Гарри ощутил внутри странную дрожь. В статье говорилось и об этом – мистер Уизли потребовал дополнительно десять тысяч галлеонов…

– Сколько? – спросил Мальчик-Который-Выжил.

Люциус по-прежнему холодно улыбался.

– Сто тысяч галлеонов. Если в вашем хранилище нет такой суммы, то полагаю, я должен принять расписку на недостающую часть.

Дамблдоровская сторона зала разразилась протестами. Даже некоторые фиолетовые мантии из середины, судя по всему, были потрясены этим заявлением.

– Нужно ли выносить этот вопрос на голосование? – спросил Люциус Малфой. – Думаю, лишь немногие из нас хотели бы увидеть маленькую убийцу на свободе. Предлагаю открытое голосование за необходимость дополнительной компенсации в сто тысяч галлеонов для уплаты долга!

Секретарь начал подсчёт, но итог этого голосования тоже был очевиден.

Гарри несколько раз глубоко вздохнул.

Даже не пытайся об этом задуматься, – угрожающе заявил внутренний гриффиндорец.

Это значительное приобретение, – заметил когтевранец. – Нам нужно больше времени, чтобы всё обдумать.

Решение не должно было даваться так тяжело. Не должно было. Два миллиона фунтов – это всего лишь деньги. А деньги стоят столько, сколько на них можно купить…

Удивительно, насколько сильной может быть психологическая привязанность к «всего лишь деньгам», и как мучительно представлять потерю хранилища, полного золота, пусть даже ещё год назад ты не представлял, что оно существует.

Кимболл Киннисон не стал бы колебаться, – сказал гриффиндорец. – Серьёзно, тут не о чем думать. Да что ты за герой такой? Знаешь, я уже ненавижу тебя за то, что ты думаешь об этом дольше 50 миллисекунд.

Это – реальность, – возразил когтевранец. – Для реальных людей потерять все деньги гораздо более мучительно, чем для книжных героев.

Что? – возопил гриффиндорец. – Ты вообще на чьей стороне?

Я не отстаиваю какую-либо точку зрения, – ответил когтевранец. – Я говорю так, потому что это правда.

Нельзя ли с помощью ста тысяч галлеонов спасти больше, чем одну жизнь, если потратить их по-другому? — спросил слизеринец. – У нас впереди исследования, сражения… И разница между 40000 галлеонов в банке и 60000 галлеонов долга совсем немаленькая…

Значит, мы используем один из способов быстро разбогатеть и вернём всё назад, — сказал пуффендуец.

Они могут и не сработать, — заметил слизеринец. – И большинство из них требуют стартового капитала…

Лично я, — сказал гриффиндорец, – голосую за то, чтобы спасти Гермиону, а затем объединиться и убить нашего внутреннего слизеринца.

Секретарь объявил, что подсчёты закончены и предложение принято…

— Я согласен, – произнесли губы Гарри. Без запинки, без раздумий, словно внутренний спор был притворством и иллюзией, а настоящий владелец этого голоса в нём не участвовал.

Маска спокойствия на лице Люциуса Малфоя разлетелась вдребезги. Его глаза распахнулись, он в полном изумлении уставился на Гарри. Его рот приоткрылся, но слов не последовало. Если Малфой и издал какие-нибудь звуки, то они утонули в шуме вздохов, пронёсшихся по Визенгамоту…

Короткий удар по камню заставил толпу умолкнуть.

– Нет, – прозвучал голос Дамблдора.

Голова Гарри дёрнулась, и он уставился на древнего волшебника.

Морщинистое лицо Дамблдора побледнело, седая борода заметно дрожала. Он выглядел так, словно был неизлечимо болен и у него началась предсмертная агония.

– Я… мне жаль, Гарри… Но ты не можешь решать это сам – я всё ещё твой опекун.

– Что? – Гарри был слишком потрясён, чтобы сказать что-то более внятное.

– Я не могу позволить тебе оказаться в долгу у Люциуса Малфоя, Гарри! Не могу! Ты не понимаешь… не осознаёшь…

УМРИ.

