—
Габриэль, — тихо позвал он.
—
Повелитель? — обернулся воин.
—
Он должен пройти.
—
Господин… это неразумно.
—
Знаю, — последовал тихий ответ. — Знаю. Но я должен встретиться с ним. Пусть даже это будет последний раз для кого-то из нас. Твоя задача, чтобы остальные нам не помешали.
—
Слушаюсь и…
—
Да? — Растин поднял глаза.
—
Будь осторожен. — Взгляд старого друга казался серьез
ным и тревожным. Да, только Габриэль мог прорвать ту пелену одиночества, которая всегда окутывала жреца Роя, и которую не мог развеять даже его бог.
—
Как всегда, — чуть заметная улыбка пробежала по губам, — как всегда. Мой бог все еще нуждается во мне, чтобы я мог позволить себе умереть.
Но на сей раз Рой не явится на помощь своему любимцу. Как и его извечный враг — Лейла. В этом бою они с Лилианом будут на равных.
—
Как там?.. С какой стороны нам ждать его? — тихо спросил жрец.
—
Не знаю, — покачал головой Габриэль. — Мои воины умирают везде. Похоже, пришли не только оборотни. Нас атакуют отовсюду. Извне, из сумерек и даже со стороны Света…
—
А, Белая Ложа… Новый Верховный маг. Но мы же взяли его в расчет, разве нет?
Габриэль кивнул, а потом решительно вскинул голову:
—
Господин, с ними драконы. Двое. И это не морские питомцы морского жреца Лейлы. Они несут на себе знамена Белой Ложи…
Растин вздрогнул. Когда ему впервые сообщили, что драконы возвращаются и что Сиган, новый жрец Лейлы, разыскивает людей с подходящей душой, уже тогда он почувствовал, как в сердце вползает холодок, предвестник грозящей опасности. Но он все равно уделил этой информации слишком мало внимания.
—
Понятно. — Растин резко развернулся. — Я в жертвенной зале.
—
Мальчик уже там, — поклонился седовласый воин.
—
Хорошо.
Жрец не мог позволить себе ни грамма сомнений. Что сделано, то сделано. Судьба сама подтолкнула в его руки Кирилла. Ставки сделаны. Осталось дождаться Лиани. И закончить наконец триумфальный марш этого мальчишки. Лишить его богиню такой мощной поддержки. И снова стать… единственным в своем роде.
Холодный камень алтаря. Он никогда не нагревался, такое случалось лишь на одно-единственное мгновение, когда кровь потоком омывала камень и крик жертвы птицей вспархивал к сводам залы. А потом он снова становился холодным.
Однако хрупкое обнаженное тело, покрытое ритуальными узорами, беспомощно распятое на камне, не выглядело замерзающим.
Жрецы, призванные принять участие в церемонии — каждый на своем месте, — тянули заунывную песню, не обращая внимания на крики, заполняющие коридоры храма. Все-таки он немного недооценил ненависть тех, кто пришел сюда.
Явиться вслед за Лилианом — для многих это был шанс добраться до горла Верховного жреца Роя. Но они не доберутся. Голубые глаза зло прищурились. Ему не нужны лишние люди там, где он собирался сразиться с мальчишкой, который еще не набрался достаточно сил, чтобы противостоять Растину без поддержки своей богини.
—
Твой брат здесь… — Он склонился над Кириллом.
Затуманенные дурманом глаза, не моргая, смотрели мимо него. Непонятно, слышал ли мальчик его слова.
—
Через час я вырежу твое сердце, — дыхание жреца коснулось уха принца, — если твой брат не спасет тебя.
Губы мальчика шевельнулись. И Растин «услышал», так как звука почти не было:
—
Посмотрим…
Он выпрямился и потрясенно посмотрел на пленника. Все-таки этот парень очень странный. Ведь именно из-за него боги не могут вмешаться в битву. Почему? Рой сказал, что будет упиваться его кровью, если Растин сможет принести его в жертву, однако… Странная аура переливается и мерцает вокруг мальчика, и все четче видны яркие белые нити, которые тесно сплетаются с черными тонкими волосками, почти тонущими в сиянии и потому едва видимыми.
