Мимо него прошли шеренги солдат военного гарнизона, веселые и красочные колонны демонстрантов. Можно и домой. Жена просила, чтобы хоть в праздник не опаздывал к обеду, и дети — семилетняя Люда и шестнадцатилетний Борис, — наверное, уже поглядывают в окно: не идет ли отец. Он обещал после обеда поехать с ними за город, на Обь. Впереди целые сутки отдыха. Начальник отделения так и сказал: «После демонстрации — отдыхать, до восемнадцати ноль-ноль 2 мая»! Получается даже больше суток.

Но никак не уйти от праздничного водоворота, шумными и веселыми потоками народного гулянья вылившегося на Красный проспект вслед за последними колоннами демонстрантов. Нарольский отказался от машины, специально выделенной, чтобы развезти дежуривших сотрудников милиции по домам. Решил пройтись пешком.

Лавируя в людском потоке, он не спеша вышагивал по знакомым нарядным улицам города. На сердце было тепло и беззаботно. Мысленно прикидывал, как лучше провести выходной. Значит, так: после обеда с ребятами на Обь. Вечером с женой в гости к друзьям, давно собирались. А может, в гости завтра? Сходим сегодня в кино, а потом побродим по праздничному городу...

— Товарищ милиционер, там человека убили!

Все мысли в сторону.

— Где? Кто?

— На Народной, — женщина с дрожащими от страха руками и бескровным лицом едва переводила дыхание. — Только осторожней, там стреляют...

Последних ее слов Михаил уже не слышал, бросившись через проходной двор на улицу Народную.

Еще издали заметил лежащего в неестественной позе посреди дороги человека. В сторонке у палисадника сгрудилась группа людей, боязливо поглядывающих на противоположную сторону улицы. Там в раскрытом окне небольшого деревянного дома стоял взлохмаченный парень с ружьем в руках. Он покачивался из стороны в сторону в проеме окна, бессмысленными пьяными глазами наблюдая за происходящим. Даже не подумав, что пьяный изверг может выстрелить и в него, Михаил склонился над пострадавшим. Тот был еще жив.

— Скорую помощь, быстро! — бросил он в толпу любопытных.

Пока перевязывал раненого, прибежали участковый уполномоченный Золотухин и милиционер Басалаев.

Люди рассказали, что известный на всю округу хулиган и пьяница Борис Юлин, еще с утра изрядно зарядившись спиртным, устроил дебош на улице. Его утихомирили и проводили домой. «С горя», что ему не дали развернуться, хулиган загнал под кровать старуху мать, взял ружье и стал палить из окна по прохожим.

— Вы не связывайтесь с ним, покуражится еще немножко и ляжет спать, мы его знаем, — посоветовали Михаилу осторожные соседи.

Как это не связывайтесь! Один невинный человек уже пострадал. Сколько еще горя людям может принести пьяный изверг, пока утихомирится!

Михаил направился к раскрытому окну.

— Юлин, сейчас же брось ружье!

— Не подходи, у бью...

Ствол ружья угрожающе пополз вверх, но старшина милиции спокойно шел к дому. Остановился метрах в трех.

В это время за спиной раздался шум автомобильного мотора. Кто-то позвонил в отделение милиции, и на место происшествия прибыла оперативная группа. Увидев выходящих из машины сотрудников милиции, Юлин истошным голосом заорал:

— Гады, всех перестреляю! Всех, всех!..

Раздался щелчок взведенного курка. Михаил стремительно бросился вперед. Глухо прогремел выстрел. Старшина милиции медленно начал оседать на землю.

...Праздник весны и молодости веселым половодьем бушевал в парках и скверах, на перекрестках и улицах Новосибирска. А в двадцатую квартиру дома четырнадцать дробь один по проспекту Богдана Хмельницкого друзья внесли бездыханное тело Михаила Нарольского и осторожно опустили на стол, покрытый праздничной скатертью.

Старшина милиции убит не на войне. Он пал в сражении за весну и жизнь.

Это был обычный милицейский пост у вокзала станции Егорьевск Московско-Казанской железной дороги. Если понаблюдать со стороны, то милиционер, занимавший этот пост, делал очень будничное, очень неинтересное, очень простое дело.

