Лиза вышла из комнаты: легкий обед, прогулка вдоль озера с обязательным заходом в тот чудесный кружевной магазин, где ей подарили надежду, потом переговоры по скайпу с дизайнером, который делал для нее дизайн-проект магазина, а вечером поездка в Милан. Ее приятельница Стефания — региональный директор Pinault-Printemps-Redoute, компании, контролирующей Gucci, Botega Venetta, уговорила-таки Лизу присоединиться к небольшой вечеринке в честь дня рождения дочери. Лиза была рада надеть красивое платье и оказаться там, где не нужно опасаться увидеть Корнилова, услышать о нем или, наоборот, не увидеть и не услышать.

Управляющая компания холдинга готовилась к IPO на Лондонской бирже, на одном из крупных предприятий, семьюдесятью процентами которого владел Корнилов лично, разгорался корпоративный конфликт, в Стокгольмский арбитраж подал иск архитектор Ван Эгеррат, недовольный тем, что Moscow Building отдала его проект жилого комплекса на переработку другому специалисту — Алексей каким-то образом контролировал эти процессы, вникал в детали, высказывал свое мнение и требовал его неукоснительного воплощения в жизнь. Все эти проблемы составляли его повседневную жизнь, и было довольно просто погрузиться в них так, чтобы времени и сил не оставалось ни на что другое, но он не погружался, оставляя небольшой запас и времени, и сил на мысли о Лизе. После того, как почти неделю назад Алексей прочитал письмо Василия Петровича и увидел фотографии, что-то сложилось в его голове, словно недостающие части паззла заняли, наконец, свое место. Тогда семь лет назад Лиза была беременна от него. Вот так просто — она провела с ним ночь, пережила ужас неудавшейся беременности и боли, отчаянную категоричность новости о невозможности в будущем иметь детей, а он даже не помнил ее лица. Тем утром с Настей в расслабленной атмосфере своей квартиры, читая e-mail, Алексей не верил своим глазам. Неудивительно, что Василий Петрович прежде, чем отправить это письмо, пытался поговорить с ним. Глупо и неуклюже, словно издеваясь над ним, на экране мерцали строки: «На корпоративном празднике по случаю встречи 2004 года Елизавета Максимовна познакомилась с Вами. Это подтверждают фотографии во вложенном файле. С Вами же ушла с вечеринки. По сведениям бывших коллег, ни до этого праздника, ни после она ни с кем не встречалась. Во время нахождения в больнице ее никто не посещал. Сотрудница мед. персонала сообщила, что вскоре после того, как пришла в себя после операции, Елизавета Максимовна на вопрос, не нужно ли известить отца ребенка, сообщила, что это была новогодняя ошибка, а потом вообще отказалась обсуждать этот вопрос».

Было что-то сюрреалистичное в прочтении этих строк про себя самого — словно человек, потерявший память, Алексей узнавал о событиях своей жизни от кого-то постороннего, вот только амнезией он не страдал, и оправдания себе не видел. Он помнил ту вечеринку в «Брокер инвесте», куда его пригласили как одного из лучших клиентов и приятеля одного из директоров. Отличные ди-джейские сеты, море шампанского и молодых полных жизни людей, искренне верящих, что финансовые рынки — вновь обретенное Эльдорадо. Корнилов и не знал, что в инвестиционной компании так много ярких и эффектных девушек. Его внимание привлекла одна — миниатюрная белокожая брюнетка со строгим каре, ничего не значащий разговор и в противоположность ему многообещающие улыбки, несколько бокалов шампанского, даже не танец, а мерное покачивание друг напротив друга. Потом они, кажется, где-то сидели и пили кофе, а затем вполне закономерно оказались в его квартире. Она была девственницей, это он отлично помнил, как и свое удивление. Уж где-где, а в Москве встретить подобное Алексей и не думал. Вечер, ночь — ничего особенного, приятное времяпрепровождение для него и избавление от ненужного груза наивной девушки для нее. Кажется, он даже проводил ее домой. Тогда Корнилов не придал этой ночи никакого значения, в конце концов, таких ночей было достаточно в его жизни. В то время Алексей был одержим идеей создания бизнеса в Японии, приобретением драгоценной земли в том районе, который сейчас принято называть московской «золотой милей», а женщины лишь вносили разнообразие в его и без того полную событиями жизнь. Конечно, тот факт, что он стал первый мужчиной для нее, казался приятным, но не больше. Корнилов искренне верил, что девушка сама выбрала его для решения своей затянувшейся проблемы. Вот как-то так.

