— Стало быть, у вас крепкие нервы! — воскликнула она, обратившись к Чинлинг.

— О, совсем нет! Я хотеть навести порча на ваш со Скотт счастливое время в постели, потому что вы отняли Скотт у меня. Конечно, теперь-то я понимать, насколько это было неправедно с моя сторона так поступить. Иисус сказал мне, что я плохо поступить. Чинлинг хотеть извиниться. Я надеяться, мы друзья?

Эмма недоумевающе уставилась на хозяйку.

— Ну… Я, собственно, даже не знаю…

Чинлинг подалась чуть вперед и, понизив голос, сказала:

— Чтобы загладить нанесенный зло, Чинлинг рассказать все любовные секреты, все особенный штучки, которые Скотт любит делать в постели. Вы знать о секретах и особенных штучках при занятии любовь?

— Я понятия не имею, о чем вы сейчас говорите.

— Разве Скотт никогда не пытался любить вас по-другому? Он ведь так быстро делаться усталый от однообразия. Мне приходилось много работать, много выдумывать, книги очень помогать.

— Какие еще книги?

— Книги, которые моя мать мне давать. Их написать очень умные люди две тысячи лет назад. Они называются «Учебник женских таинств», «Секретные законы Нефритовой комнаты», «Искусство в спальне». В них рассказано про самый разный позиции, чтобы мужчина был счастлив в постель. Например, есть позиция «Белый Тигр Прыгает» — это когда мужчина брать женщина сзади.

Эмма едва не поперхнулась чаем.

— Сзади?!

— О да! Скотт не раз проделывать это со мной. Есть еще позиция «Поворот Дракона» — это когда женщина поднимать зад и так вот держит. Еще бывает «Приближение к Зарослям Благоухающего Бамбука» — когда мужчина и женщина любят друг друга стоя. А вот что и на самом деле очень прекрасно, так это «Нефритовая Девушка Играет на Флейте» — это когда женщина берет в свой рот большой мужской игрушка…

— Довольно! — крикнула, вскакивая, Эмма. — Я никогда в жизни не слышала о таких отвратительных… Вы… вы порочная женщина! Я ни за что не поверю, будто мой муж проделывал все эти возмутительные вещи!

Чинлинг улыбнулась.

— О, вы есть очень неправы, тайтай! Но я прошу прощений за то, что так расстроить вас свои слова. Пожалуста, не уходить! Мы ведь с вами остаться друзьями, разве нет? Иисус желать, чтобы мы дружить. Он так мне и говорить.

Эмма уставилась на китаянку: не сошла ли она с ума? Внезапно Эмма скользнула взглядом направо. Странный слуга, стоявший возле камина, смотрел на нее так пристально, что Эмма, непонятно почему, вдруг ощутила страх. Этот страх и вовсе перерос в настоящую панику, когда благовонный дым, поднимавшийся с колен Будды, проник ей в ноздри.

— Не знаю уж, что говорил вам Иисус, — сказала она. — Я, например, никогда не имела случая поговорить с ним лично… Правда, в конце концов это понятно, ведь я не христианка. Пожалуй, сейчас я пойду домой.

— Тайтай сердитая есть, — сказала Чинлинг, поднимаясь со своего места. — Чинлинг очень жаль, очень жаль…

— Что-то говорит мне, что Чинлинг вовсе не жаль — ответила Эмма. — Было очень интересно познакомиться с вами. До свидания. — Она повернулась к Крейну. — Пальто, пожалуйста.

Юноша поклонился и поспешил через комнату, двигаясь с подлинно кошачьей грацией. Он открыл дверь, приподнял штору и вновь поклонился, когда Эмма проходила в узкий холл. Проскользнув рядом, он опередил Эмму, первым добежав до вешалки. Помог Эмме надеть пальто, открыл ей входную дверь и снова поклонился.

Когда она ушла, Крейн бегом отправился обратно в гостиную.

— Ушла? — спросила его Чинлинг.

— Да.

— Через день будет мертва.

На лице Крейна выразилось явное удивление.

— То есть как?

Чинлинг подошла к изображению Иисуса, висевшему над камином. Глядя на полотно, она мягким голосом пропела:

— «Иисус любит меня, и я знаю это. Библейской любовью душа согрета…» — Чинлинг сняла картину с крючка, повернулась и ударила ее о голову каменного Будды.

