В воцарившемся молчании оба ребенка перешли к ней на руки. Эмма стиснула их в объятиях и поцеловала. Затем обернулась и посмотрела на пепелище.

— Скотт… — прошептала Эмма, и в глазах у нее появилось выражение твердой решимости. — Ты останешься жить в этих детях и в моем сердце. Дорогой, ты будешь гордиться своей семьей. Я все сделаю для этого. Будет, как ты хотел, королевская семья Калифорнии.

И Эмма снова поцеловала детей, а внизу под ней пылала едва ли не половина Сан-Франциско. M искры в ночном небе были похожи на брызги крови.

— Огонь расползается! Проклятье! — сказал Рик Бэрдуэлл, один из четырех ночных сторожей Торгового центра «Де Мейер и Кинсолвинг». Все четверо стояли на улице перед громадным зданием магазина и смотрели, как горит город.

— Ну и черт с ним! Отстроим Сан-Франциско еще раз, — сказал Стю Амори, другой сторож. — У нас это чертовски неплохо получается — города строить.

— Да, большая практика делает нас большими мастерами.

Ветер не позволял огню добраться до Портсмут-сквер; площадь была сейчас пустая и темная, если не считать нескольких огоньков в кафе «Бонанза». Большинство горожан сбежались на пожар и глазели на происходящее, так что Сан-Франциско оказался в этот час практически безлюдным.

Вдруг раздался выстрел, и пуля угодила в спину Рику Бэрдуэллу. Затем послышались еще выстрелы, и трое остальных сторожей оказались убиты прежде, чем успели сообразить, что происходит. Иные замертво, иные в предсмертной агонии, они упали перед магазином. Двенадцать «сиднейских уток» подскакали галопом и торопливо спешились. Один из них сказал:

— У нас есть час, чтобы очистить магазин. Проверь, как там эти засранцы, не дышат? Ну, парни, пошевеливайтесь. У нас много работы.

Все бандиты, кроме одного, вошли в тихий и мрачный магазин, оставшийся снаружи, для верности выпустил в головы четырех сторожей еще по пуле. Лишь после этого он вбежал туда, где остальные уже разбили половину витрин и разнесли в пух и прах магазинчик Зиты.

— Погибло… — сказал Феликс. — Все погибло!

Стояло утро следующего дня. Повсюду были видны дымящиеся пепелища, и вонь от паленой шерсти висела над городом. Феликс стоял в середине главного зала первого этажа разграбленного Торгового центра. Слезы застилали ему глаза, когда он оглядывал магазин, полки которого еще совсем недавно ломились от множества чудесных товаров. Теперь же на месте былой красоты лежали груды разбитого стекла, повсюду — изуродованные витрины, разорванная одежда и кучи мусора.

— Все, чего нам удалось достичь с таким трудом, — сказал он, — все уничтожено.

— И сторожа, — сказала Зита, которая зарыдала при одном взгляде на свою модную лавку. — Все они мертвы. Не могу поверить, что такое бессмысленное насилие…

— Я — могу, — прервала Эмма, держа за руку отца; глаза ее покраснели от слез. — Это очень жестокий мир. Прежде я верила в романтику и шопеновские вальсы, но получилось так, что сначала этот мир убил мою мать, затем ваших детей, Зита. Пропал Арчер, меня пыталась отправить на тот свет Чинлинг, теперь вот погиб Скотт… Это очень жестокий мир, в котором выживают только сильные. Но, клянусь Богом, я буду сильной! Папочка, у нас есть страховка?

Феликс сжал дочь в объятиях.

— Дорогая моя Эмма, — сказал он, — тебе нужно нести свой собственный крест. Не беспокойся о делах, не волнуйся из-за бизнеса.

— А я беспокоюсь! Половина этого магазина теперь — моя. Так есть страховка?

Когда Феликс посмотрел на дочь, в глазах ее он не увидел слез, а увидел жесткость и проницательность, которые живо напомнили ему его покойную жену Матильду.

— Нет, — сказал наконец Феликс. — В Калифорнии не существует никаких страховых компаний, а с Восточным побережьем, где они имеются, мы еще не установили соответствующих связей.

— Страховки нет, — тихим голосом сказала Эмма. — Стало быть, все, что у меня осталось, это корабли и содержимое складов. Что ж, этого должно хватить…

— Хватить для чего?