С фотографий на него смотрела Лиза, а, может, и не она. В этом милом тонком лице еще не было той чарующей притягательности, что являлась отличительной чертой его Лизы. Волосы чуть короче плеч лишали ее загадочности, а большие глаза смотрели на мир жизнерадостно и, кажется, наивно. Алексей видел себя рядом с той, другой Лизой, он чокался с ней бокалом, а на другом снимке покачивался в нехитром танце.

Конечно, это была Лиза, и вечером в ресторане, и ночью у него дома, и даже утром, когда они вместе пили кофе. Только она не оставила ни малейшего следа ни в его памяти, ни в душе. А вот он оставил даже не след, а шрам и в ее сердце, и на ее теле — Алексей отлично помнил тот побледневший рубец, который она закрывала нежнейшим французским шелком.

Теперь все становилось понятным — ее нелепое поведение с аргентинскими варрантами, едва не приведшее к катастрофе, согласие на связь с Кулешовым и безропотный уход из «Брокер инвеста». Лиза не была ни корыстной, ни бесчестной — просто растерзанной и несчастной, и очень-очень одинокой, если даже никто не пришел к ней в больницу. Из-за случая с Мариной Алексей прекрасно знал, на что способны девушки, оказавшиеся в ситуации, когда земля выбита у них из-под ног, когда, кажется, что будущего уже нет, да и не нужно оно вовсе. Но рядом с Мариной после ее изнасилования кучкой жалких эмигрантов в Париже, был он, и он почти два месяца ночевал в одной с сестрой квартире, просыпаясь от малейшего шума и боясь распахнутых окон больше, чем конца света. А рядом с Лизой не было никого. Он неплохо провел с девушкой ночь и отправился дальше, и пусть все вокруг говорят, что сексом занимаются двое, теперь Алексей понимал, что ответственность, несмотря ни на что, несет мужчина.

Их встреча спустя почти семь лет казалась случайностью, вот только роковой или нет, Корнилов уже не был уверен. Алексей дал себе слово не судить предвзято, но отказаться от старых привычек было совсем не просто. Он не мог поверить, что своей игрой в гейшу Лиза мстила ему. Ждать семь лет, чтобы затем поучаствовать в фарсе с непонятным исходом — было глупо и на Лизу, новую Лизу, совсем не похоже. Мысль о мотивах, которыми она руководствовалась, так цинично воплощая прихоти Корнилова в чайном доме, а затем нежно и даже трепетно обращаясь с ним в обычной жизни, не оставляла Алексея. Была ли Лиза столь умелой интриганкой и актрисой или напрочь запутавшимся человеком, почти таким же, как он сам?..

Удивительно, но за последние полторы недели Лиза выходила в свет уже в третий раз, по сравнению с добровольным отшельничеством первых недель жизни в Белладжио это был настоящий прогресс, но, что еще удивительнее она отправлялась ужинать с мужчиной. Ей самой казалось немного противоестественным в ее состоянии заводить что-то даже отдаленно похожее на роман или хотя бы интрижку, но Бруно был очень внимателен и мил.

Теперь Лиза понимала, что до той вечеринки у Стефании вовсе и не знала Милан. Для нее это был просто город, в котором она делала отличный бизнес — именно коллекции, заказанные здесь, приносили более пятидесяти процентов оборота «Весны». Но оказалось, Лиза не знала его характер, его дух — не разнузданно-радостный, как у остальной Италии, а консервативно-трудолюбивый, гораздо более близкий сдержанной Женеве или строгому Берну, чем ярким Неаполю или Риму.

Дома у Стефании собрались сливки местного общества — банкиры, адвокаты, несколько финансовых директоров домов моды — старые деньги, никаких излишеств, мягкое очарование буржуазии. Маленькой Франческе, как ее звала Стефания, исполнилось 16 лет — прекрасный и тревожный возраст. В длинном цвета слоновой кости платье Valentino девушка выглядела настоящей принцессой на пороге всех самых важных открытий, которые только предстоят в ее жизни. На секунду Лизе стало грустно, сжимая тонкими пальцами бокал с минеральной водой, она с застывшей на губах улыбкой смотрела на смеющихся маму и дочь — Стефания была слишком молодой, чтобы быть мамой такой уже взрослой девушки. Самой себе Лиза пообещала, что для своей дочери тоже всегда будет молодой, не только лицом, но душой и сердцем.