– И поэтому Воскрешающий Камень – не самый ценный в мире артефакт, – сказал Гарри.

– Именно, – ответил профессор Квиррелл, – хотя я не стал бы отказываться от возможности его опробовать, – его губы сложились в слабую, сухую улыбку, и что-то тёмное, далёкое промелькнуло в глазах. – Полагаю, вы говорили с Дамблдором и об этом.

Гарри кивнул.

Занавески понемногу приобретали бледно-голубой рисунок, а на скатерти, казалось, теперь был виден неясный узор из причудливых снежинок. Голос профессора звучал очень спокойно.

– Директор может быть крайне убедительным, мистер Поттер. Надеюсь, вас он не убедил.

– Ни на йоту, – ответил Гарри. – Я ни секунды не сомневался.

– Надеюсь, – повторил профессор Квиррелл всё тем же очень спокойным тоном. – Я был бы крайне выбит из колеи, узнав, что директор уговорил вас потратить свою жизнь впустую ради какого-нибудь глупого плана, просто сказав вам, что смерть – лишь очередное великолепное приключение.

– Вообще-то, я не думаю, что директор сам в это верит, – сказал Гарри и снова глотнул чаю. – Он спросил меня, что бы я делал с вечностью, выдал мне стандартную сентенцию о том, как это скучно, и, похоже, не заметил никакого противоречия между этим и собственным утверждением о бессмертии души. Фактически, он прочёл мне целую лекцию о том, как ужасно хотеть бессмертия, прежде чем заявил о бессмертии души. Я не могу толком вообразить, что творится у него в голове, но не думаю, что он действительно мысленно представляет себя живущим вечно в загробной жизни…

Температура в комнате ощутимо падала.

– Вы подозреваете, – донёсся голос, подобный льду, с другого конца стола, – что Дамблдор сам не верит в то, что говорит. Что он не шёл на компромисс со своими принципами. Что их у него никогда и не было. Неужели вы становитесь циником, мистер Поттер?

Гарри уронил взгляд в чашку.

– Немножко, – ответил он своему вероятно-сверхвысококачественному, возможно-просто-смехотворно-дорогому китайскому чаю. – Меня определённо начинает слегка разочаровывать… неразбериха, которая царит у людей в головах.

– Да, – отозвался ледяной голос. – Меня она тоже разочаровывает.

– Есть какой-то способ это исправить? – спросил Гарри у своей чашки чая.

– Действительно, существует весьма полезное заклинание, которое решает проблему.

Гарри с надеждой поднял глаза и увидел очень холодную улыбку профессора Защиты.

До него дошло.

– Я имею в виду, кроме Авада Кедавры.

Профессор Защиты засмеялся. Гарри – нет.

– В любом случае, – поспешно добавил он, – я соображал достаточно быстро, чтоб не предложить Дамблдору очевидной идеи с Воскрешающим Камнем. Вы когда-нибудь видели камень с чертой внутри круга, который нарисован внутри треугольника?

Мертвенный холод, похоже, отступил, вернув привычного профессора Квиррелла. – Не припоминаю, – отозвался тот после паузы, задумчиво нахмурившись. – Так и выглядит Воскрешающий Камень?

Гарри отодвинул свою чашку и нарисовал на блюдечке символ, который видел на внутренней стороне своей мантии-невидимки. Он ещё только потянулся за своей волшебной палочкой, а блюдце уже услужливо подплывало к профессору Квирреллу. Гарри очень хотел научиться колдовать без помощи палочки, но сейчас, к сожалению, это было за пределами его возможностей.

Профессор изучающе посмотрел на чайное блюдце, затем отрицательно качнул головой, и оно поплыло обратно к Гарри.

Гарри опустил чашку на блюдце, рассеянно отметив, что символ, нарисованный им на блюдце, исчез.

– Если вам доведётся увидеть этот символ на каком-нибудь камне, – сказал Гарри, – и с его помощью действительно будет возможно разговаривать с мёртвыми, дайте мне знать. У меня есть несколько вопросов к Мерлину и жителям Атлантиды.

