– Понятно, – мягко ответила Гермиона, после чего помедлила. – Гарри, не пойми меня неправильно, но мне не совсем уютно с этой мыслью. Это большая ответственность, которую я не выбирала, и тебе, по-моему, не стоит возлагать такую ответственность на одного человека.
Гарри кивнул.
– Я знаю. Но это не всё. Было пророчество о том, что я одержу победу над Волдемортом…
– Пророчество?! Про тебя было пророчество?! Правда, Гарри?
– Ага, именно. И часть его гласила: «И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но будет он владеть силой, что неведома Тёмному Лорду.» Как по-твоему, что это значит?
– М-м-м, – Гермиона задумчиво забарабанила пальцами по каменной крыше. – Твоя загадочная тёмная сторона – отметка Сам-Знаешь-Кого, которой он сделал тебя равным себе. Сила, которая ему неведома… научный подход, верно?
Гарри покачал головой.
– Сперва я тоже об этом подумал – что речь идёт о магловской науке или о методах рационального мышления. Но… – Гарри вздохнул. Солнце уже полностью поднялось над холмами. Гарри чувствовал себя неловко, но решил, что он всё равно скажет то, что собирался. – Профессор Снейп, который исходно услышал пророчество – да, случилось именно так – профессор Снейп сказал, что, по его мнению, речь не может идти просто о науке, что «сила, что неведома Тёмному Лорду» должна быть гораздо более чуждой для Волдеморта. Даже если рассуждать о рациональности… выяснилось, что на самом деле Волдеморт, – мысль «зачем, профессор Квиррелл, зачем» по-прежнему больно колола Гарри в сердце, – вполне был бы способен освоить методы рационального мышления, если бы прочёл те же научные статьи, что и я. Наверное, он не смог бы освоить только одно… – Гарри перевёл дыхание. – В самом конце, во время моего решающего столкновения с Волдемортом, он угрожал отправить моих родителей и моих друзей в Азкабан. Если только я не расскажу интересные ему секреты, причём один секрет спасал бы одного человека. Но я знал, что у меня нет достаточно секретов, чтобы спасти всех. И в тот миг, когда я совсем не увидел способа спасти всех… именно тогда я начал думать по-настоящему. Возможно, впервые в жизни я начал думать. Я думал быстрее Волдеморта, хотя он старше и умнее меня, потому что… потому что у меня была причина, чтобы думать. Волдеморт хотел быть бессмертным, он категорически не хотел умирать, но у него не было желания жить ради чего-нибудь, он просто боялся смерти, и из-за этого страха совершил ряд ошибок. Думаю, сила, что неведома Волдеморту… заключалась в том, что мне было что защищать.
– О, Гарри, – мягко произнесла Гермиона. Она замялась. – То есть, я для тебя… то, что ты защищаешь?
– Нет, я как раз хочу сказать, что именно тебя Волдеморт отправлять в Азкабан не собирался. Даже если б он захватил мир, с тобой было бы всё в порядке. К тому моменту он уже связал себя обещанием не причинять тебе вреда, потому что… в общем, были причины. Поэтому в самый решающий миг, когда я заглянул вглубь самого себя и нашёл силу, неведомую Волдеморту, я это сделал, чтобы защитить всех, кроме тебя.
Гермиона медленно расплылась в улыбке.
– Кажется, Гарри, я никогда не слышала ничего настолько неромантичного.
– Всегда пожалуйста.
– Нет, правда, так гораздо лучше, – сказала Гермиона. – В смысле, теперь это меньше похоже на какую-то одержимость.
– Да, я тебя понимаю.
Они радостно кивнули друг другу и уже более спокойно продолжили вместе наблюдать за рассветом.
– Когда-то я размышлял, – тихо заговорил Гарри, – об альтернативном Гарри Поттере – человеке, которым я мог бы стать, если бы Волдеморт не убил моих родителей, – Если бы Том Риддл не попытался скопировать себя в меня. – Наверное, этот другой Гарри не стал бы таким же умным. Скорее всего, он гораздо хуже знал бы магловскую науку, несмотря на то, что его мать была маглорождённой. Но у этого другого Гарри Поттера была бы… теплота в сердце, унаследованная от Джеймса Поттера и Лили Эванс. Он бы заботился о других людях и спасал бы своих друзей. Я в этом уверен, потому что Лорд Волдеморт так себя не вёл никогда, понимаешь… – на глаза Гарри навернулись слёзы. – Получается, что эта часть и есть тот самый остаток.
