Шла передача «Это вы можете». На экране застенчивый парень показывал свое изобретение. Он сел в кресло, накрылся прозрачным колпаком и повернул рычажок на подлокотнике. Кресло загудело, оторвалось от пола и, повинуясь командам изобретателя, закружило над ареной, то набирая высоту, то снижаясь. Ведущий сообщил, что «креслолет» Сергея Терещенко полезен всем, кто работает в условиях бездорожья.

«А метлу для труднодоступных районов не хотите?» — язвительно подумал Пашутин, но тут вошла Лариса, убрала звук и заговорила про свои полеты. Метла, оказывается, досталась ей от прабабки, летавшей тайком, по ночам, в Вятской губернии. Ни бабушка, ни мать Ларисы к метле не притрагивались, предмет этот бездействовал почти сто лет, пока в 1967 году Лариса впервые не отправилась в ночное небо. По ее словам, в одну из ночей она проснулась от нестерпимой жажды полета. Страха и сомнений не испытывала — взяла метлу и полетела с первой же попытки.

— Откуда же берется подъемная сила? — недоумевал Пашутин.

— Кто его знает… Летят те, кто может и хочет.

— Ты сказала «летят», — Пашутин насторожился. — И много вас с таким даром?

— В моей компании двое: преподавательница литературы и терапевт. Мы часто летаем вместе.

— Терапевт — мужчина?

— Нет, женщина. У нее тоже двое детей.

— Черт знает что! — Пашутин забегал по комнате. — Ты хоть понимаешь, чем это может кончиться?!

— Успокойся! Главное — держаться подальше от проводов и самолетов…

Разговор с женой оглушил Пашутина. Ночью, когда Лариса крепко спала, он достал метлу, чтобы изучить ее как следует. Жесткие ветки неизвестного ему кустарника были крепко прикручены к потемневшему от времени черенку. Пашутин крутил черенок в разных точках, надеясь наткнуться на резьбу. Принюхивался, ища химические запахи. Затем неслышно пробрался на кухню, открыл окно и замер на метле в позе ребенка, играющего в лошадку. Оторваться от пола не удалось. Припомнились слова жены: «Летят те, кто может и хочет»… Он представил, как глупо выглядит со стороны, и отнес метлу в чулан, так и не разгадав ее тайну.

Весь июнь он доказывал Ларисе, что ее ночные путешествия — чистое безумие, но она отшучивалась и дважды в неделю, поцеловав его в щеку, исчезала в окне. Он делал вид, что спит, хотя не смыкал глаз до ее возвращения.

«Живем не хуже других, — с обидой думал Пашутин. — Чего ей не хватает? Зачем носиться во мраке, когда все нормальные люди спят?» Он задавал жене эти вопросы, а в ответ она рассказывала, как прекрасна Земля, погруженная в сон. Говорила про избы, похожие на кур-наседок. Про огоньки одинокой машины, ползущей по бескрайней степи. Про догорающий костер на речном берегу. Про залитые светом железнодорожные станции, где неутомимые гномы в оранжевых жилетах бредут вдоль составов, постукивая молоточками по металлу. Про падающие звезды и про другие картины, в которых супруг не находил ничего интересного…

Как ни бился Пашутин, Лариса держалась стойко. Уступила она лишь в том, что сменила ночную рубашку на спортивный костюм. А чтобы избавить мужа от приступов ревности, продемонстрировала ему своих летающих подруг. Все трое пронеслись так близко от окна, что он успел увидеть при лунном свете спутниц Ларисы, обыкновенных городских женщин. На их лицах были улыбки: вероятно, они знали, что Пашутин наблюдает за ними. Лариса летела замыкающей, она помахала ему рукой, и троица скрылась из виду…

В июле опасения Пашутина подтвердились. В предрассветный час, когда Лариса снизилась над озером Чаныш, с берега грохнул выстрел. Видно, нетрезвому браконьеру померещилась крупная птица, и он пальнул вдогонку. Домой Лариса вернулась с дробью в теле. Она плакала от боли, а Пашутин, не зная, что делать, лишь повторял: «Я ведь предупреждал, предупреждал…»

Придумав сносную версию о неосторожном обращении с ружьем, они поехали в больницу. Хирург извлек из Ларисы восемь дробинок, пошутив на прощание: «Теперь вы — воробьиха стреляная!»