— Чтобы восстановить все это, — Эмма обвела рукой разрушенный магазин. — Восстановить «Де Мейер и Кинсолвинг». И еще, может быть, основать страховую компанию. Беда постигла не только нас одних. Прошлой ночью выгорела половина Сан-Франциско. Такое здесь нередко случается. Люди захотят иметь страховку, а мы ее им как раз и предоставим.

Феликс взглянул на дочь.

— Что ты имеешь в виду, говоря «мы»?

— Вот что. Мой муж хотел создать в Калифорнии свою империю. И хотя его отняли у меня, я сильно подозреваю, что виновный в его смерти человек стоит и за ограблением магазина. — Эмма пристально посмотрела через распахнутую дверь Торгового центра в сторону кафе «Бонанза», которое располагалось как раз напротив через площадь. — Некий джентльмен заплатит за все, что он сделал.

— Эмма, если ты и вправду хочешь принять непосредственное участие в делах Скотта…

— Это решено! — отрезала она и повернулась к отцу. — Знаешь, лапочка, Кан До разыскал драгоценности, подаренные мне Скоттом. Они хранились в сейфе и потому совершенно не пострадали. Не мог бы ты продать их? Нам потребуется весь капитал, который мы только сможем наскрести.

— Но, полагаю…

— Зита, а вы подумайте, пожалуйста, сколько вам потребуется средств для того, чтобы открыть ваш магазин. Нам нужно открыть его через месяц, нет, через две недели.

— Но, Эмма, ты же леди! — воскликнул отец.

— Скотт никогда не был уверен на сей счет. А кроме того, я могу быть леди — что бы это ни означало — по вечерам и ночам. Скотт хотел империю, и он ее получит: я построю для него империю.

Тут она замолчала, подумав: «Да Эммали это говорит сейчас? Я ведь всегда жила только ради красивых мужчин, любви и модных нарядов…» В этот момент она вдруг поняла, что именно сейчас появляется на свет Божий настоящая Эмма, которую она всегда боялась. «Но чего бояться? — подумала она, чувствуя, как в душе крепнет уверенность. — Что плохого в том, чтобы быть сильной? И что страшного в том, что я собираюсь заняться практическими делами? Ведь из того, что я родилась женщиной, вовсе не следует, что всю оставшуюся жизнь мне только и следует, что заниматься детьми да бытовыми мелочами».

— Да, и чем больше я размышляю по поводу страховой компании, — продолжила Эмма вслух, — тем больше мне нравится эта идея. Страхование против… этого… — Она заставила себя улыбнуться и тихо добавила: — Скотт, я сделаю так, что ты будешь гордиться.

Зита обняла ее.

— Мы сообща сделаем так, чтобы Скотт гордился.

Эмма сжала руку Зиты, потом руку отца.

— Да, мы сообща сделаем так, чтобы Скотт гордился.

Сидя в своем кресле, вознесенном на изрядную высоту, Чикаго обозревала происходящее в кафе «Бонанза». После пожара прошло два дня, и ее бизнес уже вернулся в обычное русло. Отхлебнув джина, Чикаго задумалась над способностью жителей Сан-Франциско восстанавливать душевное спокойствие. «Интересно, черт побери, сколько сил нужно приложить, чтоб вывести этот город из равновесия?» — спросила она себя, поглаживая перья на темно-зеленом сатиновом платье.

Она видела все вокруг: как раздетые до пояса официантки скользят по залу, как золотоискатели разрушают печень с помощью отвратительного пойла, а легкие — с помощью сигар и сигарет. «Хороший у меня бизнес, — подумала она, — но будь тут какое-нибудь профессиональное увеселение, дело бы только выиграло. Может, устроить сценическое шоу?..»

Внезапно шум в кафе стих. Все взгляды обратились к входной двери. Туда же посмотрела и Чикаго. То, что она увидела, как громом поразило ее.

В дверях одетая в потрясающее черное платье стояла Эмма Кинсолвинг. Откинутая на черную шляпу вуаль открывала белое как мел лицо. В обтянутых черными перчатками руках Эмма сжимала вышитую черным бисером сумочку.

В абсолютной тишине она вошла в зал и подошла к одной из полураздетых официанток.

— Слейд Доусон здесь? — спокойным голосом поинтересовалась Эмма.