— А осколки сервиза?

— Осколки — это смерть для автомобильных шин, — заметил он. — Я ничего не имею против вас, а машина ваша мне вообще очень нравится.

Итак, разбойником с большой дороги, напавшим на Рози, был Риггс!

— Я сообщил доктору Уолкеру телеграммой, где находится мисс Луиза, и продолжал за ней следить. За день или два до того, как они приехали сюда с телом мистера Армстронга, я получил от него еще одно письмо, в котором он просил меня проследить за женщиной с лицом, испорченным оспой. Фамилия ее Каррингтон. Доктор строго-настрого приказал мне, если я ее увижу, не выпускать ее из виду, пока он не приедет сам.

Дел у меня было много, но такая женщина не появлялась, а когда она прибыла, доктор был уже здесь.

— Риггс, — спросила я, — вы пытались ночью попасть в этот дом вскоре после того, как я сюда приехала?

— Нет, мисс Иннес, я никогда не был в этом доме. Сегодня я здесь впервые. Эта женщина, Каррингтон, появилась здесь только вечером того дня, когда исчез мистер Иннес. Она пришла к доктору поздно вечером. Его не было. Она с нетерпением ждала его, ходила по приемной, волновалась. А доктора все не было. Она прямо вся извелась, просила меня найти его. А он все не появлялся. Тогда она стала обзывать его разными словами, сказала, что ему не обмануть ее. Мол, было совершено убийство, и он за это ответит.

Она мне не понравилась. Ушла после одиннадцати, пошла через дорогу к Армстронгам. Я крался за ней. Она вначале обошла дом кругом, глядя на окна. Потом позвонила в дверь. Дверь открылась, и она тут же вошла в холл.

— И долго она пробыла там?

— Вот это-то как раз и странно, — заметил Риггс. — В ту ночь она вообще не выходила из дома. Я лег спать, когда уже начало светать. Увидел ее на следующий день на станции на открытой платформе. Тело лежало прикрытое простыней, говорили, что она угодила под экспресс. Ее трудно было узнать. Думаю, ту ночь она провела у Армстронгов. Станционный смотритель сказал, что она пересекала пути, собираясь сесть в поезд, идущий в город, но тут ее сшиб экспресс.

— Опять замкнутый круг! — воскликнула я. — Мы опять там, где и были. Ходим кругами.

— Все не так уж плохо, мисс Иннес, — заметил Риггс. — Нина Каррингтон приехала из Калифорнии. Из того города, где умер мистер Армстронг. Почему доктор так боялся ее? Эта женщина что-то знала. Я служу у доктора семь лет и хорошо его изучил. Он ничего не боится. Думаю, он убил мистера Армстронга где-то на западе. Что еще он сделал, не знаю. Но он уволил меня, едва не удушив, когда я сказал мистеру Джеймисону, что мистер Иннес приезжал к нему ночью и что они ссорились.

— Что слышал Уорнер, когда эта женщина разговаривала с мистером Иннесом в библиотеке? — спросил меня детектив.

— Она сказала: «Я с самого начала знала, что что-то здесь не так. Человек не может быть здоровым и умереть на следующий день без всяких на то причин». Все совпадало!

Риггс рассказал все это в среду. Хэлси исчез в предыдущую пятницу. Чем больше проходило времени, тем меньше я надеялась увидеть его живым. Я понимала, что вагон, будучи прицеплен к какому-то составу, мог увезти Хэлси за тысячи миль. Без воды и пищи. Я знала такие истории, когда в пустых запертых вагонах находили мертвецов, и с каждым часом состояние тревоги за племянника все усиливалось.

А нашли Хэлси так же неожиданно, как и потеряли. И этим были обязаны бродяге, которого отпустил Алекс. В знак благодарности за это он узнал о местонахождении Хэлси от другого бродяги и тут же сообщил нам.

В среду вечером мистер Джеймисон направлялся к нам от коттеджа Армстронгов, где ему так и не удалось поговорить с Луизой.

У ворот Солнечного его остановил какой-то субъект. Он знал детектива в лицо и сунул ему в руку листок бумаги, на котором было нацарапано:

Косноязычно объяснив, что сам он ничего об этом не знает, что записку передал ему кто-то из Джонсвилла, который знал, что для нас это очень важно, посыльный предпочел быстро ретироваться.

Начались междугородные переговоры. Мистер Джеймисон позвонил в больницу, а мы стояли рядом с ним. Когда мы получили подтверждение, мы стали смеяться и плакать одновременно. Я уверена, что целовала Лидди и, кажется, даже мистера Джеймисона…

В тот же вечер одиннадцатичасовым поездом Гертруда выехала в Джонсвилл, расположенный в трехстах пятидесяти милях от нас. Ее сопровождала Рози. Из прислуги осталась только верная Лидди. Днем к нам приходила кое-что поделать по хозяйству жена помощника садовника. К счастью, Уорнер и детективы по-холостяцки ели в сторожке. Из уважения к Лидди они раз в день сами мыли посуду и, по ее мнению, делали это так неумело, что только разводили грязь. Завтрак они готовили себе сами, всегда один и тот же: жарили хлеб с луком и салом, благоухая на всю округу. Иногда Лидди снисходила к ним и жарила мясо, за что они были очень ей благодарны.

И только когда Гертруда с Рози уехали, остальные домочадцы улеглись спать, а Винтерс, как обычно, устроился у подножия винтовой лестницы, мистер Джеймисон решил посвятить меня в свой план, тщательно продуманный по дороге к нам.

— Мисс Иннес, как у вас сегодня с нервами?

— Мои нервы истрепаны, их у меня не осталось, — сказала я ему весело. — Хэлси нашелся! Какие, могут быть нервы!

— Хочу вас спросить, — продолжал он, — готовы ли вы помочь мне в довольно необычном деле?

— Самым необычным делом, на мой взгляд, была бы спокойная ночь. Но если что-то произойдет, разумеется, я хочу в этом участвовать, — храбро улыбнулась я.

— Не если, а точно что-то произойдет, — кивнул детектив. — И вы единственная женщина, которую я мог бы взять с собой. — Он посмотрел на часы. — Не задавайте никаких вопросов, мисс Иннес. Наденьте удобную обувь, темное пальто и приготовьтесь ничему не удивляться.

Лидди спала сном невинного ребенка, когда я поднялась наверх за вещами. Детектив ждал меня в холле, и я удивилась, увидев вместе с ним доктора Стюарта. Они о чем-то тихонько беседовали, но когда я подошла к ним, замолчали. В доме нужно было еще кое-что сделать, проверить замки на окнах и дверях, предупредить Винтерса, чтобы он удвоил бдительность. После этого мы погасили свет в холле, потихоньку прошли в темноте к парадной двери и вышли на улицу.

Я ни о чем их не спрашивала, считая, что они оказывают мне честь своим доверием, и я докажу, что могу молчать так же, как и они. Мы прошли через поле и оказались рядом со сгоревшей конюшней, переступая через низкие заборчики. Только раз было произнесено несколько слов: доктор Стюарт выругался, когда наткнулся на проволоку.

Через пять минут к нам присоединился еще один человек. Он что-то нес на плече. Я не могла понять, что это. В молчании шли минут двадцать. Я потеряла ориентировку, позволяя мистеру Джеймисону направлять меня в ту или иную сторону, когда возникала необходимость. Я не знала, чего мне ждать. Где-то я неудачно перепрыгнула через лужу, зачерпнув полный ботинок воды пополам с грязью, но мне было весело, хотя я, по-моему, громко хлюпала в ночной тишине своим намокшим ботинком. Помню, я сказала шепотом мистеру Джеймисону, что никогда не видела таких красивых звезд. Очень жаль, что Бог сотворил такую красивую ночь, а люди почему-то должны в это время спать! Когда мы остановились, доктор немного задыхался. И я мысленно сравнила этот безрадостный пейзаж, который предстал моим глазам, с нашим уютным и веселым Солнечным. Перед нами было ровное поле, окруженное подрезанными кустами. Луна, затянутая облаками, едва освещала ряды белых камней на могилах. Кое-где высились темные громады памятников или склепов. Сердце мое сжалось — мы стояли на краю казановского кладбища.

Обернувшись, я разглядела того, кто по дороге присоединился к нам, и его ношу. Это был Алекс. На плече он держал две лопаты с длинными ручками. Я ничем не выразила своего удивления. Мы пошли друг за другом мимо могил, и когда я поняла, что иду последней в этой молчаливой цепочке, я невольно, оглянулась. Когда этот инстинктивный страх у меня прошел, я поняла, что ночное кладбище ничем не отличается от нашего злополучного имения. Постоянно появлялись какие-то тени, слышались непонятные шорохи. Вдруг кто-то негромко вскрикнул. Я невольно вздрогнула. Но мистер Джеймисон успокоил меня, сказав, что это всего лишь сова, и я постаралась поверить ему.