В Москве было хмурое почти зимнее утро, вчера в течение дня шел легкий снег, парализуя и без того навек застывшие в пробках дороги, Лиза скверно чувствовала себя уже третий день и накануне даже пропустила ужин в честь Верушки, себя она убеждала, что просто не хочет видеть увядшую красоту, но на самом деле была обессиленной настолько, что уснула в 10 вечера, едва коснувшись головой подушки. Сегодня хандрить было нельзя, хотя и хотелось свернуться клубочком, не видеть и не слышать никого — в 12 к ней должна была приехать съемочная группа журнала Tatler, снимать ролик о ее гардеробе для размещения на сайте журнала, а во второй половине дня Лиза планировала встречу с корреспондентом российского Elle — та интервьюировала ее, а также баеров ГУМа и ЦУМа на предмет того, каких новинок ждать к весеннему сезону.
Съемка в гардеробной предполагала идеальный порядок на вешалах и на полках — Лизу возмущали сюжеты, в которых героини выдавали беспорядок за артистическое обустройство. Ее собственные вещи всегда лежали по струнке и не требовали никакой ревизии. Черным пятном в гардеробе было кимоно — наряд ненавистной Кейко, грубая японская обувь и банка рисовой пудры, Лиза надеялась больше никогда даже не прикасаться к этим вещам. Их следовало убрать из гардероба, кимоно и обувь вернуть в театр, а пудру выбросить вон, вот этим-то она сейчас и займется, только подремлет еще немного, успокаивая ноющую боль в животе.
Лиза открыла глаза от того, что яркое почти зимнее солнце било в окно, отражалось в огромном зеркале на стене и безжалостно дразнило ее — на часах было 11–20, до прихода съемочной группы из журнала оставалось 40 минут. В испуге она вскочила с постели, путаясь в одеяле, взглянула на свое помятое лицо и бросилась в ванную: 5 минут под прохладным душем, недосушенные волосы в небрежную косу, немного крема на лицо, взмах пудрой, пара мазков хайлайтера, тушь, блеск на губы. Платье Chloe, задуманное еще со вчерашнего дня — в 11–55 Лиза была абсолютно готова. Она натягивала на кимоно прозрачный пакет, чтобы засунуть его в чехол и больше не видеть его, когда в дверь раздался звонок. Наверное, девушки из Tatler’а, консьержа внизу Лиза еще вчера предупредила об их приходе. Лиза резко распахнула дверь и замерла, увидев мрачного Корнилова.
— Привет! — сказал Алексей и, отодвинув ее, вошел в квартиру. Лиза, стояла, не дыша, не зная, куда деть проклятое кимоно, понимая, что Корнилов уже видел его — изнутри поднимался почти животный страх. — Отлично выглядишь, — как будто кто-то чужой, а не мужчина, заставлявший ее кричать от восторга, произнес он.
— Спасибо, — прошептала Лиза пересохшими губами. Она хотела сказать, что не ждала его, но это было бы ложью и ошибкой — Корнилов был тем человеком, которого она ждала всегда.
Алексей остановился посреди коридора, Лиза некстати вспомнила, как несколько месяцев назад, а как будто целую жизнь, из этого шкафа ему прямо на голову выпала груда обувных коробок, едва сдержала нервный смешок.
— Интересная вещь у тебя в руках, — небрежно бросил он, забирая из ослабевших лизиных платьев тяжелое кимоно. — Классическое платье гейши, не меняющееся почти сотню лет, — Корнилов замолчал, испытующе глядя на Лизу, его взгляд полыхал огнем и замораживал одновременно. — С каких это пор ты стала любительницей японской истории или это обостренный интерес к ночным бабочкам? — Лиза поняла — он все понял. В какой-то момент она наивно верила, что удастся солгать, придумать какую-нибудь историю, оправдывавшую кимоно в ее руках, но сейчас осознала — никакая ложь не пройдет, и так было слишком много лжи. Девушка молчала, боясь поднять глаза и снова обжечься той ненавистью, что исходила от Алексея. Он разжал пальцы и шелк жалкой лужицей растекся по полу — как живое существо, невпопад подумала Лиза.
— Садись и рассказывай, — Алексей направился в гостиную, ожидая, что Лиза послушно придет следом, она и пришла, как все, кому он отдавал команды.
— А я думала, любой мужчина будет смотреться на моем белом диване нелепо, но каждый раз Алексей опровергает эту мысль. Боже, о чем она только думает, когда прямо на глазах рушится ее жизнь, — Лиза пыталась одернуться себя, но у нее ничего не получалось, она словно наблюдала эту абсурдную ситуацию со стороны.
