— Всякий раз, когда я смотрю на них, думаю, что с каждым днем рождения Франческа становится старше, а Стефания моложе, — раздался приятный мужской голос у Лизы за спиной. Она обернулась — высокий блондин в строгом костюме, худощавое породистое лицо, серые глаза за стеклами очков Cartier. — Мы не знакомы, Бруно Гальтрукко, — мужчина протянул ей руку.

— Лиза Абова, — ответила она. — Очень приятно, — ничего не значащие слова, ее рука в теплой мужской ладони, как будто воспоминание о чем-то забытом уже давно, а, может, и совсем не давно.

— Та самая подруга из Москвы, что живет на романтичном озере Комо? — спросил Бруно.

— Та самая, — улыбнулась Лиза.

— Только очень тонкая женщина способна оценить его красоту в это время года, — Бруно чокнулся своим бокалом с шампанским с ее, наполненным водой.

Лиза не ответила, ей не хотелось говорить о своей жизни в Белладжио, казалось, это место, куда она отправилась по приказу Алексея было как-то связано с ним.

— Лиза, Бруно! Вы уже познакомились?! — подлетела к ним Стефания, — Он мой лучший друг с самого детства, — приобнимая Лизу, произнесла она, — И крестный Франчески. Лиза — байер крупного московского магазина, а в прошлом она делала MBA по фондовым рынкам, так что она, может быть, и способна вынести твое финансовое занудство, — Стефания смешно наморщила носик и чмокнула Бруно в гладко выбритую щеку.

— Вот так Стеф все время позорит меня, — улыбнулся Бруно.

— Не слушайте ее, она просто завидует вашему миру строгих цифр, имея дело с таким изменчивым делом как мода, — поддержала беседу Лиза.

— Да, да, именно так, — ласково посмотрела на нее Стефания. — Иногда мне хочется закрыться ото всех и вся и погрузиться в документы, отчеты, таблицы, но этот сумасшедший мир вечно требует моего присутствия. О, Джанкарло! — Стефания помахала рукой только что вошедшему мужчине и бросилась к нему.

— Стефания, такая же неугомонная в домашней обстановке, как и в рабочей, — Лиза поставила бокал на поднос проходящего мимо официанта. — Я очень признательна ей за это приглашение на праздник, моя спокойная жизнь на Комо слишком затянулась, — Лиза улыбнулась своей самой яркой улыбкой, внезапно осознав, как не хватало ей всего этого: приглушенной музыки, чуть слышного звона бокалом, ароматов дорогих духов и теплого мужского взгляда, ласкающего ее.

— Комо полно жизни летом, я каждый июнь участвую в регате, которая проходит на озере. Она всегда завершается шумным праздником с фейерверками и музыкой до утра. Было бы чудесно, если бы вы смогли увидеть это.

— Да, было бы неплохо, — ответила Лиза, она и думать сейчас не могла о том, где будет в следующем июне.

— А зима, конечно, время оперы. 15 декабря откроется сезон в Ла-Скала, это главное событие зимы, — продолжал Бруно.

— Я была в Ла-Скала трижды, и каждый раз это было незабываемо, хотя никогда не считала себя большим ценителем музыки, но там она завораживает, несмотря на твое желание, понимание или что-то еще.

— Вы будете здесь в середине декабря? Вы могли бы пойти с нами на открытие в Ла-Скалу. У моих родителей и родителей Стефании была общая ложа, и мы сохранили ее.

— О, это было бы чудесно, — Лиза обрадовалась как ребенок. Открытие сезона в Ла-Скала было главным светским событием не только Милана, но и всей Италии, событием, которое оживляло картинки из прошлого, когда выход в оперу был важной вехой светской жизни, возможностью продемонстрировать свое положение и оценить положение других.

Удивительно, но Лиза согласилась отправиться с Бруно не только в театр, но и поужинать прямо завтра, и это после трех минут разговора и всего лишь нескольких вежливых фраз.

Вечером, вернувшись домой, так Лиза называла свой номер в отеле, она долго ругала себя за то, что согласилась на эту встречу с Бруно. Она, беременная женщина, о каких ужинах может идти речь? На вечеринку к Стефании Лиза надевала свободное с плиссированной юбкой от груди платье Alberta Feretti, которое скрывало ее округлившийся живот. Конечно, она сама видела перемены в собственном теле, несмотря на надежную драпировку, но вряд ли их видел посторонний человек, правда, Стеф поняла все сразу, едва они встретили две недели назад, но она-то была женщиной. Но и отказываться от ужина не хотелось, это выглядело глупо и несерьезно.