Гарри понятия не имел, какой его части принадлежала эта мысль, это мог быть и кто-нибудь неизвестный. Чистая ярость и гнев заполнили его. На мгновение ему показалось, что сила его гнева сейчас пронесётся через зал, ударит в директора и тот замертво упадёт с возвышения…

Но мысленный голос прозвучал, а старый волшебник по-прежнему стоял, глядя на Гарри. Длинная тёмная палочка в правой руке, короткий чёрный жезл – в левой.

И Гарри перевёл взгляд на красно-золотую птицу, которая умостилась на чёрной ткани мантии, покрывавшей плечи Дамблдора. Она молчала, когда ни один феникс не стал бы молчать.

– Фоукс, – обратился Гарри. Голос звучал странно, даже для его собственных ушей, – ты не мог бы накричать на него за меня?

Но огненная птица на плече волшебника не закричала. Возможно, Визенгамот требовал, чтобы на феникса были наложены чары тишины, потому что иначе он, вероятно, кричал бы, не переставая. Однако, Фоукс всё же ударил своего хозяина, его золотое крыло с размаху опустилось на голову старого волшебника.

– Гарри, я не могу! – воскликнул старый волшебник, в его голосе слышалась мучительная боль. – Я поступаю так, как должен!

И посмотрев на красно-золотую птицу, Гарри понял, что он должен сделать. Это решение должно было прийти ему в голову с самого начала.

– Что ж, тогда я тоже поступлю так, как должен, – ответил Гарри Дамблдору, словно в зале не было никого, кроме них двоих. – Вы ведь понимаете, о чём я?

Старый волшебник покачал дрожащей головой.

– Когда ты станешь старше, ты поймешь…

– Речь не об этом, – его голос по-прежнему звучал странно для его собственных ушей. – Я говорю о том, что ни при каких обстоятельствах я не позволю скормить Гермиону Грейнджер дементорам. Точка. Мне не важно, что по этому поводу говорит закон, и на что мне придётся пойти. Мне объяснить ещё подробнее?

Где-то вдалеке незнакомый мужской голос сказал:

– Убедитесь, что её доставят прямо в Азкабан, и выставите дополнительную охрану.

Гарри ждал, сверля старого волшебника взглядом, затем, не дождавшись ответа, продолжил:

– Я отправлюсь в Азкабан, – сказал он старому волшебнику, как будто они остались одни во всём мире, – до того, как туда попадёт Гермиона, и начну щёлкать пальцами. Возможно, это будет стоить мне жизни, но к тому времени, когда её доставят на остров, Азкабана уже не будет.

Некоторые члены Визенгамота потрясённо ахнули.

Но большинство начало смеяться.

– Для начала, как ты туда попадёшь, мальчик? – спросил один из смеющихся волшебников.

– У меня есть свои способы, – прозвучал отрешённый голос мальчика. Гарри не отрывал взгляда от Дамблдора, от старого волшебника, который поражённо взирал на него. Гарри не смотрел на Фоукса, он старался ничем не выдать свой план, но мысленно он был готов призвать феникса, чтобы тот перенёс его, наполнить свой разум яростью и светом, изо всех сил призвать огненную птицу, ведь, возможно, ему придётся сделать это практически мгновенно, если Дамблдор направит свою палочку…

– Ты действительно готов на это пойти? – спросил его старый волшебник, словно они были одни в этом зале.

Тишина наполнила зал, изумлённые взгляды устремились на Верховного чародея Визенгамота, который, по-видимому, на полном серьёзе воспринял эту безумную угрозу.

Глаза старого волшебника смотрели на Гарри, лишь на него одного:

– Ты рискнёшь всем – абсолютно всем – ради неё?

– Да, – ответил Гарри.

Это неверный ответ, и ты это знаешь, – сказал слизеринец. – Серьёзно.

Но это правильный ответ.

– И никакие доводы тебя не остановят? – спросил старый волшебник.

– Очевидно, нет, – ответил Гарри.

Они, не отрываясь, смотрели друг на друга.

– Это чудовищная глупость, – сказал старый волшебник.

– Я в курсе, – ответил герой, – а теперь, прочь с дороги.

Странный огонёк мелькнул в древних голубых глазах.

– Как скажешь, Гарри Поттер, но знай, наш разговор ещё не окончен.

Мир вокруг них снова ожил.

– Я снимаю свой запрет, – сказал старый волшебник, – Гарри Поттер может поступать, как ему угодно.