— Позднее, — говорила она Феликсу, — когда здесь появятся настоящие леди, тогда и посмотрим. А пока… — Она многозначительно пожимала плечами.

Феликс был с этим согласен.

— Действительно, все наши покупатели сейчас грубые и грязные. Но мы зададим тон, и настанет день, когда наш покупатель подтянется к нашим стандартам.

— У них есть золото, — сказала Зита, — мы же в обмен продаем им блеск.

Хотя Феликс был генеральным директором магазина, присматривающим за работой пятидесяти двух нанятых на службу работников, сердцем он всегда пребывал в уголке второго этажа, где по соседству с отделом мебели располагался его крошечный магазинчик «Ювелирные изделия». Феликс, страстью которого были драгоценные камни, выставлял напоказ свои броши, кольца, даже одно бриллиантовое колье. Узор всех этих украшений был его собственный, тогда как выполняли работу двое китайских мастеров, которых Феликс лично отыскал и выпестовал. Именно здесь, в этом магазине через десять дней после рождения маленького Арчера Эмма впервые показалась на публике.

До Рождества оставалась еще неделя, и покупателей в Торговом центре было полным-полно. Скотт помог Эмме выйти из ландо, которое остановилось как раз возле главного входа. Прохожие остановились, желая поглазеть на экипаж и его пассажиров. Перламутровое платье, сработанное Зитой, с гигантским кринолином, великолепно смотрелось в сочетании с темным мехом пальто из выдры и чудесной, украшенной перьями шляпкой. Хотя Эмма еще не вполне оправилась после родов и выглядела бледной, она являла собой редкостную красавицу. Скотт, казавшийся еще более крупным в высокой шляпе и пальто с бобровым воротником, повел жену в магазин. Зеваки сопроводили вход четы в Торговый центр аплодисментами. Внутри Эмму встретил и расцеловал отец. Затем Феликс и Скотт провели Эмму по всем этажам, закончив эту ознакомительную экскурсию на втором этаже, в ювелирном магазинчике.

— Папочка, да здесь восхитительно! — воскликнула Эмма. — Интерьер так элегантен! Такое чувство, будто перенеслась назад в Европу. Я потрясена!

— Но Эмма, дорогая моя, ты должна также поздравить и Скотта, — сказал Феликс. — Он так же упорно трудился, как и я. Не забудь, Торговый центр назван «Де Мейер и Кинсолвинг».

Эмма повернулась к мужу и постаралась улыбнуться.

— Ну разумеется. Я совсем не хотела обидеть тебя, Скотт. Прими мои самые искренние поздравления.

— Сердечные, как всегда, — сказал он. — Между прочим, Эмма, у меня есть для тебя подарок. Автор — твой отец.

Феликс протянул Скотту черную фетровую коробочку. На верхней стороне крышки золотыми буквами было написано: «Ф. де Мейер. Ювелирные изделия. «Сан-Франциско». Передавая жене эту коробочку, Скотт тихо сказал:

— Это за то, что подарила мне прекрасного сына.

Эмма открыла коробочку. Внутри, сверкая в свете газовых фонарей, находилась великолепная брошь в виде цветка.

— Изумруды и алмазы! — воскликнула она. — О, это восхитительно! Спасибо тебе, дорогой.

— Изумруды и алмазы, — сказал он, не в силах скрыть некоторую мрачность своего тона. — Совсем как ты.

На самое Рождество Скотт подарил Эмме еще одну драгоценность: на сей раз потрясающей красоты колье из изумрудов и алмазов. Колье также было работы Феликса.

— Скотт, — сказала Эмма, — это действительно чересчур. Ты уверен, что мы можем позволить себе такие расходы?

Скотт взял черную, обтянутую шелком коробочку, вытащил переливающееся украшение и надел на шею жены.

— Поверь мне, мы можем это себе позволить, — сказал он.

— Скотт был прав, — сказал Феликс, стоявший вместе с Зитой перед рождественской елкой, установленной в главном зале Торгового центра. — Главной золотой жилой этого штата сделался Торговый центр «Де Мейер и Кинсолвинг».

— И ведь нам не пришлось даже копать землю, — сказал Скотт. — Кан До, принеси зеркало для тайтай.

Через считанные секунды он притащил из гостиной огромное зеркало, вставленное в раму из позолоченного дерева, так называемую «псише». Эмма, будучи одета в очередное платье, сшитое Зитой — на этот раз из дымчато-голубой тафты, — поспешила к зеркалу и принялась рассматривать свое отражение.