– Непременно, – ответил профессор Квиррелл и запрокинул чашку, допивая чай. – Кстати, мистер Поттер, боюсь, я вынужден завершить пораньше наш визит в Косой переулок. Я надеялся, что… впрочем, не важно. Будем считать, что у меня есть важное дело после полудня.

Гарри кивнул и допил чай. Затем они с профессором Защиты синхронно поднялись.

– Последний вопрос, – сказал Гарри, пока мантия профессора Квиррелла, слетев с вешалки, плыла по воздуху к своему владельцу. – Реальность пронизана магией, и у меня больше нет уверенности в том, что мои предположения верны. Так что, если не принимать желаемое за действительное, каково ваше собственное мнение? Вы сами верите в жизнь после смерти?

– Если бы я верил, мистер Поттер, – ответил профессор Квиррелл, накидывая мантию, – что бы я делал здесь?

Колючий январский ветер завывал вокруг огромных каменных стен, ограничивающих замок Хогвартс в материальном мире. Он шептал и свистел странными голосами, кружась около закрытых окон и каменных башен. Последний выпавший снег почти полностью снесло ветром, но некоторые клочки подтаяли и обледенели, украсив каменный фасад яркими бликами солнца. Издали создавалось впечатление, что Хогвартс перемигивается сотнями глаз.

Драко вздрогнул от внезапного порыва ветра и, что казалось невозможным, попытался ещё сильнее вжаться в ледяную на ощупь стену. Она даже пахла льдом. Какой-то абсолютно бесполезный инстинкт вопил, что его вот-вот сдует с наружной стены Хогвартса. И лучший способ этого избежать – судорожно дёргаться и, возможно, расстаться с обедом.

Драко изо всех сил старался не думать о шести этажах пустоты под ногами. Вместо этого он попытался сосредоточиться на том, как он будет убивать Гарри Поттера.

– Знаете, мистер Малфой, – светским тоном заметила девочка рядом с ним, – если бы мне предсказали, что однажды я буду цепляться за стену замка кончиками пальцев, пытаясь не смотреть вниз и не думать, как громко кричала бы моя мама, если бы видела меня сейчас, то я бы точно не догадалась, как такое может случиться. Но я была бы уверена, что в этом будет виноват Гарри Поттер.

Ранее:

Два генерала вместе перешагнули через тело Лонгботтома. Их башмаки стукнули об пол почти синхронно.

Теперь только один солдат стоял между ними и Гарри, мальчик из Слизерина по имени Самуэль Клэмонс, чья побелевшая от напряжения рука сжимала поднятую вверх палочку, удерживая Радужный щит. Мальчик тяжело и часто дышал, но на его лице была написана та же холодная решимость, что горела в глазах его генерала, Гарри Поттера. Тот стоял под защитой Радужного щита у окна в конце коридора, откуда не было другого выхода, и почему-то держал руки за спиной.

Численно они превосходили врага вдвое, но сражаться сегодня было до нелепости тяжело. Драко ожидал, что бой будет легче, чем обычно. Совместные тренировки Армии Драконов и Солнечного Отряда прошли на отлично – за предыдущие битвы они успели хорошо узнать возможности друг друга. И, поскольку на этот раз битва шла не просто за победу над однокурсниками, а за мир, свободный от предателей, боевой дух был высок как никогда. Несмотря на удивлённые протесты генералов, солдаты объединённой армии настояли на новом названии – Артряд Солконов Драмионы и самостоятельно сделали себе новую эмблему – улыбающееся лицо в окружении языков пламени.

В ответ солдаты Гарри затемнили свои эмблемы, причём, судя по всему, они воспользовались не краской, а попросту выжгли эту часть своей униформы и сражались за верхние этажи Хогвартса с отчаянной решимостью. Холодная ярость, которую Драко время от времени замечал в Гарри, похоже, каким-то образом передалась его солдатам, и битва в этот раз очень мало напоминала игру. К тому же Гарри использовал уйму новых трюков. На этажах и лестницах были разбросаны крошечные металлические шарики (Грейнджер назвала их «шариками от подшипников»), затруднявшие движение всем, кроме легионеров Хаоса, которые заранее отработали перенос друг друга над препятствиями с помощью скоординированных чар Парения.