Послышался отдаленный шум, который быстро нарастал. Марго показала в море на мужскую фигурку, которая стремительно неслась в направлении яхты на «реактивных лыжах».

— Наш хозяин, — сказала она. — На завтрак Найджел ест специальные высокоактивные сорта хлопьев, чтобы увеличивалась спортивная потенция. Кроме всего прочего, он очень увлекается игрой в теннис и как-то раз заплатил Бьёрну Боргу пятьдесят тысяч долларов, чтобы сразиться с маэстро на корте, причем тогда же он выделил еще пятьдесят тысяч — на благотворительные нужды.

— И что же, он победил? — спросила Клаудиа.

— Нет, разумеется, однако получил возможность говорить, что был побежден самим Бьёрном Боргом. В наши дни имеет значение, с кем именно ты играешь на корте.

«Реактивные лыжи» рокотали, словно мощная циркулярная пила. Подплыв поближе, Найджел помахал гостям рукой.

— Скажи, а откуда у него деньги? — спросила Клаудиа.

— Себя он величает предпринимателем, — ответил Родни, который против желания был потрясен окружавшей его роскошью и потому чувствовал себя несколько скованно, — хотя другие зачастую называют его пиратом. Он покупает компании задешево…

— А продает втридорога?

— Поначалу он именно так и поступал. Однако со временем начал модернизировать купленные предприятия, делая их более прибыльными. Через его руки столько разных компаний прошло! Конечно, многие его терпеть не могут, однако едва ли кто может отказать ему в коммерческом таланте. Он дает кучу денег тори, вот, собственно, почему миссис Тэтчер устроила ему титул. Но деньги — еще не все, она вообще обожает его.

— А он женат?

— Трижды, — сказала Марго. — Нынешняя его жена — леди Калиста Гасконь, дочь маркиза Шалфона.

— А как ты познакомился с ним, Ги? — как бы между прочим поинтересовалась Клаудиа.

— Мы познакомились еще в Рагби, — ответил он.

«Врет, — подумала она, — они даже не догадались скоординировать свои ответы: Найджел сказал, будто они встретились на винном заводе. Почему же тогда он врет мне, своей жене?»

— Что происходит? — спросила Клаудиа мужа в тот же вечер, когда они шли по палубе, направляясь в главный салон яхты. Судно отчалило от берега вскоре после ланча, взяв курс на африканское побережье; Клаудиа могла видеть, как изящный нос яхты разрезает волны.

— Что ты имеешь в виду под этим «что происходит»? — вопросом на вопрос ответил Ги.

— Почему мы здесь? Ведь совершенно очевидно, что тебе ненавистна Марбелла, ты терпеть не можешь Пасселтвэйтов, и тем не менее мы приехали к ним. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется Найджел и приглашает нас к себе на яхту. Не могу поверить, будто все это лишь цепь случайностей. Что же в таком случае происходит?

— Понятия не имею, о чем это ты говоришь?

— Неправда, ты все прекрасно понимаешь! Ты лжешь мне, Ги, я нутром чувствую это! И этой ложью я сыта уже по горло, черт побери!

Тут она увидела еще нескольких человек, также приглашенных Найджелом в круиз, которые направлялись в ее сторону. Билли Чинга с супругой они уже видели за обеденным столом. Билли был восточного облика мужчиной из Гонконга, занимавшим пост президента Южно-Китайского банка. Жена его, красавица по имени Перфюм, была одной из ведущих китайских кинозвезд. Во время ланча Перфюм, как бы между прочим, обмолвилась, что в год на одни только тряпки у нее уходит до полумиллиона долларов.

— Из-за того что Средиземное море загрязняется все больше, — сказал Найджел, когда все расселись в столовой, где был кондиционированный воздух, — рыбакам все труднее становится ловить зубатку. Но, на мой взгляд, их усилия все-таки окупаются сторицей. Думаю, лучше этой рыбы в целом свете не сыщешь.

— Лучшая рыба — это акула, — заявила Перфюм, сидевшая по левую руку от Найджела, если, разумеется, тут можно употребить глагол «сидела», ибо пышное черно-красное с воздушной юбкой платье от Лакруа более соответствовало бы, применительно к Перфюм, слову «восседала». На женщине было потрясающе красивое бриллиантовое колье с изумрудами и в тон этому колье сережки, которые ярко вспыхивали в свете свечей. Черная челка закрывала лоб и заканчивалась у миндалевидных глаз красавицы, которые смотрели сейчас через стол на Клаудиу. Английский, на котором объяснялась китаянка, несколько раздражал. — Мне нравится ваше платье, — сказала она. — Это от Армани, так ведь?

