— После своей поездки в Сан-Франциско прошлой осенью мой сын рассказывал мне о вашей красоте, — сказала она. — Теперь я вижу, что в его словах не было преувеличения. Вы прекрасны, дитя мое.

— Благодарю вас, донья Фелисидад.

Матрона жестом указала на стоявшего позади нее сына.

— Я полагаю, — вы помните Хуана? — спросила она. — Ваша матушка была столь добра, что приняла его у вас в доме.

Стар подняла глаза и посмотрела на высокого молодого человека, шагнувшего к ней. Она смутно помнила, как их знакомили, но в данную минуту ее мысли были всецело заняты Крейном.

— Конечно же помню, — солгала она. И тем не менее она была приятно удивлена. В отличие от матери, у которой была белоснежная кожа (потому что донья Фелисидад, подобно многим аристократкам, никогда не подставляла кожу прямым лучам более чем на несколько минут), дон Хуан был смуглым. Шести футов роста, стройный брюнет с тонкими чертами лица, орлиным носом и карими глазами. На нем сейчас было черное сомбреро с лентой, украшенной серебряной мишурой чуть ли не в дюйм толщиной. Его чакета, иначе говоря верхняя куртка, была расшита цветным позументом и снабжена причудливыми пуговицами. Брюки, называемые кальсонерас,имели разрезы от бедра до колена, а вдоль разрезов шли филигранной работы пуговицы. На брюках его также было немало позумента, а на кожаных сапогах были приделаны серебряные испанские шпоры. Он глядел на Стар, словно в трансе.

— Хуанито, — вывела его из этого состояния мать.

Явно волнуясь, он взглянул на нее, затем вновь перевел глаза на Стар, после чего неуверенно протянул дрожавшую руку.

— Д-д-д-добрый день.

Стар ответила рукопожатием и сделала реверанс, после чего перевела взгляд на его мать, тогда как Хуанито продолжал смотреть на нее во все глаза.

— Не пройти ли нам в дом, подальше от солнечных лучей? — поинтересовалась у гостей донья Фелисидад. — Вы приехали как раз к обеду. А потом, возможно, Хуанито сможет показать сеньорите ранчо, если, конечно, ей это интересно.

— Очень интересно, — сказала Стар без всякого энтузиазма.

— Р-ранчо оч-чень б-большое, — сказал Хуанито.

«Боже праведный, — подумала Стар, — если мне суждено выйти за этого человека, то не иначе, как в наказание за мои грехи».

— Это л-л-лассо, — говорил час спустя Хуанито, который за все время замечательного обеда не проронил ни слова. Хозяева угощали гостей «гуакамоле» и «энчиладас» — двумя совершенно незнакомыми Стар блюдами. Разговор поддерживали Эмма и донья Фелисидад, которые главным образом говорили о том, как обстоят дела на ранчо. А дела эти шли плохо: ранчо неуклонно приходило в упадок из-за постоянных засух, несмотря на установленную двадцать пять лет назад с помощью Скотта Кинсолвинга ирригационную систему. После обеда Хуанито повел Стар в один из загонов для лошадей и принялся демонстрировать чудеса в обращении с лассо.

— Л-лассо происходит от испанского «ла риата», что з-значит в-веревка.

Петля из веревки, которую Хуанито вращал над головой, теперь была им мастерски опущена до земли, так что Хуанито стоял в центре этой вращающейся петли. Потом он несколько раз ловко выпрыгивал и вновь впрыгивал в нее. Стар была потрясена его умением и грацией не меньше, чем была удручена его ужасным заиканием, хотя она заметила, что когда Хуанито разговаривал по-испански, это заикание почему-то пропадало. Сейчас он прокричал какое-то распоряжение по-испански, и два вакеро затащили молодого бычка в огороженный загон.

— «Вакеро» п-происходит от «вака», что по-исп-п-пански «к-корова», — объяснил он, ловко складывая лассо. — Ам-мериканские к-ковбои изменили его на «б-бакеро». А т-теперь п-посмотрите, по-пожалуйста.

Он вскочил на белую лошадь, на которой было красивое кожаное седло.