В тот день Лиза долго и тщательно собиралась, она и мысли не держала скрывать свое положение, она жила им и очень гордилась, но ей совсем не хотелось ощущать пренебрежение заинтересовавшего ее мужчины, уж пусть лучше он испытает разочарование.

Волосы были убраны в тяжелый причудливый пучок, макияж, на который в салоне красоты было потрачено почти два часа, сделал ее какой-то загадочной особой с огромными сияющими глазами, высокими скулами и манящими губами. Сама себя Лиза не узнавала, она не видела себя такой уже давно — с того прекрасного вечера с Корниловым в Марбелье, потом было слишком много дел, расстройств, волнений и ощущений себя в иной ипостаси. Сбросив норковое манто на руки услужливого швейцара, она вошла в ресторан — темное дерево и сияющий хрусталь, огромные букеты белых и кремовых роз, окна во всю стену, а за ними — прекрасный вид на Дуомо. Бруно сидел возле окна, он приветливо поднялся, окинув Лизу быстрым взглядом, — она была рада, хотелось расставить все точки над и с самого начала — ее серо-розовое платье Etro с знаменитым принтом ничего не подчеркивало и не скрывало, лишь позволяло рассмотреть, что Лиза — будущая мама. Бруно ласково коснулся ее руки и протянул букет цветов — маленькое чудо из орхидей цвета vieux rose, белых тюльпанов и нежных роз. Лиза признательно улыбнулась, позволив ему коснуться губами ее щеки.

Вечер прошел неспешно, в удивительно приятной и какой-то расслабляющей атмосфере — Лиза даже забыла, что они с Бруно видятся всего лишь второй раз. В нем была прирожденная интеллигентность и широкий кругозор, интерес к событиям в мире и в собственном доме — то, чего так часто не хватало мужчинам, и он, конечно, не был финансовым занудой, хотя и являлся исполнительным директором банка Intesa Sanpaolo. Лизе было тепло и спокойно, когда они обсуждали рынок «мусорных» облигаций в США и политическую ситуацию в России, дорогую иену и планы ОПЕК — она ощущала себя прежней Лизой, выпускницей знаменитой Плешки и бабушкиной внучкой. Казалось невероятным и в то же время пугающе прекрасным, что не нужно опасаться историй из прошлого, скрывать свои мысли и мотивы, ждать, что тонкая паутинка романтичного вечера разорвется в один момент, потому что кто-то что-то узнает.

В середине вечера между карпаччо и дорады и папарделле с трюфелями Бруно осторожно заметил:

— Я еще не поздравил тебя с будущим материнством. Оно тебе очень к лицу.

— Спасибо, Бруно, — тихо ответила Лиза. — Сейчас я счастлива как никогда.

А потом разговор вновь перешел на далекие от личных дел темы, как и должно было быть между не слишком хорошо знакомыми людьми, или как и должно было быть на первом свидании. В конце концов, разве есть где-то запрет ходить будущим мамам на свидания?

Он оставался в Лондоне — городе, который не любил, который нагонял на него тоску как на какого-нибудь героя эпохи декаданса. Оставался из чувства противоречия, из желания сделать хуже самому себе. Это давно превратилось в привычку — причинять себе неудобства, заставлять себя если не страдать, то испытывать дискомфорт. Наверняка, какой-нибудь модный психоаналитик многое мог бы сказать на этот счет — Корнилов не нуждался в подобных словах, он и сам все о себе знал.

Алексей сблизился с Настей, не случайно, а по заранее продуманной схеме — она была взрослой, холодной и лишенной каких-то иллюзий, вернее, не была, а считала себя таковой, думая, будто пренебрежительные слова о женских эмоциях и чувствах, об абсурдной вере в любовь между взрослыми состоявшимися людьми, могут скрыть ее подспудное желание семьи и тепла. Корнилов позволял ей верить, что действительно могут — это было именно то, что нужно: секс на дистанции, взаимный самообман — безопасный и отстраненный, как еще один пункт бизнес-плана.