– Этот парень ждал нас.

– Ну, да! – ответила Милисента. – Все знают, что вы охотитесь на хулиганов!

– В Ханну попало действительно болезненное проклятье, – сказала Дафна. – Ей пришлось пойти к целителю, Милисента! Мы же друзья, ты должна была меня предупредить!

– Послушай, Дафна, я сказала тебе… – слизеринка замолчала, будто припоминая что-то, и затем продолжила. – То есть, я говорила тебе: то, что я Вижу, должно произойти. Если я попытаюсь это изменить, если кто-нибудь попытается это изменить, произойдут по-настоящему ужасные, кошмарные, нехорошие, очень плохие вещи. И затем это в любом случае произойдёт. Если я Вижу, что вас изобьют, я не могу это тебе рассказать, потому что тогда вы постараетесь не ходить, и тогда… – она замолкла.

– Что тогда? – скептически спросила Дафна. – Что случится, если мы просто не пойдём?

– Я не знаю! – воскликнула Милисента. – Но, возможно, по сравнению с этим стать закуской для летифолдов – просто увеселительный пикник!

– Послушай, даже я знаю, что пророчества так не работают, – Дафна на мгновение задумалась. – По крайней мере, в пьесах они работают не так…

Надо сказать, во всех трагедиях, где пытались избежать пророчества, именно это его и осуществляло, а в тех трагедиях, где, напротив, пытались действовать согласно пророчеству, только поэтому оно и сбывалось. Но герой мог подправить пророчество под себя, если был достаточно умён; или кто-то, кто сильно его любит, мог занять его место, или же, приложив достаточно усилий, можно было разрушить пророчество полностью… С другой стороны, в пьесах пророки не помнили, что именно они Видели…

Милисента, видимо, заметила сомнения Дафны, потому что стала выглядеть чуть уверенней.

– Ну, так это же не пьеса! – резко сказала она. – Давай так, я скажу тебе, если Увижу, будет ли схватка лёгкой или тяжёлой. Но это всё, что я могу сделать, понимаешь? И если я скажу «тяжёлой», вы не можете не приходить! Или… или… – глаза Милисенты закатились, и она глухо произнесла: – Те, кто попытаются обмануть судьбу, встретят печальный и мрачный конец…

Профессор Спраут, поджав губы, покачала головой.

– Но… – сказала Сьюзан. – Но в тот раз вы помогли Гарри Поттеру…

– И мне предельно ясно объяснили, – сказала профессор Спраут так, будто кто-то применил Уменьшающие чары, чтобы сжать её горло, – что следить за порядком на факультете Слизерин – это работа профессора Снейпа, а не моя… Мисс Боунс, пожалуйста, вы совсем не обязаны…

– Нет, обязана, – безрадостно отозвалась Сьюзен. – Я пуффендуйка, мы должны быть верными.

– Таинственный пергамент под подушкой? – в их защищённом Квиетусом укромном уголке, где они учились, Гарри Поттер поднял голову. Затем зелёные глаза мальчика сузились. – Он был не от Санта-Клауса?

Пауза.

– Ладно, – сказала Гермиона. – Я не буду спрашивать, а ты не будешь отвечать мне, и мы оба притворимся, что ты ничего не говорил, и я ничего об этом не знаю…

Как только девушка осталась одна, Сьюзен подошла к столу – предварительно оглядев гостиную и убедившись, что за ней никто не наблюдает (причём именно так, как учила её тётя, поэтому окружающим не было заметно, что она оглядывалась).

– Привет, Сьюзи, – сказала семикурсница с Пуффендуя. – Тебе уже нужно ещё…

– Скажи пожалуйста, я могу с тобой немного поговорить наедине? – попросила Сьюзен.

Джейме Асторга – семикурсник из Слизерина, считавшийся до недавнего времени восходящей звездой дуэлей среди молодёжи – стоял в кабинете профессора Снейпа по стойке смирно, стиснув зубы и ощущая, как пот градом катится по его спине.

