— А мы мотоцикл купили, — обиженно сообщила Любаша, — «Урал» с коляской. С долгами рассчитаться не можем…
Огонь метался в печке, злясь, как голодный муж. На лавке, видя сексуальные сны, вздрагивал сытый кот. Брат и сестра продолжали ворошить детство.
Растроганные воспоминаниями, они поели картошки на сале, выпили чаю с вареньем и, подперев головы кулаками, уселись перед телевизором. Восьмая серия детектива, передача для молодых родителей, показательный суд «Пьянству — бой», телеспектакль «Не в деньгах счастье», репортаж с первенства по стоклеточным шашкам, новости, погода — четыре часа пролетели незаметно.
Любаша забарабанила по подушкам, распределяя пух. День кончался славно.
Серж выбежал на улицу.
Ах, какая удивительная ночь притаилась над деревней. Избы лежали в снегу теплыми гнездами. Мороз постукивал костистым пальцем по их бревнам, словно врач по ребрам пациента. В звездном небе плыло одинокое облако, похожее на рябую курицу. Серебряное яйцо луны выпало из него и покатилось по Млечному Пути.
«Чудо какое», — подумал Лыбзиков и шмыгнул в дом.
Он медленно тонул в перине, размышляя о прелестях сельской жизни, когда сестра вдруг сказала:
— Завтра, Серега, кабана будем резать.
— Какого кабана? — испуганно встрепенулся Лыбзиков.
— Обыкновенного, — ответила Любаша, расчесывая тяжелую косу. — Резать будет Васька Глотов, а ты ему поможешь.
— Но я не умею, — волнуясь, сказал Серж.
— А чего тут уметь! — сестра рассмеялась. — Держи и все. Ты же мужик! Или не мужик?
— Мужик, — прошептал инженер.
Спать расхотелось. Стало душно и нехорошо. Он лежал в темноте, как приговоренный в ожидании рассвета. На раскладушке похрапывала сестра.
Лыбзиков бодрствовал.
«Зачем убивать живое? — тоскливо размышлял он. — Зачем я приехал так некстати? Зачем?»
Серж вспомнил свой первый и последний грех — рыбную ловлю, когда юный окунь, заметавшись на крючке, плюхнулся в воду с разорванной губой.
Он вдруг услышал шумное чавканье кабана в сарае.
«Надо бежать, — пронеслось в голове Лыбзикова. — В три часа идет скорый».
Но за окном была ночь, и кашляющий лай собак, и зеленоватые огоньки в степи. А до станции десять километров…
Под утро Серж впал в тяжелую дремоту. Вместо приятных цветных снов-короткометражек начался мрачный черно-белый фильм.
Он сидел в огромном и пустом зале за кульманом и пил черный кофе. Отворилась резная дверь и, раскачиваясь, вошел кабан.
— Почему же меня? — грустно спросило животное. — Чем я, Серж, хуже тебя?
— Ничем, — ответил Лыбзиков, не поднимая голову.
— Ты ведь порядочный человек, — продолжал кабан. — Давай с тебя и начнем!
— Давай, — прошептал инженер.
Кабан встал на задние ноги и быстро пошел на Сержа.
Лыбзиков вскрикнул и проснулся.
Любаша стояла рядом, положив руку ему на плечо.
— Подъем, братик! — сказала она. — Васька уже пришел, ждет во дворе.
Он натянул на себя старую одежду Любашиного мужа, смочил виски водой, пробормотал «Боже мой» и шагнул на двор. Там топтался Васька Глотов, счастливый человек без угрызений совести. Буднично гудела горелка.
— Здорово, помощничек! — сказал Васька. — Смотри, чтоб не вырвался.
Он шагнул в сарай, где за перегородкой бродили два кабана. Серж остался у входа.
— А ну, курносые! — раздалось из сарая — Кому жить надоело?
И тотчас воздух задрожал от визга.
У инженера вспотели ладони и ослабли ноги. Из избы, на ходу надевая ватник, спешила Любаша.
В сарае раздался треск и топот. Серж заглянул туда и замер. Из темноты мчался на него центнер обезумевшего мяса.
Лыбзиков ойкнул, отпрыгнул в сторону. Мимо пролетел кабан. Следом, что-то крича, бежал Васька.
Могучая Любаша в тройном прыжке настигла кабана. Тут подоспел Глотов. Серж стоял на прежнем месте, теряя силы.
— Что стоишь! — крикнула сестра. — Хватай, елки- моталки!
