Оторвавшись от созерцания мрачных красот, они заспешили домой. Лиза, сбросив джинсы и свитер, надела мягкое длинное платье в тонкую полоску и достала из чемодана собственный фартук — когда-то давно купленный в итальянской лавочке, он ждал своего часа.

На кухне был низкий скошенный потолок и окна с тяжелыми переплетами рам, которые благосклонно пропускали неяркое солнце. Подоконники были уставлены горшками с ароматными травами — Лиза заметила базилик и розмарин. Несмотря на отсутствие владельцев, за домом ухаживали с любовью. Над мойкой Лиза увидела небольшое деревянное панно с изображением двух курочек и рассмеялась в голос. Это были волшебные выходные, волшебный дом и волшебная кухня, на которой она должна приготовить свой лучший торт.

Следующие несколько часов Лиза растирала масло, взбивала яйца, просеивала и смешивала муку, то хмурилась, не понимая, удастся ли ей задуманное, то радостно улыбалась, представляя, как накормит Корнилова своим десертом. Алексей пару раз заглядывал на кухню, но девушка выпроваживала его с предложением погулять-посмотреть футбол-почитать газету.

Наконец, коржи были готовы, румяные, хрустящие, пружинящие, когда до них дотрагиваешься, и не совсем ровные — именно таким им и положено быть — за совершенством форм стоит идти в ресторан, а вот за чем-то домашним, словно привет из детства, на собственную кухню. Лиза приготовила крем и начала медленно собирать коржи, смазывая их. Она сама пропиталась ароматами ванили и погрузилась в прошлое, словно ожидая увидеть рядом любимую бабушку и услышать от нее ласковое слово. Наконец, последний корж был положен на самый верх, смазан кремом и посыпан крошками.

— А вдруг Алексей решит, что глупости всё это и отсутствие вкуса, и лучше савойский десерт от шеф-повара из мишленовского ресторана, который есть по соседству? — вздрогнула Лиза. — Ладно, надо заканчивать начатое!

Лиза заварила свой любимый Earl Grey, а еще, предавшись воспоминаниям детства, приготовила горячий шоколад с ванилью, взбитыми сливками и корицей. Буйство каллорий, но не зря же говорят, что в Альпах можно есть все — энергия здесь сгорает очень быстро.

Корнилов уже в который раз заглянул на кухню, когда Лиза развязывала фартук. Он быстро подошел к ней, обнял, уткнувшись в пахнущие пряностями волосы.

— Я как будто в рождественской сказке, — почти прошептал Алексей.

— Но у меня нет для тебя подарка, — улыбнулась Лиза.

— Сегодняшний наш день — лучший подарок, — не кривя душой, ответил Корнилов.

Уютно устроившись за грубым деревянным столом в гостиной, они медленно поедали торт, запивая его какао и чаем. Лиза радовалась каждой похвале Алексея, каждому съеденному им кусочку — все-таки он не променял ее на мишленовский ресторан!

— Знаешь, а мне нравится, что из этой комнаты вид не на Монблан или Полуденный пик, а на эту тихую долину, — сказала Лиза. — Не думаю, что можно много съесть, глядя на их неприступные вершины.

— Поверь мне, твой торт я могу есть где угодно и сколько угодно, — польстил ей Алексей, отрезая еще один кусок.

Лиза вымыла посуду, а Алексей вытер ее, они вышли на открытую террасу и наблюдали, как догорает угасающее солнце. Девушка куталась в норковый жилет, а Корнилов прижимал ее к себе, касаясь подбородком чуть растрепавшейся макушки.

— Все-таки для меня вечность не там на леднике, там только страх, а здесь, — проговорила Лиза, поворачиваясь лицом к Алексею. — Здесь вечность умиротворения и покоя, — она встала на носочки, непривычно маленькая без своих обычных каблуков, и обняла его за шею, коснулась своими губами его губ.

Умиротворение и покой были незначительным эпизодом — позже, раскинувшись на высокой старинной кровати, с неослабевающим жаром Лиза и Алексей вновь узнавали друг друга.

— Она необыкновенная и, наверное, ненастоящая, — подумал Корнилов, погружаясь в блаженную полудрему.

