«Хор на правильном пути. Одобряю. Баранчук».
Прошло два месяца.
Районный смотр открыла звезда областного центра — конферансье Чиж. Чиж сообщил, что после Рима, Лондона и Мариуполя ему очень радостно выступать в Покровке и что нигде еще он не видел такой приятной публики. Пощебетав две минуты, он представил ансамбль «Парубки».
Парубки с грустными глазами пощипывали струны, переговаривались и долго смотрели в зал.
Вдруг, разбудив жюри, рявкнули электрогитары, засуетился ударник, и парубки заголосили про полотенце.
Зрители, вдавленные шумом в кресла, притихли, как птицы на танковых ученьях.
Ансамбль сменила певица Мария Бедрищева. Тесня бюстом первые три ряда, она исполнила романс «Выхожу одна я на дорогу». Хлопали ей с сочувствием.
Третий номер достался хору.
Зал был полон. Покровка, уходящая корнями в долгожителей, пришла аплодировать. Занавес медленно разбегался, обнажая внутренности сцены. Старики сидели полумесяцем в расшитых рубашках.
Вольдемар Шманцев преданно терся в партере об председателя Баранчука.
Хор затянул «Нефтяных королей». Пели старики с удовольствием, бодро глядя в зал. Корреспондент районной газеты написал в блокнот: «Шквал аплодисментов прокатился по клубу».
Затем долгожители исполнили на бис «Славное море, священный Байкал».
Вольдемар почти плакал от счастья.
Вдруг встал дед Изотов, откашлялся и сказал:
— Вариация на местную тему! Слова и музыка народные!
Шманцев вздрогнул. В репертуаре были только две песни. О вариациях он слышал впервые.
Затренькали балалайки, и долгожители запели куплеты о недостатках в родном колхозе.
Селяне встрепенулись, не веря ушам. Слова летели в зал, как теннисные мячи. Начинал первую строку тонким голосом старик Изотов. Хор подхватывал, напоминая о бане без горячей воды и самодурстве товарища Баранчука.
Смеялись сначала осторожно, помня о начальстве. Затем — без утайки, шаркая от удовольствия ногами.
Побелевший Шманцев втягивал голову, как черепаха, в пиджак. Он был обманут.
— Держись, Вольдемарка! — шептал товарищ Баранчук. — Конец тебе, затейник.
Хор получил путевку на областной смотр.
Через день в доме председателя состоялась тайная вечеря.
— Сегодня они запели про нас, — сказал товарищ Баранчук, — а завтра…
— Нельзя папашек пускать на область, нельзя! — подхватил Вольдемар.
— А может, им здоровье не позволяет? — загадочно улыбаясь, спросил фельдшер Кукаркин.
Собравшиеся устроили ему овацию.
В скором времени долгожителей пригласили на медкомиссию.
Фельдшер Кукаркин приказал раздеться до пояса и, приникая ухом к стариковским грудям, как к замочным скважинам, стал слушать.
— Вот что, папаши, — сказал Кукаркин, вздохнув, — не нравятся мне ваши белые тельца, не нравятся! И резус у вас хреновый. Так что петь я вас как медик больше не пущу.
Для убедительности фельдшер выписал всем анисовые капли.
Долгожители шли по дороге, посмеиваясь. Был вечер бабьего лета. Солнце спускалось за лес. Шоферы мыли в реке машины. Пылило стадо, набитое травами. Отлученные от областного смотра старики запели.
— Молчать! — рявкнуло небо.
Они подняли головы. Пьяный Вольдемар, оседлав жеребца над крышей клуба, грозил им кулаком. Конь, горя в закате рыжим боком, рвался ввысь.
— Молчать! — ревел Шманцев. — Запрещаю!
Старики двинулись дальше, продолжая петь. Тайные силы жили в них.
Через день в кабинет председателя ворвался Шманцев. У затейника были безумные глаза, а в руках он мял областную газету.
— Вот! — кричал Вольдемар, размахивая газетой. — Читайте!
