Вспомним литературный пейзаж конца 80-х.

Это был сверхнасыщенный раствор ранее запретных литературных публикаций в «толстых» журналах, тираж которых достигал совершенно заоблачных величин.

Книжные издания не могли поспеть за журналами, поскольку редакции «толстяков», активно участвуя в общественно-политических дискуссиях, первыми отвоевывали у цензуры все новые и новые литературные пространства. Лучшее, что было накоплено русской литературой по обе стороны государственной границы за семь с лишним десятилетий существования ограничителяпубликаций — советской власти, появилось именно в журналах.

Это было время ускоренного просвещения и образования, ускоренного чтения, ускоренного развития общественного сознания — все вместе. Уже к 1991 году тиражи стабилизируются, более не растут, наоборот, начинают падать. Что совпадает с нарастающим общественным раздражением, ощущением потериисторического темпа.Но не только. Дело еще и в том, что столь желанная гласность,возможность наконец не под одеялом прочесть «Доктора Живаго», как оказалось, не принесла качественных сдвигов в жизни. Наступает период разочарования в тех ценностях, на которых базировалась деятельность «либеральных» литературных изданий. Период разочарования — и равнодушия; общество начинает уставать от непродуктивного повторения и пробуксовки.

Именно на этот момент падает историческое время рождения, а затем продвижения и успеха детективов А. Марининой.

Размышлениями о грехе детектив пытается заполнить пробел в общественных дискуссиях постсоветского времени. Со времени романов Достоевского понятие вины появлялось в русской литературе довольно редко. Своим названием роман А. Марининой «Иллюзия греха» обозначает два направления. С одной стороны, сюжет каждого детектива заключается в том, что ищут виновного, модель жанра построена на виновных и невинных, на убийцах и жертвах. Но в указанном романе есть и другая, более глубокая сторона — трудно судить, кто виноват.

Анн-Лор Энгель, Университет имени Кристиана Альбрехта, Киль, Германия.

Маринина «подхватила» того читателя, которого утратили «либеральные» периодические издания.

Маринина не только пишет детективные романы, но и отвечает на вечные вопросы. Автор относится к своим читателям как добрый и опытный учитель к ученикам, которые нуждаются в поддержке, подсказке и направлении на верный путь. Оптимистичная и практичная в своей дидактике, Маринина ставит перед собой вопрос: «Как жить?» и старается помочь читателю найти свой путь к лучшей жизни в сегодняшнем мире. Своими детективами Маринина пишет современный роман «воспитания чувств»: основная цель автора — воспитание посредством развлечения.

Анатолий Вишевский, Гринелльский колледж, США.

Маринина подхватила и того читателя, который привык к советской «массовой» литературе, — прежде всего к детективам братьев Вайнеров, Адамова, Николая Леонова (так называемым качественным детективам), а также многостраничным мелодраматическим романам Ан. Иванова и П. Проскурина, по которым снимались первые телевизионные советские сериалы.

Жаждущих припасть к книгам Марининой объединили: 1) возможность отдыха от своей непростой жизни; 2) легко усваиваемый литературный сюжет с загадкой, еще более отвлекающей от «чернушной» реальности; 3) доступный, понятный язык с минимумом словаря, с почти казенным, бюрократически внятным синтаксисом; 4) «знакомые» характеры и обстоятельства, изображенные в книге; 5) человеческая вменяемость, сила и «слабость» следователя Каменской, способность читателя (-ницы) к сопереживанию и «примериванию» Каменской на себя, идентификация с героиней; 6) стабильная серийность, альтернативная нестабильности окружающей действительности.

Все мы, люди, так или иначе, лучше воспринимаем то, с чем в жизни уже сталкивались, относимся к этому с большим интересом, лучше это понимаем и принимаем. Всем нам, как правило, нравятся те люди, которые с нами откровенны, всем нам приятно, если нас считают человеком, которому можно довериться.

Виктория Петрова, Медицинский центр Управления делами Президента Российской Федерации, Москва.

Но самым главным было то, что романы Марининой давали некий ориентир. Компас. Маринина была проводником в совершенно незнакомой реальности, причем проводником, юридически грамотным.

Современная «сложная» словесность того периода скорее отталкивала, чем привлекала читателя.

Вспомним хотя бы нарастающую неудовлетворенность решениями букеровских жюри.

В начале 90-х происходит очередное и очень бурное перераспределение читательского литературного капитала.

Изучающим современную российскую культуру романы Александры Марининой представляются специфически российским феноменом. В то же время детективы Марининой обнаруживают ряд параллелей с творчеством ее норвежской коллеги Анне Холт, в прошлом также сотрудника правоохранительных органов. Это касается не только автобиографических черт, которыми оба автора наделили своих героинь. Причинами преступлений, которые раскрывают Настя Каменская и Ханне Вильгельмсен, часто оказываются пережитые преступником психологические травмы или тяжелые социально-бытовые условия. Есть сходства и в отношении женщин-сыщиков к работе и к личной жизни. Обе героини переживают кризисные этапы, когда им приходится пересмотреть отношения с партнерами (причем и Вильгельмсен, и Каменская наследуют сексуальную ориентацию и семейное положение своих создательниц).

Александра Леонтьева, Бергенский университет, Берген, Норвегия.

Чтение «низких» жанров, традиционно ранее рассматриваемое как занятие несерьезное, иногда даже постыдное,в высокообразованных слоях (и даже в сверхутонченных группах) получает неожиданную реабилитацию. В новом, возникающем в этот период типе чтения у той категории читателя, для которой и чтение, и книги имеют иное функциональное значение, «высота» (или «низость») вообще не имеет значения: «Происходит своего рода эмансипация читателя, освобождение его от диктата прежней литературоцентристской идеологии и давления стандартов "высокого вкуса", а следовательно — расширение и утверждение семантической роли литературы. Симптомом этого является процесс поворота литературной критики к переоценке и осмыслению феномена массовой литературы, хотя процесс этот сейчас находится в самом начале» (Н. Зоркая. Книжное чтение в постперестройку // Пушкин. Тонкий журнал читающим по-русски. 1997. № 1. Октябрь. С. 35). В условиях эрозии единого литературного процесса складываются различные литературные «миры», но читательские предпочтения детективной литературы устойчивы в разных группах: с высшим образованием или без оного.

В диалогах художественной и тривиальной литературы можно обнаружить разные способы стилизации «устности » , чтобы достичь впечатления спонтанного разговора. Обиходная речь в романах А. Марининой отличается необыкновенно высокой степенью оживленности, что выражается, между прочим, в разных формах обращения собеседников, в различных оттенках вежливости и в эмоциональности используемой лексики.

Вольфганг Штадлер, Университет имени Леопольда Францена, Инсбрук, Австрия.

В общем все складывается — для Марининой — очень даже хорошо. Ее книги занимают самую высокую отметку в рейтинге продаж. Читатели, увидев живую Маринину на книжной ярмарке, чуть не сломали стенд «ЭКСМО», и не знаю, как не разорвали ее на сувениры. Плохо только одно: критика, которая ведет себя совсем иначе, чем читатель.

«Восстановление» статуса Литературы и — соответственно — собственного статуса критика как Представителя и Эксперта этой Литературы осуществляется через принцип негативной референции: Маринина как «не Я», как «Другое», как проекция скрытых фобий и желаний.

Особенно явно при этом маркированы два аспекта: иерархический и гендерный. Другое (Маринина) — это прежде всего профанное и женское (бабское). Названные аспекты тесно связаны: женское — это «маска» профанного, а также «совкового», простого, массового.