– Я отчётливо помню, – произнёс декан факультета, сардонически растягивая слова, – что не далее как сегодня утром я предупреждал вас и нескольких ваших товарищей о группе первокурсниц, встреча с которыми может оказаться весьма неприятной, если боец проявит неосмотрительность и позволит застать себя врасплох.

Профессор неторопливо обошёл Джейме кругом.

– Я… – начал Джейме: его лоб продолжал покрываться испариной, так как он прекрасно понимал, насколько нелепо и жалко прозвучат его оправдания. – Сэр, у них не должно было получиться, – одна первогодка не могла разбить его Протего, не важно насколько древним было её заклинание. – Гринграсс помогли…

Но было очевидно, что декан в это не поверит.

– О, я более чем согласен, – негромко протянул Спейп с явственной угрозой в голосе, – у них не должно было получиться. Я начинаю думать, что план мистера Малфоя, каким бы он ни был, не лишён смысла, Асторга. Вряд ли на репутации Слизерина хорошо скажется ситуация, когда наши бойцы, вместо того чтобы демонстрировать свою силу, проигрывают маленьким девочкам!

Голос Снейпа стал громче:

– Хорошо, что у вас хватило вкуса, чтобы быть поверженным первокурсницей факультета Слизерин из Благородного Дома. В противном случае я бы сам снял с вас баллы!

Эти слова заставили кулаки Джейме Асторги сжаться, но он не смог придумать достойного ответа.

Прошло ещё какое-то время, прежде чем Джейме было позволено покинуть кабинет декана его факультета.

И только стены, пол и потолок увидели улыбку Северуса Снейпа.

В тот вечер Драко посетила сова его отца – Танаксу. Она не была зелёной лишь потому, что в природе не существует зелёных сов. Лучшим вариантом, который отец смог найти, оказалась сова с оперением чистейшего серебристого цвета, с огромными светящимися зелёными глазами и клювом, который по остроте и грозности не уступал зубам змеи. Текст на пергаменте, закреплённом на лапке Танаксу, был предельно коротким:

«Что ты делаешь, сын мой?»

Ответ, отправленный Драко, был столь же коротким:

«Я пытаюсь исправить ущерб, нанесённый репутации Слизерина, отец.»

Ровно через промежуток времени, который требуется сове, чтобы преодолеть расстояние от Хогвартса до Малфой-манора и обратно, семейная сова принесла ещё один пергамент, на котором было написано лишь:

«Что ты делаешь на самом деле?»

Драко уставился на пергамент. Его руки дрожали, когда он протянул записку ближе к свету камина. Шесть слов, выведенных чёрными чернилами, не должны были страшить больше смерти.

Времени на размышления не было – его отец также знал в точности, сколько времени нужно сове, что добраться от Малфой-манора до Хогвартса и обратно, и он поймёт, если Драко будет медлить, сочиняя правдоподобную ложь.

Но Драко всё-таки дождался, пока его руки перестанут дрожать, прежде чем написать свой ответ – единственный довод, который, по его мнению, отец мог бы принять:

«Я готовлюсь к следующей войне.»

Драко обернул пергамент вокруг лапки совы и закрепил его, после чего отправил Танаксу в полёт сквозь коридоры Хогвартса в ночь.

Он подождал, но ответа не было.

Красный огненный сгусток попал Ханне прямо в лицо. Девочку перекувырнуло в воздухе, и она ударилась головой о каменную стену. Её бледное лицо, казалось, застыло на мгновение в окружении летящих прядей её золотисто-каштановых волос. Ханна рухнула на пол, и в этот же миг третий и последний залп зелёных спиралей разбил вражеские чары Щита.

Мартовские дни проходили один за другим, наполненные лекциями, занятиями и домашней работой, а также завтраками, обедами и ужинами.

Гриффиндорец напряжённо застыл, уставившись на их восьмёрку. Выражение его лица беззвучно менялось. А потом руки, вцепившиеся в отвороты мантии слизеринца, разжались, и он молча удалился. Девочки тоже ничего не сказали. (То есть, Лаванда явно хотела сказать что-то негодующее – возможно, потому что она лишилась возможности произнести свою речь. Она уже открыла рот, но, к счастью, Гермиона это заметила и жестом показала МОЛЧАТЬ.)