— Это с-седло с-совершенно н-новое, — сказал он, обращаясь к Стар. — Его н-называют «к-калиф-форний-ским с-седлом», оно на целых д-десять ф-фунтов легче, нежели обычное ден-денверское. Я вот сейчас завязал л-лассо вокруг л-луки. По-ис-испански она называется «дар ла вуэльта», то есть «с-сделать пов-ворот», но американские ковбои и это п-переиначили и говорят «дэл-ли». Ну к-как, о'кей?

Вонзив серебряные шпоры в бока лошади, он проскакал вокруг загона, затем въехал в ворота. Волнуясь, Стар смотрела, как Хуанито раскрутил лассо и затем с силой швырнул его так, что петля, просвистев в воздухе, обвилось точнехонько вокруг шеи бычка. Хуанито тут же соскочил с седла, подбежал к вставшему на дыбы животному, схватил его за рога и принялся пригибать его голову, пока она не коснулась земли. Легко связав ноги бычка, Хуанито под приветственные выкрики вакеро и аплодисменты Стар взобрался на лошадь и подскакал к девушке.

— Вот т-так мы с-связываем животных, — сказал он.

— Очень впечатляюще, — сказала она, впервые улыбнувшись за все это время. И улыбка Стар была вполне искренней. Она понимала, что Хуанито захотел показать ей, Что, за исключением языка, все остальное у него в полном порядке.

* * *

— Приданое Стар составит сто тысяч долларов наличными, — говорила меж тем Эмма, обращаясь к донье Фелисидад. Они сидели в довольно-таки затрапезно обставленной гостиной сельского дома. — Плюс к тому, я верну вам вашу закладную на ранчо на сумму в восемьдесят тысяч в качестве подарка. Ну и, конечно, Стар впоследствии унаследует часть моего состояния. Я тут совсем недавно составила новое завещание, по которому я оставляю Стар десять миллионов долларов. Так что если ваш сын женится на ней, он станет не только полноправным владельцем этого ранчо, но и мультимиллионером.

Пока Эмма говорила, донья Фелисидад молча и недвижно сидела в своем испанском — из кожи и дерева — кресле. Теперь она сказала:

— Сеньора, ваша дочь столь же прекрасна, сколь и богата. Мой сын красив, и в его жилах течет одна из самых благородных кровей Новой Испании. Но мы бедны. Полагаю, что ваша дочь могла бы выйти практически за любого человека на Западе, но вы тем не менее вдруг приезжаете сюда и делаете мне это весьма неожиданное предложение. Извините меня, сеньора, но тут волей-неволей возникают некоторые подозрения. В чем дело? Ваша дочь нецеломудренна?

Эмма была готова к этому вопросу.

— Она целомудренна в сердце. Стар — милая девушка, получившая и хорошее воспитание, и образование. Я пыталась растить ее таким образом, чтобы сочетать воспитание и предоставление широких свобод, которые в наши дни, как мне кажется, необходимы всем молодым людям в Сан-Франциско. Однако не буду лгать вам, донья Фелисидад, моя дочь — не девственница. Она была испорчена человеком, бывшим у нее учителем китайского языка и культуры. В действительности это был уголовник.

— Стало быть, насколько я понимаю, ее лишили невинности против ее воли?

— К сожалению, так. — «Господи, прости мне эту ложь», — подумала Эмма.

Донья Фелисидад поднялась с кресла, подошла к окну и увидела, что Стар и Хуан направились на север ранчо, где при помощи ирригационной системы выращивались апельсины. Животноводство приносило все меньше и меньше дохода из-за засухи, и главным образом из-за того, что после Гражданской войны в Техасе возникло множество огромных животноводческих ранчо. Таким образом, сбывалось пророчество Скотта относительно того, что будущее ранчо «Калафия» лежит в выращивании цитрусовых. Но даже и в этом случае ранчо несло огромные убытки от падежа скота. Только лишь благодаря деньгам Скотта и Эммы ранчо еще было на плаву. И вот теперь, как гром с ясного неба, — обещание миллионов.

Донья Фелисидад повернулась к Эмме.

— Конечно, я предпочла бы, чтобы она была целомудренна. Но коль уж Хуанито хочет ее, а она, в свою очередь, согласна растить детей в католической вере — я не буду стоять у них на пути.

Впервые за три последних дня, с того самого момента, как на нее обрушилась эта катастрофа, Эмма почувствовала некоторое облегчение.