Как только Скотт покинул палубу и закрыл дверь, что вела в капитанские апартаменты, он автоматически отметил наличие на корабле положенных сигналов: красного для левого и зеленого — для правого борта. Скотт плавал с тех пор, как ему стукнуло четырнадцать, и его считали одним из наиболее умелых капитанов на «Китайском пути». Именно на этих маршрутах Скотту и удалось сколотить состояние. Компания «Китайская торговля» осуществляла перевозку товаров, произведенных на крупных фабриках Новой Англии, в далекий Китай, а обратно везла шелка, чай, специи, а также фарфор из Гонконга и Кантона. Многие коммерсанты, которые были связаны с торговыми операциями этого региона, со временем стали миллионерами. Пароходная компания Кинсолвинга, имевшая в своем распоряжении семь клиперов, сумела наладить отличный бизнес, и сам Скотт оказался вполне вознагражден за все тяготы своей профессии. Его уважали другие капитаны, хотя некоторые, наиболее занудные среди них, и говорили, что Скотту недостает подлинного совершенства в работе.

Дойдя до каюты, которая помещалась по правому борту, сразу под румпелем, капитан закрыл за собой дверь. Абнер Пибоди, прислуживающий ему четырнадцатилетний пацан, как раз зажигал огонь в лампах. Через иллюминаторы были видны последние отблески солнечного света.

— Кок как раз сейчас готовит суп из креветок вам на ужин, капитан.

— Отлично. А сейчас принеси мне ром, Абнер.

— Слушаюсь, капитан.

Несмотря на более чем скромное происхождение и склонность к употреблению крепких словечек в разговорах с матросами, Скотт вовсе не был намерен до конца жизни оставаться грубым неучем. Пять лет назад он преподнес двадцать тысяч долларов Гарвардскому университету, попросив, в свою очередь, президента Эдварда Эдвардса порекомендовать ему полсотни книжек, которые необходимо прочитать, чтобы стать образованным человеком. Президент Эдвардс в ответ на столь щедрую дотацию откликнулся с живейшим вниманием и выслал Скотту просимое количество томов, из которых капитан сумел уже одолеть два десятка. С некоторым удивлением Скотт ловил себя на мысли, что язычник Платон интересует его куда больше христианских авторов, творения которых он проштудировал.

Сейчас Скотт подошел к книжному шкафу, который занимал целую стену его весьма просторной каюты. В кожаных переплетах, защищенные медными застежками от качки, тома выглядели весьма солидно. Он вытащил с полки труд Кониерса Миддлтона «Вольное исследование чудодейственных сил, которые, как считается, существовали в Христианской Церкви на протяжении прошедших веков». Это был с большим трудом поддававшийся осмыслению, но все же интереснейший труд, написанный в 1748 году. Именно эту книгу капитан сейчас одолевал. Взяв ее, Скотт устроился на длинном диване возле иллюминатора. Подложив, чтобы было удобнее, еще несколько подушек, капитан с удовольствием растянулся на нем, а в это время Абнер принес оловянную кружку ямайского рома. Капитанская каюта была весьма изящно меблирована: Скотту нравилось окружать себя красивыми и удобными вещами, а бывая в плавании, он не видел причин отказываться от привычного комфорта.

Раздался стук в дверь. Это был Феликс де Мейер.

— Могу ли я видеть капитана Кинсолвинга? Я мистер де Мейер, из каюты номер пять.

— Входите, мистер де Мейер.

Скотт вскочил с дивана, едва только подумал об Эмме. Подойдя к гостю, он пожал руку хорошо одетому бородатому ювелиру из Франкфурта.

— Не желаете ли глоток рома, мистер де Мейер? Или, может быть, вы предпочитаете портвейн?

— Нет, благодарю вас, капитан.

— Садитесь, сэр.

Скотт сделал знак Абнеру оставить их одних и жестом предложил гостю занять место в красном плюшевом с бахромой кресле, Феликс сел, положил руки на набалдашник прогулочной трости.

— Насколько я знаю, капитан, — сказал он, — во время нахождения в море вы облечены правом совершать церемонии бракосочетания, не так ли?

— Совершенно верно.

— В таком случае, не могли бы вы сочетать браком мою дочь и мистера Левина? Если возможно, завтра.

