— Бегите сюда! — неожиданно для себя крикнул Акилов. Потеснившись, он уступил часть «жилплощади» промокшей незнакомке.

— Благодарю вас, — сказала она, сворачивая зонтик. — Я даже растерялась.

Они стояли молча. Акилов делал вид, что не обращает на нее внимания. Он смотрел, как водяные гвозди врезаются в асфальт, потом увидел мокрые босоножки соседки и, косясь, точно конь, стал изучать ее. Это было обычное создание лет тридцати, худенькое, темноволосое, стриженное под мальчишку. Узкое лицо, нос с горбинкой, слегка раскосые черные глаза, под ними — едва заметные морщинки. Тонкие губы были сжаты.

«Властная, должно быть, баба, — подумал Акилов. — И беспокойная…» Они стояли близко. Он видел, как сбегали капли по ее шее, исчезая за вырезом платья. Ни с того ни с сего ему вдруг захотелось схватить за плечи эту женщину и прижать к себе. Боясь, что желание можно прочесть на его лице, он поспешно отвернулся в другую сторону.

А дождь все хлестал, и в небе не было ни просвета. Редкие смельчаки, отчаявшись ждать, покидали укрытие и шлепали домой прямо сквозь ливень.

За спиной Акилова, внутри овощной лавки, где было сухо и сумрачно, веселились продавцы — два абхазских паренька. Сначала они играли в футбол, пиная кочан капусты. Потом включили портативный магнитофон, и дребезжащий голос запел «одесские» куплеты. Продавцы, обнявшись и дурачась, танцевали фокстрот, вскрикивая вместе с певцом: «Ой вэй!».

Акилов и женщина засмеялись.

— Бесплатный концерт, — сказала женщина. — Для тех, кто в воде!

— Да, — согласился Акилов. — Репертуар, правда, нэповский.

Выбирать не приходится, — женщина улыбнулась.

«Мелкие, очень белые зубы, — отметил Акилов. — Из семейства грызунов…» Дождь стал косым, козырек крыши едва защищал их от струй. Акилов вжался спиной в сетку ларька, плечо соседки касалось его руки.

— Повезло… — он покачал головой.

— А где-то сейчас молятся о дожде, — сказала женщина.

— Предлагаю написать жалобу, — пошутил Акилов. — До каких пор будут неправильно распределять осадки…

— Я — за, — поддержала женщина. — Потом получим ответ: меры приняты, товарищ Всевышний получил строгий выговор!

«Неглупа, — подумал Акилов, — чувство юмора, по крайней мере, у нее есть». Он достал из сумки два початка вареной кукурузы и протянул один из них соседке.

— Угощайтесь, — сказал он. — Неизвестно, когда мы отсюда выберемся.

Она не отказалась, и они начали жевать теплые желтые зерна.

«Странный день, — размышлял Акилов, вгрызаясь в початок. — Этот ливень, базар… посторонняя женщина, оказавшаяся рядом…»

— Взгляните, — сказала она, — колоритный тип!

Проследив за ее взглядом, он увидел напротив ларек «Пиво — воды». В окошке, не шевелясь, торчала толстая усатая голова, подпертая с двух сторон темными кулаками.

Казалось, продавец спал с открытыми глазами, убаюканный шумом дождя.

— Вы, случайно, не художница? — усмехнувшись, спросил Акилов.

— Что вы! — она слизнула прилипшее к губе зернышко. — Я всего лишь детский врач.

— Благородная профессия, — механически произнес он.

— И очень нужная людям, — продолжила она. Акилов уловил иронию и был слегка озадачен: он почему-то считал, что способность иронизировать у женщин встречается редко.

Они продолжали перебрасываться шутливыми фразами. Этот забавный разговор устраивал обоих как игра, позволяющая коротать время. Оба понимали, что стихнет ливень — и они разбегутся в разные стороны. Акилов старался не смотреть на соседку, но всякий раз, встречаясь с ее взглядом, он испытывал беспокойство. Ему казалось, что женщина видит его глубже, чем ему хотелось бы. Он не любил, когда его изучали. Но, вместе с тем, беспокойство было приятным…

Дождь кончился. Все пришло в движение. Люди торопились купить и продать прежде, чем вновь разверзнутся хляби небесные. Акилов и педиатр несколько секунд стояли на прежнем месте, потом женщина сказала:

— Можно двигаться… Спасибо вам!

— За что? — Он усмехнулся.

— За приют… До свидания!

— До свидания, — Акилов смотрел, как она уходит все дальше, подумал, не пойти ли следом, но что-то удержало его.

«Эге, Акилов, — говорил он себе, пробираясь к выходу, — не хватало тебе только курортного романчика!».

