Взмахом руки погасив магические светильники, Эдмир решительно покинул кабинет, неспешно направляясь в сторону их с Рэни покоев. Сейчас он тихонечко войдет в тихую спальню. Сам разденется, не вызывая слуг, чтобы не разбудить уже давно спящего мужа. Присядет на край постели, вглядываясь сквозь темноту, чтобы разглядеть очертание желанного тела… а потом так же молча уйдет в пустоту личной спальни, чтобы не тревожить любимого.

Порой заслужить прощение так сложно…

За окном начиналась последняя в этом году гроза…

…Напряженный, можно сказать — испуганный — Рэниари непонимающе смотрелся в призрачные глубины огромного зеркала.

Он отражался в стекле…

Но отражался неправильно!

Опять этот сон…

Его облик словно выцвел — золото волос обернулось лунным серебром, яркие зеленовато-синие глаза стали серо-голубыми. Сияющий загар исчез, сменившись на аристократическую бледность. Только черты лица остались прежними… столь же завораживающе прекрасными…

Тот, кто отражался в стекле, смотрел одновременно и обреченно и непримиримо. Гордость… неистовая, все сжигающая гордость!.. тлела в глубине загнанных глаз. Губы упрямо сжаты в тонкую нитку. А на запястьях обнаженных до самых плеч рук лениво струился, переплетаясь и меняясь, сияющий сложный узор, то пропадая, то возникая вновь, а то и прорываясь кровавыми потеками…

Руки у Рэниари горели словно в огне. И пошевелить ими он не мог… не мог прервать пытку, как ни старался.

Юноша рвался из невидимого плена, беззвучно кричал, кого-то умоляя себя спасти… и вдруг разглядел на шее отражения с сухим щелчком сомкнувшийся рабский ошейник.

Роскошное сплетение золотых и серебряных нитей, щедро украшенное топазами и бриллиантами…

Откуда он знал, что это именно ошейник раба, а не простое украшение?!

Горло сдавило как от удавки, резанув по тонкой коже, тут же украсившейся кровавой бахромой.

И Рэни закричал! Долго, отчаянно, всеми силам стремясь уйти от внезапного ужаса непонимания…

— Тише! Тише, мой хороший!.. — чьи-то сильные руки вырвали юношу из кошмара и прижали к широкой груди. — Все уже прошло… Я рядом… не бойся! Никому тебя не отдам!

Вздрагивая всем телом, Рэни с облегчением приник к мускулистому плечу, вздыхая знакомый запах мужа.

Эдмир здесь?

Но руки принца-наследника терпеливо гладили волосы Искры, укачивали в объятиях, давая возможность забыться.

Наконец, Рэниари пришел в себя настолько, что сумел отстраниться, прямо сев среди одеял.

За окнами вовсю гремела гроза, и по разноцветным стеклам витражей катились целые потоки воды. В углу постели из своей корзинки светил желтыми глазами Черныш, даже не делая попытки напасть на сидевшего рядом с хозяином нелюбимого им принца-наследника.

— Ты боишься грозы? — Осторожно спросил Эд, с великой неохотой выпуская из объятий мужа.

— Нет, — раздосадовано буркнул Рэни. Не признаваться же, что он просто отвык спать в одиночестве. — Просто сон…

— Понятно, — отозвался супруг и все-таки притянул Искру к себе, с упоением зарываясь носом в встрепанные волосы Рэни.

— Эд… — выдохнул консорт, решившись. — Не уходи…

Эдмир замер, не веря услышанному. И осторожно отстранил от себя мужа, заглядывая в его белеющее в темноте лицо.

— Ты хочешь… чтобы я остался? — Недосказанность так и повисла в воздухе. Рэниари молчал. Он и так вновь сломал свою гордость, попросив о близости. Если Эдмир начнет по своему обыкновению пыжиться от самодовольства, то Рэни окончательно пошлет мужа по определенному адресу, навсегда забыв о своих чувствах к принцу.

Но супруг лишь молча скользнул к нему в постель, крепко обняв. То, что творилось на душе у Эда было сложно описать словами. Он так привык видеть мужа сильным, что просто забыл о его возрасте. А ведь Рэни только семнадцать. Да, Эдмиру не раз говорили о возрасте Искры… вот только сам юноша никому не давал увидеть в себе отчаянно неуверенного подростка.