Скотт внимательно изучал бородатое лицо Феликса, чуя в этой просьбе что-то недоброе.

— Да, вообще-то я мог бы… Но только…

Дверь с силой распахнулась, и глазам Скотта предстала одна из самых необычных картин, какую ему когда-либо доводилось видеть. В дверях в зеленом бархатном платье стояла Эмма. Глаза ее были широко раскрыты, затянутые в перчатки руки растопырены, отчего возникало впечатление, будто она собиралась взорвать каюту.

— Не-ет! — закричала она, устремившись к отцу. — Папочка, ты не можешь заставить меня выйти замуж за Дэвида! Я не люблю его и не позволю, чтобы второй раз подряд меня насильно выдавали за нелюбимого человека!

— Эмма, ступай в свою каюту!

— Нет! — Она обернулась к Скотту. — Ну скажите, ведь наверняка есть какое-нибудь правило, запрещающее выдавать женщину замуж против ее воли, разве нет?

Скотт так и впился в нее взглядом. Когда он в первый раз увидел Эмму, то подумал, что она прекрасна. Теперь же он пришел к заключению, что она восхитительна. Казалось, гнев добавил ей красоты, превратив эту красоту в подлинное великолепие. «Боже мой, — подумал он, — а ведь не прав я был, не прав… Это не женщина. Это — богиня!»

— Действительно, мисс де Мейер, вы правы. И хотя правила такого не существует, но я, разумеется, не буду женить кого бы то ни было, в том числе и вас, против воли.

Она улыбнулась ему.

— Благодарю вас, капитан. — Затем вновь повернулась к отцу. — Видишь, папочка? Это тебе не десятый век, и мною нельзя помыкать, словно рабыней. Я вышла за Антона Швабе потому, что этого желала мамочка, но за Дэвида я ни в коем случае замуж не выйду. Я люблю другого человека.

— Грабителя, который теперь уже наверняка в тюрьме. — Феликс поднялся. — Когда мы прибудем в Гавану, капитан?

— Если ветер не переменится, то послезавтра.

— Я устрою так, что Дэвид женится на тебе там, на острове. Я полагаю даже, что в Гаване может отыскаться синагога, что, разумеется, было бы для меня предпочтительнее.

— Папочка…

— И слушать не желаю! — оборвал он дочь, подняв голос почти до крика, чего ранее Эмма за отцом не замечала. — Я люблю тебя, Эмма, и ты прекрасно это знаешь. И никогда, разумеется, не заставлял тебя делать что-то, что противоречит твоим интересам. Дэвид — превосходный молодой человек, который будет тебе прекрасным мужем. И хватит об этом! — С этими словами Феликс вышел из капитанской каюты, закрыв за собой дверь.

Несколько секунд Эмма стояла неподвижно, уставившись на закрытую дверь, а Скотт в это время неотрывно смотрел на нее. Наконец Эмма прошептала:

— Не бывать тому…

— Если бы я был азартным человеком, я бы держал пари, что вы выйдете замуж.

Она резко повернулась к нему. И вновь на губах капитана играла наглая улыбочка. Она собралась было дать ему достойную отповедь, ибо капитан был ей и вправду неприятен, однако в последний момент передумала. «Как-никак, он мой союзник, — подумала Эмма, — а сейчас мне понадобится любая помощь».

— Вы не знаете, в Гаване есть синагога? — спросила она.

— Нет. Там есть множество католических соборов. Как вы думаете, отец ваш удовлетворится католической церемонией?

— Скорее умрет. Тогда, возможно, я буду свободна от…

— На Ямайке есть синагога.

Эмма подозрительно взглянула на него.

— Но ведь вы не собираетесь останавливаться на Ямайке?

— Можем и остановиться.

И опять эта его наглая улыбка. «Черт бы его побрал! — подумала Эмма. — Играет со мной, как кошка с мышкой. Так и хочется влепить ему пощечину! Но благоразумнее быть с ним поприветливее».

— Вы были столь галантны, капитан, — бархатным голосом произнесла она, сопроводив эти слова одной из своих наиболее неотразимых улыбок. — Я имею в виду то, что вы отказались женить меня против моей воли. Весьма признательна вам за это. Я также совершенно уверена, что вы не намерены делать остановку на Ямайке, так ведь?

Он отвесил ей шутливый поклон.