— Ненавижу Иисуса! — крикнула она. — И ненавижу эту женщину, которая украла моего Скотта!

Сорвав обезображенное полотно с головы Будды, китаянка швырнула его в угол комнаты, затем закрыла лицо руками и разрыдалась. С выражением грусти и смущения наблюдал Крейн эту сцену.

— Что вы наделали? — спросил он наконец.

— Я положила отраву в ее рисовые пирожные, — спокойным голосом сказала она. — Я знаю, что за это я должна умереть. И ты, Крейн, поможешь мне приготовиться.

— Зачем вы так поступили? — спросил Крейн, сдерживаясь, чтобы самому не расплакаться, потому что он любил хозяйку, как свою старшую сестру.

— Как только Скотт бросил меня, я почувствовала, что устала от жизни. Ты наверняка можешь меня понять.

— Я ненавижу капитана Кинсолвинга, — прошептал юноша, и темные глаза его недобро сверкнули. — Круглоглазый подонок!

Чинлинг сокрушенно покачала головой.

— Поздно теперь ненавидеть. Скотт поступил так, как и должен был поступить, наверное. Я же лишь отплатила ему, убив его тайтай, поэтому ты не должен его ненавидеть. Кроме того, деньги, которые Скотт дал мне, теперь твои. Я полюбила тебя, как своего собственного сына, Крейн. Я вписала тебя в свое завещание. Ты получишь все, что сейчас принадлежит мне.

И вновь на лице юноши появилось смущение.

— А как же малютка Стар? — спросил он.

— Она будет жить со своим отцом. Я все хорошо обдумала: для Стар будет лучше, если она вырастет в мире круглоглазых. Но за ее безопасность ответственность несешь ты, Крейн. Ты всегда будешь присматривать за ней, как брат. И если она когда-нибудь окажется в опасности, ты должен будешь защитить ее также, как защищал меня. Ты клянешься выполнить мою просьбу?

Чувствуя, что происходит нечто ужасное, Крейн со слезами на глазах прошептал:

— Клянусь.

— Я написала матери письмо. Когда она вернется сюда, передашь ей. Ну а теперь помоги мне. И не оплакивай Чинлинг. Она вовсе не страшится смерти. Если нет любви, то смерть оказывается предпочтительнее жизни.

При виде Чинлинг сердце Крейна разрывалось, однако ее мужество вдохновляло и окрыляло его: для юноши главным принципом жизни было презрение к смерти.

Когда Эмма в наемном экипаже отправилась домой (чтобы Кан До или кто-нибудь еще из слуг не узнал, куда она ездила, Эмма наняла экипаж), она задумалась о странном чаепитии в странном доме. Неужели все то, что говорила Чинлинг о Скотте — правда? Неужели и вправду Скотт курил опиум и получал удовольствие от эксцентричной сексуальной практики? Вспоминая свои сексуальные отношения с мужем, Эмма вынуждена была признать, что отношения эти были самые что ни на есть обычные, хотя, если судить по его пылу, Скотту они очень нравились. Но что Эмма знала о том, каковы эти самые обычные отношения? Допустим, она сумела зачать ребенка вне брачных уз, однако в целом ее изыскания в области любви оставались весьма убогими по стандартам, скажем, Лолы Монтес, зажигательной танцовщицы, чья любовная связь с королем Баварии шокировала всю Европу. В мире, к которому принадлежала Эмма, практически ничего не знали о других странах, а то немногое, что было известно, оказывалось густо замешанным на чудовищных преувеличениях. Так, например, китайцы считались экзотическими варварами; судя по тому, что она слышала о них, они, возможно, даже любить друг друга могли вниз головой на деревьях. В Эмме вновь проснулась заглохшая было ревность к Чинлинг при одной только мысли, что китаянка знала, как «сделать приятное» Скотту способами, о которых Эмма даже понятия не имела. И тут новый страх опалил душу: может быть, явное удовлетворение Скотта их физической близостью было напускным? Может быть, на самом деле ему было просто скучно? От этой мысли Эмма почувствовала сильнейшее замешательство, ее начала точить мысль о том, что она наивная и глупая женщина. Ведь сама она начинала испытывать все более нежные чувства к мужу и потому меньше всего желала, чтобы Скотт считал ее недотепой, которая ничего не умеет в постели и потому заставляет своего мужа страстно желать редкостных удовольствий, которые описаны в китайской сексуальной инструкции двухтысячелетней давности.