— И когда мой сын, наконец, оставит эту вечную самоиронию и будет просто счастлив? Иногда я думаю, как тяжело быть матерью взрослых детей. Когда ты была маленькой и плакала по ночам, отец говорил: «Придет время, и ты будешь рада, если в это время она хотя бы будет дома», — Светлана Геннадьевна грустно улыбнулась. — Но ты всегда была вовремя дома и я не смогла оценить, прав ли был ваш отец.

Медленно подошел Данила, резким движением потянул со стола стакан с лимонадом, не желая просить помощь ни у бабушки, ни у мамы: нахмуренный лоб, пристальный взгляд серо-голубых глаз — удивительно похож на ее отца и брата, но вовсе не на мужа, — подумала Марина. Пусть уж тогда унаследует и их характер, а не повадки собственного безвольного отца.

— Дядя Леша обещал научить меня кататься на каяке, когда он приедет? — требовательно спросил малыш.

— Хотела бы я это знать, — подумала Марина, но вслух ничего не сказала. — Приедет чуть позже и обязательно научит, — обнадежила она сына.

— Ну ладно, — сказал Данила, но, судя по его виду, в скорый приезд дяди не поверил.

Марина бережно укутала мальчика в полотенце, прижимая к себе, касаясь губами его теплой и по-детски пушистой макушки. Наверное, и мама когда-то также ласкала Алексея, не думая о том, что он станет взрослым, несчастным мужчиной, предпочитающим держаться подальше от своей семьи. Данила вырвался из материнских объятий и, схватив мяч, бросился на середину лужайки, изображая лучшего футбольного игрока всех времен и народов.

— Знаешь, Марина, я до сих пор не могу поверить в твой рассказ про Алексея и эту девушку Саюри, про месть ее отца, в то, что сын, пережив трагедию, ничего не рассказал нам. Вся эта история с самолетом теперь уже не кажется чем-то безумным, но все равно напоминает странный фарс, игру в триллер и детектив.

— Ох, мама, ну что я могу тебе сказать? — вздохнула Марина. — Ты знаешь, жизнь иногда причудливее любого детектива.

— Знаю, но не могу или не хочу в это верить. В тот его приезд в Марбелью с Лизой казалось, что все хорошо у них, что он заинтересован в ней. Или мне слишком хотелось в это верить, — Светлана Геннадьевна посмотрела на внука, видя на его месте своего, кажется, еще так недавно маленького сына, переполненного фантазиями и сумасшедшими идеями.

— Мне страшно, что Алексей ищет в Лизе замену Саюри, и еще страшнее от того, что он ее найдет, — Марина впервые озвучила свои страхи кому-то, кроме брата и стало хоть капельку легче. — А еще страшнее, что, кажется, он порвал с ней и уехал в свою Японию, лезть на рожон и тосковать. Знаешь, как она со мной говорила тогда по телефону? небрежно и зло, а на самом деле, наверное, сдерживая слезы. Уж я-то знаю про эти манеры абсолютно все.

Ну что ж Корнилов получил последнее послание — жалко было раскрывать свои карты, но что же делать? Как говорят европейцы: нельзя же вечно держать туза в рукаве. Сюнкити откинулся в кресле, довольно улыбаясь. В последнее время игры с Корниловым забавляли его больше, чем финансовые и политические дела. Не было ничего более волнующего, чем наблюдать за тем, как сильный в общем-то мужчина лихорадочно мобилизует все силы, стремясь вывести из-под удара свою семью, забыв о делах и ином, что наполняло его жизнь. Жаль, конечно, что не удалось разом покончить с матерью, сестрой и племянниками Корнилова, сейчас на него было бы интересно посмотреть. Но, может быть, так даже и лучше: пусть сидят на этом райском острове как в тюрьме и волнуются за свое будущее, а Корнилов пускай волнуется здесь и ждет, каким будет его следующий удар.

Было что-то даже возбуждающее в том, как Корнилов метался по дому, с удивлением, непониманием глядя на справку о беременности Саюри. Неужели он думал, что девочка досталась нецелованной именно ему? что ей не подарил радость никто из Ямагути гуми? Никогда европейцы не поймут их, как бы ни пытались, хотя иногда это даже смешно.