Пашутин надеялся, что после такого урока супруга образумится. Но через две недели она вновь унеслась на своем проклятом транспорте. Ему стало ясно, что нужно избавиться от метлы. И чем быстрей — тем лучше. Перебрав варианты, он остановился на «квартирной краже».

В один из дней, дождавшись, когда дети ушли в школу, а жена — на работу, Пашутин надел перчатки и осуществил замысел. Метлу он распиливал не без страха, ждал от нее какой-нибудь пакости. Но все обошлось. Напиленные куски он сложил в хозяйственную сумку. Для убедительности «ограбления» прихватил кое-что из барахла, пару хрустальных ваз, а также триста рублей, лежавших в деревянной шкатулке. Подумав, выкинул из шкафа на пол вешалки с одеждой, постельное белье, перевернул несколько стульев… Ему удалось выйти из дома, не столкнувшись с соседями.

Доехав до реки, Пашутин поднялся по лестнице на мост и пошел вдоль перил. На середине моста, убедившись, что вокруг нет свидетелей, он сбросил сумку в воду…

В обеденный перерыв ему на работу позвонила взволнованная Лариса, сообщила о краже, и он помчался домой. Переживал он так натурально, что жене пришлось сбегать к соседям за валидолом. Приехала милиция, занялась своим делом. Супруги отвечали на вопросы, составляли опись украденных предметов.

Исчезновение метлы Лариса обнаружила лишь поздно вечером. Не было ни слез, ни причитаний, и эта молчаливая тоска жены испугала Пашутина. Он уверял ее, что метла обязательно найдется, ибо проку от нее другим людям никакого. Вор, скорей всего, прихватил ее для хохмы, а потом выкинул. Пашутин обещал дать объявление в «Рекламе», мол, нашедшего метлу просим вернуть за вознаграждение… Лариса слушала его равнодушно, ему показалось, что она догадывается о его роли в этой краже.

Впрочем, смирившись с утратой, она пошла на поправку и дней через десять вновь вернулась в нормальное состояние. Пашутин радовался своей победе. Но, как выяснилось, преждевременно.

Довольно скоро начал он замечать перемены в ее характере. Она стала вспыхивать по пустякам, раздражаться на каждом шагу. Стоило ему оставить газету на диване, как Лариса разодрала ее в клочья, гневно выкрикивая: «Мне надоел этот беспорядок!» Как-то за ужином Пашутин выразил неудовольствие по поводу остывшего супа. В тот же миг супруга, выхватив у него тарелку, плеснула содержимое помойку.

— Пей чай! — сказала она. — Он только что закипел!

Не проходило дня без стычек. Он видел, что жена сатанеет, пытался ей угодить — не помогало. После очередной истерики Ларисы он предложил ей сходить к психиатру. В ответ она запустила в него керамическую вазочку, но промахнулась…

Жить с ней стало невыносимо. Пашутин подал на развод.

Через год, оставив бывшей жене квартиру, он уехал в другой город и несколько лет жил один, решив никогда больше не заводить семью. В холостяках он ходил до тех пор, пока не встретил милую женщину, с которой и вступил в брак, оказавшийся счастливым. Позже, правда, выяснилось, что у новой жены было странное увлечение. По ночам она любила купаться в реке, плавая под водой по несколько часов. Такое русалочье поведение тревожило Пашутина, но в конце концов он смирился. Даже ходил с ней иногда к реке и караулил одежду, пока жена скользила где-то вдоль дна.

«Пусть порезвится, — говорил себе Пашутин, сидя на берегу, — лишь бы в сетях не запуталась. Рыбаки — народ грубоватый…»

Он смотрел на поблескивающую во тьме воду, ежился и вздыхал.

Акилов ехал к морю.

Утром, поцеловав на перроне жену Ирину и двух дочерей, он отправился в отпуск в жестком купейном вагоне. Жена просила его быть умницей, при этом лицо у нее было слегка растерянное. Это был первый случай, когда они проводили отпуск не вместе. Акилов в этом году на юг не собирался, но подвернулась курсовка в Гагры на сентябрь, и жена настояла на поездке.

С попутчиками ему повезло: ни младенцев, ни забулдыг в купе не оказалось. Ехал аккуратный старик в сочинский санаторий, а на верхних полках изнемогали молодожены-медовомесячники. Старик в душу не лез, покупал на станциях пачки газет и, нацепив очки, читал их от корки до корки. Узнав, что Акилов научный сотрудник, он спросил с укором: