– В таком случае, – сказал Гарри, – я уверен ещё в одном.

– И в чём? – спросил Дамблдор.

– Мне очень нужно посетить уборную и переодеться.

– Кстати, – сказал Гарри, когда они с директором перенеслись через камин в пустой кабинет декана Когтеврана. – Я хочу задать лично вам один последний маленький вопрос. Меч, который близнецы Уизли вытащили из Распределяющей шляпы – это меч Гриффиндора, так?

Старый волшебник повернулся и спокойно посмотрел на мальчика.

– Почему ты так подумал, Гарри?

– Шляпа крикнула «Гриффиндор!» перед тем как выдать его, у меча было рубиновое навершие и золотые буквы на клинке, надпись на латыни: «Ничего лучше». Просто предположил.

– «Nihil supernum», – сказал старый волшебник. – Смысл не совсем такой.

Гарри кивнул.

– М-м, и что вы с ним сделали?

– Я подобрал его там, куда он упал, и поместил в надёжное место, – старый волшебник строго посмотрел на Гарри. – Надеюсь, ты не желаешь заполучить его, юный когтевранец.

– Вовсе нет, просто хотел убедиться, что вы не пытаетесь навсегда утаить его от законных владельцев. То есть, получается, близнецы Уизли – Наследник Гриффиндора?

– Наследник Гриффиндора? – удивлённо переспросил Дамблдор. Затем он улыбнулся, и его голубые глаза ярко блеснули. – О, Гарри, Салазар Слизерин мог устроить Тайную Комнату в Хогвартсе, но Годрик Гриффиндор не был склонен к таким чудачествам. Мы знаем лишь, что Годрик оставил свой Меч для защиты Хогвартса, на случай, если достойный ученик когда-либо столкнётся с врагом, которого не сможет победить сам.

– Ваши слова не означают «нет». Не думайте, что я не заметил, что вы не сказали «нет».

– Я не жил в те времена, Гарри, и не знаю всего, что Годрик Гриффиндор мог сделать и чего не мог…

– Можете ли вы присвоить субъективную вероятность в пятьдесят процентов и выше возможности, что существует нечто вроде Наследника Гриффиндора и один или оба близнеца Уизли являются им. «Да» или «нет», уклонение от ответа тоже будет означать «да». Вам не удастся отвлечь меня, не важно, насколько сильно мне нужно в уборную.

Старый волшебник вздохнул.

– Да, Фред и Джордж Уизли – Наследник Гриффиндора. Пожалуйста, не говори им об этом, по крайней мере, пока.

Гарри кивнул.

– Я удивлён, – сказал он. – Я немного читал о жизни Годрика Гриффиндора. Близнецы Уизли… ну, они классные во многих смыслах, но они не слишком похожи на Годрика из исторических хроник.

– Только очень самодовольный и тщеславный человек, – спокойно ответил Дамблдор, поворачиваясь к камину, где уже ревело зелёное пламя, – будет считать, что его наследник должен быть похож на него самого, а не на того, кем он хотел бы быть.

Директор шагнул в зелёное пламя и исчез.

Встреча вторая (в маленьком укромном уголке рядом с гостиной Пуффендуя):

Вокруг не было ни души. Невилл Лонгботтом разговаривал с пустотой, и на его лице было написано страдание.

– Я серьёзно, – ответила ему пустота. – Я надел мантию-невидимку с экстра-защитой от обнаружения только для того, чтобы пройти по коридорам, потому что я не хочу, чтобы меня убили. Мои родители сразу же забрали бы меня из школы, если бы директор им позволил. Невилл, свалить из Хогвартса – это здравый смысл, и это никак не связано с…

– Я предал тебя, генерал, – сказал Невилл, его голос звучал так глухо, как только может получиться у обычного одиннадцатилетнего мальчика. – Причём даже не в стиле Хаоса. Я подчинился старшим и попытался заставить подчиниться и тебя. Ты же примерно так говорил Легиону Хаоса – солдат, который может лишь выполнять приказы, бесполезен?

– Невилл, – решительно сказала пустота. Невилл почувствовал на своих плечах руки, обёрнутые тонкой тканью, и голос приблизился. – Ты не подчинялся начальству слепо, ты пытался защитить меня. Это правда, в нашем хаотичном мире солдаты, которые могут только выполнять правила и инструкции, ничего не стоят. Но солдаты, которые следуют правилам, чтобы защитить своих друзей…

– Стоят чуть больше, чем ничего? – горько спросил Невилл.

– Гораздо больше, чем ничего. Невилл, ты принял неверное решение. Это стоило мне примерно шести секунд. Возможно, Гермиона бы выжила, будь её раны чуть менее смертельны, но даже при этом, сомневаюсь, что за шесть секунд тролль успел откусить от неё ещё один кусок. В параллельном мире, где ты не преградил мне дорогу, Гермиона всё равно бы умерла. Я могу зачитать тебе первую дюжину пунктов из списка, как Гермиона могла бы выжить, если бы я не был идиотом…

– Ты? Ты сразу побежал за ней. А я пытался остановить тебя. Если тут кто-то виноват, то это я, – горько закончил Невилл.

Пустота немного помолчала.

– Ух ты, – наконец донеслось из воздуха. – Да уж. Должен сказать, ты заставил меня посмотреть на кое-что совсем с другой стороны. Я вспомню это в следующий раз, когда вознамерюсь взять на себя вину за что-нибудь. Невилл, в литературе такое называется «эффектом эгоцентричности». Смысл в том, что ты переживаешь то, что происходит с тобой, но не чувствуешь всего остального, что происходит в мире. Вчера произошло очень-очень много всего, что оказалось гораздо важней, чем твоя попытка остановить меня. Ты потратишь недели, вспоминая эти шесть секунд, но, поверь, больше никто не будет этим заморачиваться. Другие люди думают о твоих прошлых ошибках гораздо меньше, чем ты сам, поскольку ты – не центр их мира. Я гарантирую тебе, что ни у кого, кроме тебя, и мысли не было обвинить Невилла Лонгботтома в том, что произошло с Гермионой. Ни на секунду. Ты, прошу прощения за формулировку – балбес. А теперь заткнись и попрощайся.

– Я не хочу прощаться, – ответил Невилл. Его голос дрожал, но он смог сдержать слёзы. – Я хочу остаться здесь и сражаться вместе с тобой против… против чего бы то ни было.

Пустота придвинулась ближе и обняла его. Голос Гарри Поттера прошептал:

– Не повезло.

Встреча третья:

(10:31, 17 Апреля 1992 года)

Весна уже началась, но воздух позднего утра ещё сохранял зимнюю свежесть. Среди лесной травы цвели нарциссы. Их мягкие жёлтые лепестки с золотыми сердцевинами вяло покачивались на почерневших мёртвых стебельках, повреждённых или погибших от внезапных заморозков, которые часто случаются в апреле. В Запретном лесу встречались более странные формы жизни, по меньшей мере кентавры и единороги, а кое-кто заявлял, что там водятся оборотни. Хотя судя по тому, что Гарри успел прочесть о настоящих оборотнях, в этих россказнях не было ни малейшей капли здравого смысла.

Но причин рисковать не было, поэтому к границам Запретного леса Гарри не приближался. Он брёл невидимкой по разрешённому лесу среди более привычных форм жизни. В руке Гарри сжимал палочку. Метлу он закинул за спину, чтобы ей было легче воспользоваться, случись что. Гарри не боялся. Он находил это странным, но не боялся. Состояние постоянной бдительности, готовности к бою или полёту не было в тягость и даже не казалось ненормальным.

Гарри шагал по краю разрешённого леса, держась подальше от протоптанных тропинок, где его было бы легче найти, но оставаясь в виду окон Хогвартса. Будучи невидимым, он не мог посмотреть на запястье, поэтому заранее установил будильник своих механических часов на время обеда. Это навело его на вопрос – как работают его очки, пока на нём надета Мантия? Закон исключённого третьего, казалось, подразумевал, что фотоны должны либо поглощаться родопсином в его сетчатке и преобразовываться в нейронные импульсы, либо проходить его тело насквозь, но не одновременно. И казалось всё более вероятным, что свойства мантий-невидимок, позволяющие смотреть вокруг, но оставаться невидимым самому, на неком фундаментальном уровне были следствием того, что их создатель не просто «хотел», а «безоговорочно верил» в то, что именно так невидимость и должна работать.