для людей такие вещи очень важны, а ты человек.

Я вздохнул:

—

Тогда прими как факт, что, в отличие от богов, люди умеют прощать и… любить не за что-то, а просто так.

Она качнула головой, на мгновение прикрыв глаза: