Что ж, все это вам и так известно. Он исчез, и мы не могли его найти. Но однажды он явился сам и сдался властям— хотелось бы мне посмотреть тогда на лицо Булларда! Пейдж отрицал свою причастность к преступлениям, но Буллард и слушать ничего не желал. Он снова решительно и целеустремленно гнул свое!
Однако у меня оставались кое-какие сомнения. Пелл чего-то недоговаривал. Это явно бросалось в глаза, и у меня возникло предположение, что он кого-то выгораживает. Но кого? Кроме вас, он почти никого не знал на острове— насколько мне было известно. Но, оказалось, он был знаком с Марджори Пойндекстер и с этим ее парнем, Бруксом; возможно, он встречался с Фредом Мартином и Дороти во Флориде— у него там имеется дом. Но с кем еще?
И тут вдруг обнаружилась эта жестянка. Благодаря ей для меня многое прояснилось. И дело даже не в письмах от мужчин. Миссис Рэнсом занималась утонченным шантажом, в этом я был уверен, но никак не мог представить никого из заинтересованных лиц в роли убийцы. Однако кое-какие вещи показались мне несуразными, наводили на мысль об обмане. И ожерелье было в их числе.
Зачем, к примеру, Джульетта отправилась на квартиру к Пейджу, едва узнав о том несчастном случае в Нью-Йорке? Он проехал на красный свет, насмерть задавил двух женщин и покалечил мужчину. Его подобрали в бессознательном состоянии и доставили в больницу; очень скоро полиция добралась до его бумажника и узнала, кто он такой. Но Джульетта уже успела там побывать! В той коробке имелось несколько писем, полученных им всего лишь за день до происшествия.
Это показалось мне странным. Должно быть, она бросилась туда незамедлительно. Полицейские прибыли туда спустя три часа и обнаружили, что его вещи раскиданы во всей квартире. Его японец дома не ночевал. В квартире никого не было. Однако меньше чем через три часа после того, как он сбил тех людей, она уже там побывала! Он лежал без сознания в больнице, никто ничего не знал о случившемся. Но Джульетта, судя по всему, знала.
Вы понимаете, что я хочу сказать? Дело не только в том, что в его квартире имелось нечто, что ей необходимо было заполучить.
Она знала о происшедшем за несколько часов до того, как об этом написали утренние газеты.
Я не знал, за чем она охотилась, но в одном убедился твердо: в тот вечер она находилась с Пейджем в его машине, и, может быть, была даже за рулем? Но в таком случае…
Он остановился и затянулся трубкой.
— В таком случае это оказывалось весьма дурным известием, — медленно произнес он. — Допустим, машину вела она. Допустим, будучи мужчиной, он взял ответственность на себя. Возможно, он надеялся, что она сама придет и во всем сознается. Когда она этого не сделала, что ему оставалось? Обвинить ее? У него не было никаких доказательств, и, смею заметить, он не из тех мужчин, что прячутся за женской юбкой. Возможно, он был слишком пьян, и она села за руль. В таком случае он посчитал, что достоин наказания, что виновен только он.
Но вы понимаете, на какие мысли меня это навело? Это давало ему мотив для убийства этой женщины— не преднамеренного, а совершенного в состоянии аффекта. Но это убийство и было таковым! Однако и это еще не все. У него имелась и другая причина желать покончить с ней. К этому я вернусь попозже.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Я сидела не в силах, пошевелиться. Руки и ноги мои были холодны как лед, мне казалось, что я уже провела там целую вечность, прислушиваясь к шуму дождя, хлещущего по окну, к стуку пишущей машинки за дверью и к этому неумолимому голосу шерифа.
Он бросил на меня проницательный взгляд.
— O Господи, Марша, — успокоил он меня, похлопав по руке. — Не понимайте вы все так буквально. Я же не говорил, что он виновен. Это же только цепь моих размышлений, выстраивание версии…
Я снова смогла вздохнуть полной грудью, а он извлек из своего бумажника лист почтовой бумаги и положил его на стол.
— Короче говоря, — продолжал он, — я снова отправился в Нью-Йорк. Встретился с полицейским, обнаружившим Пейджа после того, как машина врезалась в столб, и отыскал того парня, который подобрал его на улице. Могу сказать одно: если в тот вечер вел машину он, то ему пришлось бы совершить прыжок через руль, перелететь через соседнее сиденье, затем— через дверцу машины и приземлиться на голову. Он должен был бы разбиться насмерть, но ничего такого не случилось. А что же произошло?
Я не отвечала, и он сидел, разглядывая лежавший перед ним лист бумаги.
— Я в это не поверил, — медленно произнес он. — Еще до той, последней поездки картина представлялась мне достаточно ясной. Я знал, что в ночь после того, как все случилось, она побывала в его квартире.
Мне это виделось так: он пострадал при ударе, а она — нет. Она выбралась из машины и убежала, и никто ее даже не заметил. Однако, добравшись домой, она призадумалась. У него дома имелось нечто, что ей непременно нужно было заполучить— и заполучить прежде, чем туда прибудет полиция.
Заполучила она это или нет? Мне казалось, что это отчасти предопределяло дальнейшее развитие событий. А если она это раздобыла, то где же оно? Бели это было письмо, она, возможно, его сожгла. Скорей всего, она бы так и поступила— если бы нашла. Но, возможно, она ничего не нашла. Ведь она была напугана, и страх, не отпускал ее. Она уволила свою служанку и письмом вызвала из родных пенатов Джордан. Помните, что написала Хелен Джордан? «Что-то ее заботит. Какая-то она напуганная, а ты-то знаешь, что это на нее не похоже».
Что ж, а чуть позже ей пришлось испугаться сильнее, чем прежде. Представьте себе. Пейдж отправился в тюрьму на восемь лет. Даже если бы ему скостили срок, в ее распоряжении имелось пять лет, если не больше. Но вдруг его выпускают под залог досрочно, и она тотчас же пожелала уехать из страны. Почему? Боялась его? Но он молчал на протяжении всего судебного разбирательства. Знал, что это ее рук дело, но молчал. Что же произошло в тот промежуток времени, из-за чего она так перепугалась?
Насколько себе представляю, о том, что она была тогда в машине, знали, возможно, двое. Один из них— Пейдж. Другим человеком, похоже, была та леди Деннисон. Тогда кого же она боялась? Пейджа? Или кого-то еще? А тут еще Тони Радсфорд в придачу с Бобом Хатчинсоном и Говардом Бруксом основательно все запутали— не говоря уже о Фреде Мартине и Артуре, да и лично о вас!
Вот так-то все складывалось. Я отправился взглянуть на ваш дом на Парк-авеню— не составило труда обнаружить, как в него проникли. Несколько прутьев в решетке на окне подвала оказались подпиленными, и сработано это было весьма профессионально.
Никогда не пробовали подпилить железную решетку? Вообще-то это нелегко. Прутья были выпилены, а затем вставлены на место и смазаны чем-то вроде смолы. При беглом осмотре ни за что не обнаружишь, что их кто-то трогал.
И это тоже было странно, Марша. У вас там куча всякой всячины, картины, восточные ковры и так далее. Однако злоумышленника это не заинтересовало. Он отправляется прямиком туда, где прежде жила Джульетта. И слепой сообразит, что это ее комната, и именно там взломщик переворачивает все вверх дном!
Что ж, на острове у нас не так уж много профессиональных воров-взломщиков. Однако у нас имелся нелегкий тип, сидевший в тюрьме. Это был Пейдж; полагаю, когда мы сложим воедино все кусочки этой мозаики, то обнаружим, что Пейдж отправил кого-то в ваш дом— поискать кое-что. Но не осуждайте его за это. Вероятно, у него имелись на то свои причины.
Так или иначе, но теперь я уже не был уверен в том, что Джульетта не раздобыла того, за чем охотилась в ту ночь, когда задавила тех людей. В коробке этого не было— это точно. Так что я потолковал с Бруксом, и он позволил мне просмотреть вещи Пейджа на складе. Поначалу казалось, что я действую вслепую. Потом я нашел вот это, в кармане халата. Все-таки ей не удалось это отыскать! Если именно за этим она и бросилась к нему в квартиру, значит, в панике совершенно забыла, что коли он сохранил эту штуку, то находится она у него в сумке, в машине…