Лыбзиков неловко ухватился за кабанью ногу, уткнулся лицом в теплый бок Любаши и стиснул зубы…
Когда все было кончено, он побрел в дом, плюхнулся на лавку и застыл, чувствуя себя убийцей. Васька с сестрой смолили кабана.
В полдень все трое сели за стол, уставленный едой. Глотов пригладил чуб, сказал: «Жить можно!» — и подмигнул Сержу.
Ели и пили долго. Васька хлопал Лыбзикова по плечу и гудел:
— Не бойсь, инженер! Мы законы природы не нарушили. Понял?
— Понял, — кивал Серж, пьянея.
— Вот за это я тебя люблю! — рявкал Глотов. — Дай-ка я тебя, Серый, поцелую!
Лыбзиков покорно клал голову в разинутый Васькин рот и улыбался.
На другой день из Лупановки на станцию бодро бежала косматая кобылка. В санях, радуясь смычке с природой, сидел инженер Лыбзиков. Он прижимал к животу завернутую в сатин свинину и тихонько напевал.
ЗАВИСТЬ
Данилов сидел в лаборатории, обложившись книгами и журналами, и смотрел в окно.
Грачев остановил свой самосвал с раствором напротив окна и стал смотреть на Данилова.
Они смотрели друг на друга с. завистью.
— Сидит, — думал шофер. — И никто над его душой не стоит. Читает книги. Соображает. Хочет — думает, а хочет — в окно глядит. Чисто, красиво, денежно.
— То ли дело жизнь шофера, — размышлял младший научный сотрудник Данилов. — Всегда в седле. Бегут навстречу перелески, поля, деревни. Мелькают люди. Меняются краски. Полнокровная, насыщенная впечатлениями жизнь…
— А ведь и я мог бы вот так сидеть. Не захотел, дурак, дальше учиться, вот и крути теперь баранку…
— Стоило столько лет учиться! Затратить уйму времени, энергии. А ведь можно жить проще и здоровей. Не ломать голову. Играть после работы в домино. Цедить пиво. Сидеть с удочкой…
— Разве за рулем жизнь? Сплошные неприятности! Автоинспекция проходу не дает. Мотор барахлит. А как начнешь зимой скат менять! А как забуксуешь где-нибудь на отшибе…
— Пока еще кандидатскую защищу — сколько намучаюсь! А еще может получиться так: работаешь, работаешь, остаешься без сил, получишь, наконец, новый результат. Радуешься. И тут выясняется, что тебя опередили. Хоть волком вой!..
— Или летом, например. Духотища, пылища. От газов голова кругом идет. Упаришься. А тобой недовольны.!
— А может, послать всю науку к черту. Окончу курсы шоферов, пристроюсь где-нибудь в автобазе…
— Вообще-то учиться никогда не поздно. Если подготовиться, можно в институт поступить. Мне сейчас 27. Кончу — будет 32. Время есть…
— Получают шофера неплохо. Таким образом, в смысле денег ничего не теряю, а наоборот…
— У Артемьева брат ученый. Говорит, 400 рублей каждый месяц загребает. А дел-то: сидит и за стрелкой присматривает…
— Лариса, вероятно, удивится. Возможна конфликтная ситуация. Но потом оценит. Буду приходить домой энергичный, окрепший, полный впечатлений. Ей это понравится…
— Галка, конечно, бузить начнет, плакать. Ты ученый, скажет, будешь, а я простая. Мол, семья развалится. А как стану приходить домой свежий, неуставший, и бензином не будет нести, так обрадуется…
— С другой стороны, получается, зря я пять лет протирал штаны в институте, четыре года над диссертацией работал. Только начал выходить на уровень…
— Легко сказать — учиться. А попробуй выдержать пять лет. У телевизора — не посидеть. На хоккей — не сходить. Пять лет, считай, из жизни будет вычеркнуто…
— В случае успешной защиты можно рассчитывать на старшего научного сотрудника. И тема ведь перспективная…
— За третий квартал премия получается приличная. Опять же, в начале года обещают дать новую машину…
— Не стоит, конечно, идеализировать работу шофера. Однообразные операции, всевозможные поломки, дорожные происшествия…
— Ну, допустим, подамся в науку. А дальше? Вот сидит очкарик. И вчера сидел. И завтра будет сидеть. Плешь уже пробивается…
— Все-таки в науке элемент творчества несравненно выше, чем где-либо…
— Что ни говори, а руль в руках — лучше, чем перо и бумага. Главное, чувствуешь, что дело делаешь…
