— Вы еще не подписали контракт, — говорила она, торопливо семеня по холлу за своим боссом.

— Все бумаги я подпишу в автомобиле. Доброе утро, Мартин. Передай миссис Коллингвуд, что Роза похитила меня в город на завтрак с юристами.

— Слушаюсь, мистер Коллингвуд.

Из двери под лестницей появилась еще одна служанка.

— Мистер Коллингвуд, вас к телефону.

Кертис обернулся.

— Черт! Ну кто там еще?

— Мистер Ли. Говорит, по важному делу.

— Идите в машину, Роза.

Кертис поспешил назад в дом, прошел в служебный холл, где находился ближайший телефонный аппарат.

— Да, Дигби?

Выслушав редактора газеты «Клэрион», которая считалась в Лос-Анджелесе второй по влиянию и тиражу и входила в число четырнадцати других всеамериканских изданий, которыми владела «Коллингвуд корпорейшн», Кертис переспросил:

— Убит?! — Он был явно потрясен этим известием. — Господи! Буду в офисе через двадцать минут.

Бросив трубку, он выскочил из дома.

— В офис! Быстро! — приказал он шоферу, садясь на заднее сиденье, где уже расположилась Роза. — Кто-то, — сказал он секретарше, как только автомобиль тронулся с места, — убил Карла Кляйна.

Роза Маркхэм с трудом проглотила комок в горле.

Детектив Клифф Паркер из лос-анджелесского полицейского управления поднял голову и оглядел новое двенадцатиэтажное здание редакции «Клэрион», помещавшееся на Хилл-стрит. Паркер, уроженец Лос-Анджелеса, «анджелино», с чувством скрытого восхищения наблюдал, как в различных кварталах города поднимались небоскребы: это было верным признаком того, что Лос-Анджелес входит в свою лучшую пору. Еще сорок лет назад это была «отвратительная небольшая мусорная свалка», по выражению отца Паркера. А ныне город насчитывал более четверти миллиона человек, он рос как на дрожжах и теперь по размерам и значимости мог тягаться с самим Сан-Франциско. «Небоскребы! — подумал тридцатилетний небритый детектив и почесал свою светлую щетину. — И вдруг убийство…»

Он вошел в отделанный зеленым мрамором холл, где находились лифты — шесть кабин с бронзовыми дверями.

Высоченный потолок был расписан на сюжеты из истории Калифорнии. Автором росписи была жена владельца небоскреба Арчера Коллингвуда. Тут можно было видеть, как Фрей Джуниперо Ceppa обращает индейцев в христианство, тут были и миссионеры, и Камино Реаль — и все это было написано яркими красками и так натурально, как рисуют на картинках в книжках. Все неприглядное, вроде смертей, болезней, использование испанскими миссионерами индейцев практически как своих рабов — все это оказывалось за пределами художественного замысла. «Что ж, — подумал Паркер, когда открылись двери лифта, — нарисовано очень красиво, только где сейчас эти самые индейцы?..»

— Я получил задание заняться этим делом, — сказал Паркер в офисе Кертиса, расположенном на самом верхнем этаже здания. — Тело Карла Кляйна было обнаружено на пляже в Санта-Монике сегодня утром. Его убили выстрелом в голову примерно около полуночи. Имеет ли кто-нибудь из вас, джентльмены, какие-либо предположения относительно мотивов убийства?

Сидевший за рабочим столом Кертис обменялся взглядом с Дигби Ли, сидевшим в низком кожаном кресле.

— Нет, — сказал Кертис. — Желал бы я сам это знать, но увы… Карл Кляйн был первоклассным репортером и одним из самых лучших наших сотрудников. Между прочим, я назначил награду в десять тысяч долларов за любую информацию, которая может привести к поимке убийцы.

— Скажите, в последнее время Кляйн расследовал какую-нибудь особую ситуацию? — спросил Паркер.

— Да, — ответил Дигби Ли, который за свою успешную работу репортером в сан-францисской «Таймс-Диспетч» получил от Арчера назначение главным редактором в лос-анджелесскую газету. — Он в последнее время готовил серию статей о проекте «Оуэнс Вэлли».

— Это тот самый план доставки воды в Лос-Анджелес из более северных штатов?

— Совершенно верно.

— Мне казалось, там нет никакого криминала. Кроме того, я навел справки: на Кляйна не заведено никакой полицейской карточки. Не знаете ли вы, были у него какие-нибудь порочные наклонности? Может быть, женщины? Игра? Или пьянство?

— Карл Кляйн был одним из молодых людей, ведущих наиболее безупречную жизнь, насколько я знал его, — сказал Кертис. — Не курил, и, я сомневаюсь, пробовал ли хоть раз пиво. Он приглашал на свидания нашу девушку из приемной, мисс Гвин, допускаю, что мог ухаживать и за другими девушками, однако мне никогда не приходилось слышать даже намека на то, что в его поведении было хоть что-то аморальное.

— Вас послушать, он был само совершенство.

— Практически так оно и было.

Клифф Паркер оглядел своих собеседников.

— Ну что ж, — сказал он наконец, — надо искать, кто хотел смерти первоклассного репортера, занимавшегося водными проектами.

— У меня нет на этот счет никаких идей, — сказал Кертис.

Безотчетно Клифф Паркер вдруг подумал, что сейчас этот человек сказал явную неправду.

— У нас есть хорошая зацепка, — продолжал Паркер. — На убитом обнаружили записку, написанную, как мы думаем, самим убийцей. Она подписана «Дж.». Вам это о чем-нибудь говорит?

— «Дж.»? Нет, боюсь, что нет.

«Дж.», — подумал Кертис. — Джизус Крайст, Иисус Христос, может, как раз он и совершил это!»

— Эта церковная кафедра, мистер Коллингвуд, была сделала в середине XVI века для одной из церквей, расположенных в пригороде Сиены. Резьба по дереву исключительно изящная, одна из лучших для этого периода, какую мне только доводилось видеть. Полагаю, что лик архангела, держащего в руках аналой, можно считать особенно удавшимся.

Арчер и Арабелла Коллингвуды медленно шли вокруг деревянного возвышения кафедры, которая была снабжена винтовой лестницей. Они сейчас находились в лавке старинных вещей, именуемой «магазином» и расположенной на Нью-Бонд-стрит в Лондоне. Впрочем, даже и слово «магазин» не давало точного представления о помещении, которое занимал один из наиболее известных торговцев стариной, лорд Рэдферн. Сейчас сам хозяин водил Арчера по большому экспозиционному залу, забитому вещами давно ушедших эпох. «Этот легендарный калифорниец, — как думал об Арчере лорд Рэдферн, — никогда не уходил из магазина, не оставив здесь хотя бы сто тысяч долларов, каждый год». И как раз поэтому к Арчеру здесь относились как к самому дорогому гостю. К настоящему моменту Арчер уже приобрел средневековый алтарь за двадцать тысяч долларов и за пятьдесят тысяч — шкаф XVII века. Теперь же Арчер присматривался к кафедре, которая стоила пятнадцать тысяч, причем по его глазам можно было понять, что она ему весьма приглянулась. (И все это происходило в то время, когда годовой оклад Клиффа Паркера в Лос-Анджелесе составлял тысячу восемьсот долларов).

— Она восхитительна, — бормотал себе под нос Арчер, которому исполнилось пятьдесят четыре года. Поскольку в демонстрационном зале было весьма прохладно, он не снимал пальто с норковым воротником, а Арабелла не сняла своих соболей. Подобно покойной матери Лоретте, Арабелла с возрастом значительно располнела, тогда как Арчеру удалось сохранить стройную юношескую фигуру, хотя его светлые волосы поседели на висках. — Я беру ее, — решительно сказал он.

— Мудрое решение, мистер Коллингвуд, — сказал лорд Рэдферн, которого неизменно восхищало всяческое отсутствие у этого калифорнийца какого бы то ни было желания поторговаться.

Хотя, если разобраться, когда имеешь ежегодный доход в три миллиона, к чему торговаться?..

— Очень любопытно, — говорила Арабелла, рассматривая в лорнет холст. — Ну очень. У этого художника несомненный талант. Кто это?

Она и Арчер от лорда Рэдферна пришли теперь в Пилмико, в картинную галерею, где проницательный молодой человек по имени Эдвард Лейси занимался сомнительным искусством так называемой «современной школы».

— Один молодой испанец из Барселоны, — объяснил Лейси. — Сейчас он работает в Париже. Его зовут Пикассо.