В статье «Лейся, песня» было сказано:
«…Настоящим открытием смотра явилось блестящее выступление хора долгожителей колхоза „Луч“ (председатель т. Баранчук). Высокое исполнительское мастерство и актуальный репертуар получили высокую оценку публики и специалистов. Выступление хора на областном смотре ожидается с большим интересом…»
Председатель Баранчук пять раз перечитал статью и задумался.
— Придется выступать! — наконец сказал он.
Вольдемар покорно кивнул.
— Но чтоб пели без фокусов! Иначе, Шманцев, разыграется над тобой трагедия!
Затейник ослабил галстук и прошептал:
— Может, Гаудеамус игитур?
Баранчук побагровел и тихо сказал:
— Чтоб в рабочее время я об этом не слышал.
— Понятно, — пробормотал Шманцев и отправился искать стариков.
Патриархи сидели у дороги и мудра молчали, созерцая мир.
— Отцы! — закричал Вольдемар. — Поступило распоряжение готовить песню «Если бы парни всей Земли». Возражения есть?
Старики переглядывались, поглаживая бороды. Возражений и на этот раз не было…
В наш нервный век
ПСИХОГНОСТИКА
Возвращаясь поздним вечером из клиники, я шел по парку.
Пройдя метров двести по темной аллее, я заметил человека, идущего мне навстречу.
Интуитивно я почувствовал опасность.
Мы поравнялись.
— Закурить не найдется? — спросил человек.
Манеры джентльмена удачи.
Даю сигарету. Зажигаю спичку.
Он прикуривает.
Огонь выхватывает из темноты его лицо. Моментально определяю тип:
Реакции энергичные. В манерах прям. Агрессивен, вынослив, любит физические упражнения, порочен, ревнив, крут, лишен щепетильности. При неприятностях — потребность в немедленных энергичных действиях. Под влиянием алкоголя — усиление агрессивности…
Вынимаю наличные — 32 рубля 53 копейки.
Молчит.
Понятно. Мышление конкретное. Парадоксальный мини-макс. По достижении предела импонирование минимизуется, трансформируясь в максимум антипатии…
Снимаю часы. Протягиваю их вместе с деньгами.
— А в морду хочешь? — спрашивает человек.
Понятно. Реакция отрицательная. Догадываюсь: у него была мягкая мать и грубый, авторитарный отец. Как следствие, отцовский модус, категоричность, суровое мужское покровительство с вкраплениями…
Снимаю пиджак. Почти новый. Присоединяю к деньгам и часам.
В его глазах алчность с примесью растерянности: эффект отсутствия сопротивления.
Но не берет.
Странно.
Предлагаю тест:
— Назовите, пожалуйста, нечетную цифру в пределах десятка.
— Девять!
Я не ошибся. Циклотимик с авантюрной доминантой…
Снимаю туфли. Итальянские.
Он (раздраженно):
— Я ведь могу и обидеться, парень!
— Это ваше право.
Нервный патологический смешок, резкий удар в челюсть.
Падаю, встаю.
Логично. Рефлекторный садизм. Хорошо бы предложить ему Миннесотскую Многофазную Анкету. Впрочем, и так все ясно…
Снимаю брюки.
— Кончай стриптиз и одевайся, идиот!
Это интересно, но не ново. Комплекс кошки, играющей с мышью перед тем, как ее съесть. Глобальное превосходство…
— Извините, но мне не хотелось бы снимать белье.
— За кого ты меня принимаешь?
На лице гримаса. Явно раздражен. Возможна бурная реакция, эксцессы…
Гашу полушуткой:
— Я принимаю вас за человека, испытывающего временные финансовые затруднения.
Задумывается. Вздыхает.
— Да, деньги бы мне не помешали…
— Вот видите! Здесь 32 рубля 53 копейки. Вещи можно отнести в комиссионный. Получается больше ста рублей. На первое время вам хватит…
— А ты как?
— Обо мне не беспокойся.
— Странно все это… Очень странно. Черт его знает… Неудобно как-то…
Элемент нерешительности. Вероятнее всего, мягкость матери успела окопаться в подсознании и изредка прорывается в сознание…
Успокаиваю его. Снимаю с себя рубашку, складываю в нее вещи. Связываю в узел.
Он уходит с узлом.
Интуиция меня не обманула.
Бегу в милицию…