— Спасибо тебе, — повернувшись к мужу сказала она и увидела, что взгляд Скотта устремлен на лестницу, по которой мадам Чой, круглолицая китайская ама,которую недавно нанял Скотт, спускалась с Арчером на руках из детской, расположенной на третьем этаже.

— А вот и Арчер спускается к нам, чтобы увидеть первую в своей жизни рождественскую елку! — воскликнул Скотт.

Мадам Чой принесла ребенка отцу; Скотт пощекотал подбородочек Арчера и, подделываясь под детскую речь, обратился к нему:

— Алчел хочет увидеть, что ему подалили на Лождество, а?

Эмма терпеть не могла, когда взрослые сюсюкают с детьми, но сдержалась и ничего не сказала.

— Мадам Чой, он ел в шесть часов? — спросила она.

— Да, тайтай, — ответила ама, которая была также и кормилицей.

— Вот и лоздественский подалоцек для насего ребеноцка, — сказал Скотт и вложил в крошечную ручку Арчера серебряную погремушку. Ребенок взмахнул ею и засмеялся.

— Бог ты мой, какой находчивый! — улыбнулся Скотт. — Вырастет — станет грозой всех женщин.

«Как его отец», — подумала Эмма, однако и на сей раз ничего не сказала.

Какие бы чувства она ни испытывала к мужу, Эмма должна была признать, что он оказался любящим отцом, за что она могла быть ему только благодарна. С рождения Арчера в отношениях с ней Скотт был сама забота, и хотя Эмма гнала прочь всякую мысль о том, что ее чувства могли быть куплены, она не могла плохо относиться к человеку, который делает ей такие роскошные подарки. Более того, после рождения ребенка Скотт возвратился к ней в постель, и после многих недель вынужденного воздержания секс смягчил их отношения, которые в недавнем прошлом были весьма прохладными. Эмма должна была признать, что Скотт стал страстным и нежным любовником. Она понемногу даже начала задаваться вопросом, а уж не влюбился ли Скотт в нее по-настоящему, пусть хоть немножко. Но так ли это, нет ли, главное заключалось в том, что у ребенка был теперь любящий отец. И до тех пор, пока Скотт выполняет взятые на себя обязательства, Эмма будет выполнять свои, оставаясь пусть не любящей, но хорошей женой.

Она намеревалась предложить всем поужинать, но в это время наверху раздался крик, эхом отдавшийся даже в холле. Почти сразу же на галерее появилась одна из работавших в доме китаянок, которая принялась быстро лопотать что-то Кан До по-китайски.

— Наверху злой дух! — сказал Кан До Скотту. — Женщина сказала, что поправляла вашу постель и увидела злой дух.

— Она, наверное, пьяна.

— Нет, босс, она хорошая.

Скотт пошел вверх по лестнице, за ним начала подниматься и Эмма, которой хотелось узнать, что же такое увидела их служанка. Стоявшая у дверей китаянка громко всхлипывала и лишь указывала пальцем в сторону постели. Скотт в сопровождении Эммы и Кан До поспешно вошел в спальню.

— Чи линг! — воскликнул Кан До, указывая на прикроватный ночной столик, сделанный в виде фарфоровой собаки, который развалился на множество кусков. — Злой дух пришел, чтобы разрушить чи линг. Это есть очень плохо!

— Скотт, что случилось? — спросила Эмма.

— Китайцы верят, что эти собачки, собачки Фу, как их еще называют, охраняют дом от злых духов, — объяснил он.

— Оченна сильный злой дух, — пробормотал Кан До. — Очинна плохо, босс. Злой дух улегся на ваш постель.

— Заткнись, Кан До! Кто-то, должно быть, пробрался в дом. Или это сделал кто-то из слуг, но я, черт побери, уверен, что это был отнюдь не злой дух.

— Но, босс, еще год назад моя говорить вам, что вы перед тем, как закладывать этот дом, не проверили фенг шуи. Это оченна плохо, оченна… Теперь вот злые духи пробраться внутрь…

— Что еще за фенг шуи? — перебила китайца Эмма.

— Это дух ветра и воды. Все китайцы проверяют фенг шуи, прежде чем начать строительство дома. Конечно же, все это предрассудки, однако же они этому верят. Кан До, своими разговорами ты напугал тайтай, и потому я хочу, чтобы ты прекратил, понимаешь? И хочу, чтобы ты выяснил, чьих рук это дело. Я лично накажу виновного.