— Давай, давай, рассказывай, — поторопил ее Корнилов, сохраняя какое-то монументальное спокойствие.
— Неужели ему совсем не больно от моего предательства? — подумала Лиза, но опять помолчала.
— Кто и зачем? — задал вопрос Алексей, он снова стал холодным незнакомцем, которым оставался для Лизы во время первых визитов в чайный дом, и от этого почему-то стало легче.
— Какое это имеет значение? — бросила Лиза.
— Большое.
— Для тебя, может быть, для меня — нет, — она посмотрела вдаль: несмотря на яркое солнце, в небе кружился снег.
— Еще раз повторяю: кто и зачем? — не меняя ровной интонации, проговорил Корнилов.
— По собственной извращенной инициативе, — Лиза прямо посмотрела в глаза Алексея.
— Не лги мне, — резко бросил Корнилов.
Морщины разбежались по его лицу, под глазами залегли тени.
— Наверное, опять всю ночь не спал, — подумала Лиза. Ей еще предстояло привыкнуть к мысли, что такие вопросы больше не должны ее волновать.
— Я и не лгу, — она перебросила косу на другое плечо.
— Я все равно все узнаю, самое большее в течение часа.
— Ради Бога, узнавай. Что же ты до этого не узнал о моем прошлом? — Лиза и правда часто ловила себя на мысли, что Алексей ради собственной безопасности должен проверить ее, а тогда всплывут и аргентинские варранты и многое другое, что ей бы хотелось забыть.
— Может, потому что верил тебе, — на лице Алексея впервые промелькнули эмоции. — Пока ты изображала японскую подстилку. Тебе нравилось сравнивать, когда тебя имеют как продажную суку, а потом как рафинированную особу?
Лиза молчала, а что она могла сказать? Все было бессмысленно, порочно и абсурдно.
— И часто ты этим занималась? Конечно, это куда проще и приятнее карьеры финансиста?
— Боже, он считает ее почти проституткой! — этого Лиза не могла даже предположить. Она боялась, что Алексей раскроет ложь и предательство, но о подобном даже подумать не могла.
— Даже хорошо, что твоя бабушка умерла пятнадцать лет назад. Ей было бы трудно тебя понять.
— Нет, нет, — Лиза вскочила с дивана и замерла посреди комнаты. — Я сделала это в первый раз. Никогда и ни с кем другим! Я бы не стала, просто бы не смогла, — ей казалось безумно важным убедить Корнилова в том, что кем угодно, но продажной девицей она не была. Хотя могла ли она говорить об этом так уверенно: ведь много лет назад сама пошла на связь с Евгением и Максимом Сергеевичем, на связь, которая позволила ей не просто склеить почти рухнувшую жизнь, но склеить их на вполне комфортной основе. Может, она и правда была настоящей проституткой. В конце концов — разве она не согласилась на секс за деньги. Так что, какой смысл отрицать?
— Мне это уже неинтересно, — равнодушно ответил Алексей. Хрестоматийная истина — равнодушие ранило больнее всего. — Да и абсолютно понятно, — после секундной паузы проговорил Корнилов, — Я-то думал, что за акции «Весны» ты просто согласилась вступить со мной в связь. Вот интересно, ты и с Дорофеевой подружилась ради этого? Изящный такой ход, продуманный на много шагов вперед. Все-таки ты зря не сделала финансовую карьеру — была бы уже блестящим банкиром, а не кувыркалась бы за деньги. — Лиза чувствовала, как из ее сердца уходит жизнь, капля за каплей. — Но одного знакомства показалось мало, и тогда ты решила сыграть многоходовку: уж на кого-то одного: тебя или как эту твою, Кейко, я бы точно клюнул. Ты оказалась права, и в образе проститутки нравилась мне даже больше. Как ты говорила: интересуюсь архитектурой, мечтаю реализовать свою мечту… Красиво, правильно и подготовлено. А эти пассажи про суровое море, про вечность и горы, ты была просто блестяща, Лиза. И, знаешь, ты слишком за дешево продалась. 10 процентов — мизерная плата, тебе явно следовало просить больше. Что-то сегодня ты много молчишь, плохо подготовилась к этой мизансцене, — усмехнулся Алексей, — Хотя стоило бы. Возможность провала никогда нельзя исключать, — он встал с дивана и направился к выходу из квартиры.