—
Кто ты такой?
Шум и жрецы с воинами рассредоточиваются по зале. Вовремя. Двери распахиваются, словно вынесенные волной силы, и с грохотом падают на мозаичный пол, разбиваясь на куски. И когда пыль опускается в наступившей тишине, Растин поднимает с алтаря уложенный рядом с обнаженным телом Кирилла клинок…
В проходе замерли две фигуры. Жрец Лейлы, в развевающихся черно-синих одеждах, с горящими нечеловеческой страстью сапфировыми глазами, и рядом с ним — на полусогнутых лапах — черная пантера.
— Само совершенство, — прошептали губы жреца Роя, и в следующее мгновение золотой хвост волос уже напоминал молнию, стремительно рванувшую вслед за телом хозяина навстречу черной тени с драгоценными камнями вместо глаз.
Это было не торжество, не восторг, нет, — какое-то запредельное чувство единения. Когда тяжелый двуручный меч соприкоснулся с лезвием клинка, когда-то выкованного из звездного металла самим Роем.
И где-то в стороне остались яростные крики сражающихся жрецов, рев черной пантеры, вопли врывающихся в залу людей и нелюдей… Растин знал только одно: сейчас у него есть один мир — мир, где он сражается со своим отражением. Тем, кем он мог бы стать, если бы его первым заметил не Рой, а Лейла.
Ему многое хотелось спросить у своего антипода… Лилиан, у нее были такие же глаза, как у Роя, когда она впервые попросила тебя пойти с собой? Чувствовал ли ты то же самое, когда
богиня
сказала «пожалуйста»? Что несли ее прикосновения? Он так и не решился тогда на корабле задать эти вопросы, хотя сам жрец Лейлы пошел дальше и спрашивал его о его боге… Теперь он сожалел об этом.
Сейчас их танец стал центром хаоса, в который превратился храм Роя, до сего дня ни разу не подвергавшийся подобному нападению. Габриэль наверняка не пропустил основную часть вражеского войска. Но тех, кто смог проникнуть, хватит на кровавое сражение. И нет богов, которым можно было бы принести в жертву души убитых… Потому что это была битва смертных.
Сквозь дурман проникали звуки битвы, крики людей, но Кирилл равнодушно воспринимал их, ему больше было интересно, почему он не может открыть уже открытые глаза. Что-то странное происходило с его сознанием. Он знал, что его телу холодно, но не чувствовал озноба, и это не было действием наркотика.
«Смотри… его сила ворочается во сне, словно ее тревожит происходящее», — произнес тихий женский голос.
«Вижу». — Надменность в мужском холодила разум.
«Ты холоден как обычно». — Грустная усмешка.
«Ты пришла».
«Да… но и тебе запретили быть здесь…»
«Мне запретили вмешиваться, но не смотреть». — Яростное шипение.
И ответный шепот, с едва заметной заминкой:
«Как и мне».
«Мы оба не хотим их терять». — Надменности не убавилось в голосе мужчины, но такая тоска скрывается под ней, что хочется плакать.
«Верно. — Женщина, кажется, совсем молодая, но одновременно такая древняя. Кириллу хочется увидеть ее лицо. Но он не может. Наркотик заставляет его тело оцепенеть, не позволяя двигать мышцами. А она тем временем продолжает: — Мы бессильны сейчас. Давно ли такое было для нас обоих? Эти двое вовлечены нашей войной в ненависть друг к другу. Так же сильно, как мы с тобой когда-то…»
Мужчина чуть вздохнул:
«Разве ты не видишь? У них все немного по-другому».
«Да ты ревнуешь?» Почти нервный смешок.
«А ты нет? — Ответная насмешка. — Прислушайся к себе и перестань обманываться. Мы оба в ловушке, которую создали себе сами, позволив этим двоим завладеть нашими сердцами».
«Но разве эта ловушка не приятна? И только благодаря этим двоим, что сейчас танцуют со смертью, выбрав ее более приемлемым партнером в танце, чем мы, сейчас звенит сталь их клинков, а не наших».