Дьявольские шутки Сюнкити: покушение на жизнь его родных, появляющиеся то в квартире, то в офисе вещи Саюри, а теперь еще и эта нелепая справка, будто она была беременна. В своем желании свести Алексея с ума старый японец зашел уже слишком далеко — Корнилов перестал ему верить. Известно, со временем притупляется абсолютно все — так произошло и сейчас. В первый свой визит в Японию после смерти Саюри и в первую встречу с Сюнкити Алексей был ошеломлен показанным ему фильмом — фантасмагоричное сплетение того, что было, могло бы быть и чего никогда не будет. Казалось, прошлое так сильно смешалось с настоящим, что заслонило собой будущее. Но вечная круговерть жизни с новыми встречами, ощущениями и мыслями, Лиза со своей непосредственной одухотворенностью, бизнес-проблемы на другом от Японии краю света — все это как-то стерло остроту произошедшего между ним и Саюри и заставило хоть ненадолго забыть свою вину — вину, за которую перед самим собой он будет расплачиваться до конца жизни.

И все же с известием о беременности Саюри Сюнкити переборщил — Корнилов откинулся в кресле, глядя на панораму залива, расстилающуюся далеко внизу за окнами небоскреба, на последнем этаже которого располагался его кабинет. Стоило только повернуть голову, и был виден другой небоскреб, на самом верху которого располагалась штаб-квартира Ямагути-гуми. Что ж, за этой шахматной доской они с Сюнкити сидели напротив друг друга.

Стоило подумать о делах и приготовиться к встрече с Симоном Хейдриком, который прилетал сегодня вечером из Сингапура, чтобы сначала войти в правление компании, а затем, если Алексей будет всем удовлетворен, то и возглавить ее. Увы, так просто переключить свой беспокойный мозг с одних мыслей на другие не получалось. Корнилов подошел к окну, прислонившись лбом к холодному стеклу. В детстве няня всегда ругала его за эту привычку, а он только улыбался, и няня оттаивала, готовая позволить абсолютно все. Если бы у него был сын или дочь, или и сын, и дочь он бы разрешал им абсолютно все. Как-то раз у них с Лизой зашел разговор о том, кого стоит воспитывать: суровую реалистку или принцессу. Лиза была уверена — маленькую принцессу, потому, что, узнав сказочную жизнь, она сделает все, чтобы ее сохранить. Тогда Алексей с ней согласился — теперь понимал, что она сама сделала все, чтобы сохранить свою сказочную жизнь. Сейчас, оглядываясь назад, ему казалось странным, что они вели настолько личные разговоры, тогда же все было уместно и гармонично.

И все-таки Саюри не могла быть беременна — он до мельчайших деталей помнил, как лишил ее девственности и, наверное, никогда бы не смог забыть, чем это закончилось для каждого из них. Конечно, Корнилов слышал про эти варварские операции по восстановлению невинности, но ни за что бы не поверил, что его милая девочка согласилась на подобное. Тогда бы она уже не была его милой девочкой, да и к тому же, поверив в подобную нелепицу, следовало бы признать, что она расчетливо изменяла Алексею с кем-то другим, а потом с согласия своей семьи, пошла на подобный подлог. Верить в это Корнилов не мог и не хотел.

Лиза проснулась переполненная восторгом — радость пенилась внутри как пузырьки дорогого шампанского, дразня, лаская и обещая что-то неизведанное. Что ж, неизведанного предстояло действительно много. Ей следовало перестроить всю свою жизнь, решить вопрос с делами и финансами, закончить обставлять квартиру, найти надежную няню, но, прежде всего, выносить и родить здорового ребенка — маленькую принцессу или принца.

Она медленно встала с кровати, подошла к окну — снег тонким слоем припорошил все вокруг, на реке образовалась тонкая корочка льда. Осень, увядание или короткий сон, после которого все вспыхнет радостью Нового года, ожиданием весны и новым расцветом. Лиза предпочитала вычеркнуть слово «увядание» из своей жизни. Еще каких-то семь месяцев и она возьмет на руки своего сына или дочь, лучше все-таки дочь, она и понятия не имеет, как воспитывать мальчика. С девочками, конечно, тоже никакого опыта нет, но с ними все как-то понятнее. Лиза улыбнулась — интересно, а у нее будет эта обращенная в себя улыбка беременной женщины, о которой так любят писать в романах. У нее будет все, чего она захочет!