Проблемы множились день ото дня, олимпийская стройка грозила обернуться грандиозным провалом — после визита Президента на Красную поляну несколько видных функционеров лишись своих должностей, а подобные Корнилову, наивно полагавшие, что Сочи — отличный виток в развитии бизнеса оказались втянуты во все новые и новые расходы. В Киото тоже все шло наперекосяк: оказались расторгнуты два крупных контракта, обеспечивавших почти треть оборота порта, в одном из терминалов был найден груз контрафактной продукции, а для Японии это было страшнее наркотиков и оружия вместе взятых. К одной из основных структур холдинга и к его отцу лично в Лондонский суд был заявлен иск о переводе на заявителя 60 процентов акций компании, якобы в связи с нарушениями при приватизации в середине 90-х. В общем, обычная круговерть событий и проблем, в которой отдушиной для Алексея были встречи с Лизой — жаркие ночи, томные утренние часы, когда так хочется остановить время, скомканные сборы на работу или в очередной перелет. Иногда он вспоминал Саюри и корил себя за измену прежней любви, просыпался ночью и смотрел на спящую рядом, чуть улыбающуюся Лизу, а сам думал, что на ее месте следовало бы быть Саюри — беззащитной робкой японке, а не волевой и целеустремленной девушке с большими и грустными глазами. Но спустя несколько мгновений из памяти Алексея образ Саюри ускользал, становясь туманным и размытым, мыслями и воспоминаниями, чувствами и ощущениями владела Лиза, она была теплой и желанной, прижималась к нему во сне, дарила радость своей души и своего тела. Корнилов гнал мысли о Саюри прочь, и все чаще и чаще мысли послушно отступали. Лишь однажды воспоминания о маленькой японке оказались реальными как никогда — на личную почту Алексея пришел отчет управляющего жемчужными фермами Палавана о том, что ловцы сняли первый урожай золотых жемчужин, тех самых, которыми Корнилов мечтал украсить любимую в честь рождения их ребенка. Алексей надолго закрылся в своем домашнем кабинете, не отвечая на звонки, не занимаясь делами, просто выкуривая одну сигарету за другой и глядя на пустой камин, в котором уже долгое время не горел огонь.

За большими и гораздо более важными делами покупка здания «Весны» потеряла свою актуальность, и только привычка не бросать начатое на полпути заставляла Алексея довести эту сделку до конца. Корнилов откладывал вопрос с «Весной» все дальше и дальше, погружаясь в ворох юридических проблем, связанных с лондонским процессом, в котором было столько конфиденциального и связанного с делами и связями семьи, что доверить это кому-то постороннему было нельзя. Алексей искренне завидовал Дорофееву, приобретшему не только чудесную жену, но и юридического директора Индастриала, которой доверял как самому себе. Корнилов же, не обладая такой роскошью, проводил со своим юридическим директором времени больше, чем с остальными менеджерами Moscow Building, и испытывал от этого вполне понятное раздражение. Дмитрий Челышев был отличным профессионалом, хотя с виду и производил обманчивое впечатление застенчивого, немного заикающегося парня.

Они сидели в Лондоне уже третьи сутки: Алексей, его отец, Дмитрий и команда первоклассных английских и российских юристов, готовясь к предстоящему процессу, в тысячный раз возвращаясь к деталям сделок пятнадцатилетней давности, личных взаимоотношений Корнилова-старшего с некоторыми одиозными личностями середины 90-х. Глаза щипало от усталости и яркого света, контракты прошлых лет казались чем-то нереальным и чуть ли не кощунственным с позиций сегодняшнего дня. Пиджаки и галстуки давно были сброшены, английская щепетильность канула в Лету под влиянием российских денег и подробностей приобретения капиталов. Казалось, все детали проговорены чуть ли не сотню раз, драфты составлены и остается только ждать дня первого слушания дела. На часах была половина третьего ночи, почти все разошлись, Корнилов-старший вызвал водителя и тоже стал собираться:

— Алексей, ты со мной? — спросил он сына.

— Да, наверное, — почти согласился тот, мечтая о горячем душе и прохладной постели, хотя в нынешнем состоянии его устроила бы любая горизонтальная поверхность.