— Не бросай меня… Никогда не бросай! Не уходи! — Сумасшедшее шептал Эд, жадно покрывая поцелуями лицо и плечи мужа. Зарываясь пальцами в чуть потрескивающие от свежести грозы шелковистые волны волос.

— Хочешь, возьми сам, только не бросай! И не мучай своей холодностью!.. — Обезумевшему от страсти Эдмиру было уже все равно. И он, извернувшись, встал на четвереньки, щедро предлагая мужу себя.

Рэниари в некотором ступоре смотрел на представшее перед его глазами зрелище.

Ну, что можно сказать? Красивая задница, если не заострять внимание на ее размерах. Накаченная, мускулистая и даже на вид твердая… Как ее ласкать, раздвигать две светлые половинки, выглядевшие обкатанными булыжниками, юноша не представлял. Как-то младших не обучали такой науке.

Но чего уж скрывать — отчаянно хотелось попробовать! Каково это — быть сверху?

Юный консорт нерешительно положил ладони на замершие половинки, слегка их раскрывая и обнажая темную, глубокую щель с трогательно розовым, сморщенным колечком ануса, на который очень удачно падал свет единственного ночника. И замер, нависая над старшим супругом, не решаясь на дальнейшее.

Эдмир же горел. Впервые он не брал, а подчинялся кому-то. Нет, не кому-то — ЛЮБИМОМУ. Скрестив перед собой руки и положил на них подбородок, наследник чутко принимал трепет нерешительных ладоней мужа, его прерывистое дыхание у себя за спиной. И как-то даже забыл от вдруг накатившей нежности, что вообще-то тугую дырку принято разрабатывать и предварительно смазывать маслом. Впрочем, от Рэниари он готов был принять даже боль. Но юноша вдруг завозился и резко отстранился от него.

— Опять играешь? — Настороженно блеснул в полумраке глазами, и тревожно заглядывая в лицо старшего мужа. — Зачем тебе это?

— Хочу тебя до одури, — честно признался Эдмир, мягко улыбаясь: в паху все горело и каменело. — А навредить боюсь.

— Но целители… — начал было Рэни как-то растеряно. Но перевернувшийся на спину мужчина нежно привлек юношу к своей груди, ощущая неровный стук его сердца.

— Я слишком тебя хочу, — повторил он, целуя Рэниари в высокую скулу. — Слишком… Боюсь не сдержаться. Так что придется тебе побыть сверху. Какая разница, где быть, если любишь.

И Рэниари замер.

Стук его сердца превратился в бешеный галоп — Эдмир даже на миг испугался. Но тут юноша мягко отстранился от него и сел на колени между разведенных ног принца-наследника.

Его руки нежно легли на бедра мужа, еще больше разводя их в стороны. И Рэни наклонился, мимолетно целуя своего старшего в самый кончик качнувшегося члена, губами собирая капельки смазки. Эдмира же внезапное наслаждение заставило подкинуть вверх бедра. Он застонал и вцепился в волосы мужа, мигом поняв, что тот собирается делать.

— Нет… — прошептал он, задыхаясь. — Я очень этого хочу… Но сегодня… ВОЗЬМИ!

— Хорошо… — тихий шепот супруга как бальзам на открытые раны сердца. — Лишь бы ты потом не пожалел…

— Не пожалею! — Эд перевернулся, вновь становясь в коленно-локтевую позицию.

…Боги мои! Хорошо-то как!

Твои волосы скользят по моей коже, даря изысканную ласку! Твои руки сами знают, что им делать. А боль… Да какая это боль! Так, легкий дискомфорт, когда любимые пальцы, растянув, начинают гладить тебя изнутри, мимолетно касаясь нужного местечка! Да тут голова идет кругом от чувства ПРИНАДЛЕЖНОСТИ тому, кого так страстно желаешь!

Боги мои, только не останавливайся!

И Эдмир, подчиняясь неконтролируемому возбуждению, сильно прогнулся в пояснице, впуская в себя горячую плоть. Разума в этот миг у принца-наследника больше не осталось. Только инстинкты…

Сам Рэниари чувствовал сильное волнение, одновременно и страшась, и отчаянно желая взять мужа. Как-то даже в голову не приходило причинить Эдмиру боль, отомстив за прежние мучения. Наоборот, сердце переполнялось нежностью пополам с тоской. А потом они исчезли, оставив одно лишь нарастающее желание, когда напряженный член юноши стал медленно погружаться в жаркую тесноту. Даже предварительная растяжка и обилие смазки с трудом помогало проникновению.