И все же в этот раз защитное устройство не сработало. Встреча не выходила из головы. Он досадовал, что не узнал ни имени, ни адреса, хотя времени на это было предостаточно. Нельзя сказать, что в нем, как принято выражаться, вспыхнула страсть. Для этого он был слишком рассудителен. Но женщина почему-то стояла перед глазами. Он пытался найти рациональное объяснение, раскладывая по полочкам ее внешность, речь и убеждая себя, что ничего особенного в ней нет, но дело это было бесполезное.

Вечером, когда Акилов лежал в постели с книгой в руках, в дверь постучали.

— Войдите, — сказал он.

— Не помешал? — спросил Гальцов, входя в домик.

— Нисколько, — вежливо ответил Акилов, предлагая гостю сесть. От домовладельца крепко пахло спиртным.

— Вижу, свет горит… — Глаза Гальцова были почти неподвижны, точно передвинуть зрачки стоило ему больших усилий. — Дай, думаю, с интересным человеком поговорю!

— Я, что ль, интересный человек? — удивился Акилов.

— Ну не я же! — Геннадий с шумом подставил под себя стул и сел. — Вы меня извините, я маленько выпил… А человек вы интересный. Да! Я точно говорю…

— С чего вы так решили? — Акилов отложил книгу. Он не любил слушать пьяные откровения, но из деликатности терпел.

— С чего? — Гальцов хмыкнул, перекатил папиросу в другой угол рта. — Я в Гаграх за шесть лет всякого брата насмотрелся. Но чтоб мужик ваших годов читал вечером книжку — тут вы меня извините! Если он с женой приехал, дело другое. Но который в одиночку… — Гальцов покачал головой. Акилову стало смешно.

— Какая б золотая жена ни была, — развивал мысль Геннадий, — от нее надо сбегать. Хоть ненадолго, а сбегать!

— Вот я и сбежал в Гагры, — Акилов улыбнулся.

— Чтоб книжку читать? — Гальцов поморщился. — Вы же человек грамотный, давайте разберемся научно, — он придвинулся ближе к кровати. — В море купаетесь? Купаетесь! — он загнул мизинец. — На солнце загораете? Загораете! Это два. Кормят вас как на убой. Забот — никаких. Значит, что? — он ждал ответа, но Акилов молчал. — Энергия в вас, дорогой товарищ, накапливается, а выход ей вы не даете. Что получается? Организм внутри раздувается, только нервы трещат, а вы книжку читаете, когда надо искать даму…

Акилов с тоской слушал домовладельца, не зная, как от него избавиться, а тот и не думал останавливаться.

— У меня в прошлом году капитан жил, Бульский его фамилия. Он так говорил. Я, говорит, месяц здесь покуролесю, и мне этого на год хватает…

Акилов посмотрел на часы, зевнул, давая понять, что пора ставить точку. Гальцов, наконец, смолк, уставясь в пол, затем вздохнул и сказал:

— А меня Нинка к себе не пустила…

— Супруга? — спросил Акилов.

Геннадий кивнул.

— Я, когда выпимши, ее желаю, а она меня — нет. На ключ закрылась, тетеря глухая! — он обиженно поскреб шею. — А я для нее уродуюсь… Сказали врачи, мол, ей надо жить в тепле — перебрались в Гагры. Сказали, надо ей второго родить — помог родить. Захочет колечко золотое — на тебе колечко! Такие мужики на дороге не валяются. Почему же не ценит? — Гальцов махнул рукой. — Ладно, шут с ней! — он поднялся со стула, грустно помолчал. — Пойду-ка спать… Извиняйте, если что не так. Жильцы на меня не в обиде. Есть которые по семь лет приезжают… Загурский Николай Степанович, профессор из Москвы…

Он вышел и, удаляясь, продолжал что-то бубнить. Акилов, выключив свет, лежал на спине и думал о встреченной сегодня женщине.

С утра вновь синело небо, солнце сушило землю, пляжи были усеяны телами, и лишь желтоватая прибрежная полоса в море напоминала о недавних ливнях. Акилов загорал на старом месте; все вроде было по-прежнему, но ощущение покоя исчезло. Он поймал себя на том, что осматривает публику в надежде увидеть Ее. Это раздражало Акилова, нарушая порядок в мыслях. Он был исследователем и привык подчинять свое поведение простой и удобной формуле «Разумно — неразумно». Он никогда не рисковал и не понимал людей, склонных к душевным срывам. Нет, «сухарем» он не был. Напротив, мир он воспринимал остро, но, не доверяя эмоциям, держал их под неусыпным контролем. Даже в молодости, прежде чем жениться, Акилов тщательно проанализировал качества будущей супруги, сведя возможность ошибки к минимуму. И семейная жизнь убедила его в правильности выбора. Но сейчас, на сорок третьем году, несмотря на сигнал «неразумно», он вновь хотел видеть женщину, с которой свел его дождь…