— Да.

— Хорошенькое. И вы сами хорошенькая. Как много вы платите для платье?

Марго сдержанно прыснула, отчего Клаудиа почувствовала некоторое неудобство.

— Могу лишь сказать, что оно вовсе не дешевое.

— Могу спорить, вы платите, может быть, даже три тысячи, — как ни в чем не бывало продолжала Перфюм. — Вы знаете, сколько я заплатило за это от Лакруа? Двадцать пять тысяч баксов. А тут вот кое-кто говорит, что такие пышные юбки уже не носят. Но не думайте, будто бы у меня крыша съехала. Не думаете?

— Вы, должно быть, очень богаты? — спросила Марго.

— Ну конечно! Я много богатая, но не очень. Вот Билли, богатейший человек в Гонконге, вот уж кто действительно много богатый.

Сидевший справа от Клаудии Билли что-то пробурчал по-китайски, в ответ на что Перфюм лишь пожала плечами.

— Билли сейчас сказать мне, что говорить о деньгах за столом — это есть дурной тон, — сказала она так, будто переведенное на английский это замечание никакого отношения к ней самой не имеет. — Билли сам очень вульгарен, потому как только про деньги и говорит. Сколько стоит тот, сколько стоит это, сколько заколачивает в год такой-то и так далее. Деньги правят миром, так почему же не поговорить про них? Деньги — самая интересная тема для беседы, за исключением, может быть, секса. А может, даже более интересная, чем секс, как знать.

Одетые в белые кители официанты-камбоджийцы внесли серебряные подносы, на которых лежало поджаренное филе зубатки, пересыпанное сладким фенхелем. Положив несколько кусочков себе на тарелку, Билли улыбнулся жене.

— А знаешь, Перфюм, ты становишься утомительной.

Во время ланча Клаудиу удивил его безукоризненный английский, на котором говорят разве что представители высших слоев. Она также обратила внимание на его умение держаться за столом, на его безупречно сшитый пиджак и запонки, изготовленные из золота и ляпис-лазури.

Перфюм пожала плечами.

— Это ты так думаешь, хотя я уверена, что всем остальным очень даже нравится. Пятьдесят лет назад никто не говорить о сексе, а сейчас всякий норовить обсуждать разное такое. Почему бы не поступать в отношении денег подобным образом? Когда я бывать в Нью-Йорк, они там все ни о чем ином и не разговаривать.

— Разговор этот мне напоминает определение Оскара Уайльда, кто такой «циник», — заметила Клаудиа.

— Вот именно, — согласилась леди Калиста, жена Найджела. Это была высокая, привлекательная блондинка, одетая в черное платье, которое при свете свечей разбрызгивало вокруг радужные переливы. — Циник знает цену всему и ничего не ценит. Я совершенно согласна с вами, графиня. Если уж мы не можем держать некоторыевещи при себе, то ничто не препятствует тому, чтобы все мы, подобно друидам, начали танцевать голыми при луне. Если, конечно, друиды танцевали голыми.

— Ну, в общем-то они намазывались синей краской, — заметил ее муж, в то время как дворецкий налил ему в бокал «Шато-Грий».

— Наверное, это прозвучит старо и избито, — продолжила Клаудиа, — но я верю в то, что самые замечательные в этой жизни вещи даются нам даром. Например, звезды или луна, или земля.

— А-а, — протянул Билли Чинг, сидевший рядом с ней, — так, стало быть, вы полагаете, что и земля дана нам задаром? А ведь земля как недвижимость — самое ценное что только есть. Вот скажите, разве вы отдадите за просто так ранчо «Калафия»?

— Разумеется, нет. Но ведь я не имела в виду недвижимость…

— Но всякая земля суть недвижимость, так ведь? А поскольку Соединенные Штаты становятся второразрядной державой, то для того, чтобы оставаться на плаву, Америка будет продавать нам, иностранцам, все, что только сможет. И в последнюю очередь дело дойдет до недвижимости, после чего история завершит свой цикл и вернется к исходному моменту. Начавшая свою историю как колония, Америка и завершит свои дни как колония.