Солнце уже взошло над горизонтом, золотой свет освещал их обоих, отбрасывая длинные тени на террасу.
– На мой взгляд, ты и так вполне хорош, – заметила Гермиона. – В смысле, вполне возможно, что этот другой Гарри Поттер стал бы хорошим мальчиком, но, наверное, думать за него постоянно приходилось бы мне.
– По традиции, другой Гарри поступил бы в Гриффиндор, как и его родители, и вы бы с ним так и не подружились. Хотя, в своё время Джеймс Поттер и Лили Эванс были главными старостами Хогвартса, так что вряд ли бы он оказался настолько плох.
– Эта картина прямо стоит у меня перед глазами, – сказала Гермиона. – Гарри Поттер, гриффиндорец, подающий надежды игрок в квиддич…
– Нет. Только не это.
– Вошедший в историю как напарник Гермионы Джин Грейнджер, которая посылала его делать черновую работу и после этого, не выходя из библиотеки, докапывалась до истины – благодаря книгам и собственной великолепной памяти.
– Похоже, тебе очень уж нравится эта альтернативная вселенная.
– Возможно, его лучшим другом стал бы Рон Уизли – самый-самый умный мальчик в Гриффиндоре, и они сражались бы плечом к плечу в моей армии на уроках Защиты, а после помогали бы друг другу с домашней работой…
– Хватит, меня это уже начинает пугать.
– Прости, – ответила Гермиона. Хотя она по-прежнему улыбалась – видимо, каким-то своим мыслям.
– Извинения приняты, – сухо отозвался Гарри.
Солнце в небе поднялось ещё немного выше.
Через некоторое время Гермиона снова заговорила:
– Как по-твоему, мы полюбим друг друга позже?
– Гермиона, я знаю не больше, чем ты. Но почему это вообще так важно? Нет, в самом деле, почему всегда считается, что это так важно? Может, когда мы станем старше, мы полюбим друг друга, а, может, и нет. Может, наша любовь будет долгой, а, может, и нет, – Гарри слегка повернул голову – солнце слишком сильно грело ему щёку, и ему нечем было от него закрыться. – Неважно, что будет дальше. Не стоит запихивать наши жизни в какой-то шаблон. По-моему, когда люди навязывают себе шаблоны, они в итоге оказываются несчастными.
– Значит, никаких навязанных шаблонов? – спросила Гермиона. В её глазах мелькнула лукавая искорка. – Это похоже на сложный способ сказать «никаких правил» – что теперь мне кажется гораздо осмысленней, чем в начале года. Если уж я собираюсь быть Сверкающей Принцессой Единорогов, и у меня есть собственная машина времени, то, полагаю, я могу не обращать внимания на правила.
– Я не говорю, что правила – это всегда плохо, особенно, когда они действительно подходят людям. Плохо, когда люди бездумно следуют правилам, как в случае квиддича. Но разве это не ты отвергла шаблон героя, ради того, чтобы просто делать то, что можешь?
– Полагаю, ты прав, – Гермиона наклонила голову и посмотрела вниз, на землю под стенами Хогвартса. Солнце стало слишком ярким – хотя, как подумал Гарри, сетчатка глаз Гермионы всегда восстанавливается, и потому она может спокойно смотреть на солнце. – Гарри, ты сказал, что думал, будто мне всегда было предначертано стать героем. Теперь мне кажется, что ты совершенно не прав. Если бы мне это было предначертано, всё было бы гораздо проще. Чтобы делать то, что ты можешь, ты должен прилагать для этого все усилия, ты должен делать выбор. Снова и снова.
– Это не обязательно противоречит тому, что тебе предначертано быть героем, – сказал Гарри, вспоминая о взглядах компатибилистов на свободу воли, а также о пророчествах, которые он не должен знать, чтобы осуществить. – Но мы можем обсудить это позже.
– Ты должен делать выбор, – повторила Гермиона. Одним гладким движением она оттолкнулась, сделала сальто назад и приземлилась на ноги. – И сейчас я его делаю.
– Никаких поцелуев! – воскликнул Гарри, вскакивая на ноги и готовясь уворачиваться. Правда, он сразу же осознал, что Девочка-Которая-Ожила двигается гораздо, гораздо быстрее.