Вот он прошелся вдоль фасада, оглядел зал ожидания, окинул взглядом кассу, буфет. Взглянул на часы: 21.45. Через двадцать минут подойдет скорый. В его составе вагон с ценностями. Надо держать его в поле зрения — мало ли что...

И снова привычный маршрут: касса, буфет, зал ожидания, привокзальная площадь.

Так выглядит служба патрульного со стороны.

А если посмотреть на все его глазами?

Участковый милиционер в городе или в селе знает на своей территории все и всех. Если и появится новый человек в его «владениях», он сразу будет замечен. Нет, не только участковым. «Новенький» окажется на виду у всех. И если предположить, что этот «новенький» — человек опасный, к нему неизбежно будет приковано внимание.

А на вокзале — все «новенькие», все незнакомые. Тут, среди сотен людей, легче всего укрыться. Ворота города — это не только арка с надписью «Добро пожаловать», это и лазейка для тех, кто предпочитает не афишировать свою персону.

Однако взглянем все же на этот кажущийся людской хаос, всегда, по мнению стороннего наблюдателя, царящий на вокзале, глазами старшины милиции Сергея Николаевича Акулова.

Впрочем, сначала представим его, тогда легче будет смотреть его глазами.

Биография Сергея Николаевича несложна, если судить по анкетным данным. В 1940 году Сергей Акулов окончил семь классов. Был он тогда зелен и юн. Но прошло два года, и недавний школьник страстно захотел стать воином, защитником Родины. Правда, эти два года не так уж изменили внешность Акулова. Он только чуточку раздался в плечах, но шея, как подшучивали друзья, осталась «цыплячьей». Тонкая-тонкая будто детская, — жесткая солдатская шинель до красноты и острой боли натирала ее.

Парнишка, оказавшись в армейской обстановке, тренировал свои мускулы, учился выносливости. Ночами, стоя на посту, вглядывался во враждебную настороженную тьму. И сетовал на судьбу: не повезло! Ему пришлось служить в Забайкалье, на границе. Когда шло сражение под Москвой, а потом великая Сталинградская битва, воины-дальневосточники в любую минуту ждали, что таежную тишину разорвет гром орудийных залпов. Но бои шли там, далеко на Западе. Там насмерть стояли советские воины, сдерживая натиск фашистов.

— А я?.. — сетовал молодой пограничник. — А мы тут?

И он подавал рапорты командованию с просьбой отправить его на фронт.

— Служи, солдат, там, где приказано, — строго сказал ему комиссар, прочитав очередной его рапорт. — Понимаю тебя, у самого душа не на месте. Семья под фашистом, понял? Но... надо быть здесь. Это приказ Родины.

Война, однако, не обошла Сергея Акулова.

На рассвете 9 августа 1945 года несколько лодок тихо отчалили от нашего берега. Так началось форсирование Аргуни, реки, отделяющей от нас захваченные японцами территории. Верный союзническим обязательствам, Советский Союз вступил в войну с Японией. И в головном отряде одной из передовых частей наступающей армии был младший сержант Сергей Акулов.

Японский берег, затаившись, молчал. Но когда лодки пересекли середину реки, вспыхнули прожекторы. Ухнуло орудие, за ним другое, третье... Огромные столбы-фонтаны стали подниматься вокруг лодок. Одновременно с орудиями застрекотали пулеметы, автоматы.

Японцы отстреливались с отчаянной яростью. Однако ничто не могло ослабить напор наступающих войск, слишком велика была ненависть к врагам.

Прибрежные вражеские заставы были смяты и разгромлены. Страстная воля к победе сыграла свою роль. Путь войскам был проложен. Начался разгром Квантунской армии.

В 1949 году младший сержант Сергей Акулов вернулся из армии в родной Егорьевск. Было ему в то время двадцать пять лет. Его сверстники и товарищи уезжали из родных мест: кто в Москву учиться, кто на Восток строить. А Сергея почему-то не тянуло в далекие края. Сердцем прикипел он к небольшому подмосковному городку, где прошло его детство, где начал он работать токарем,где вступил в комсомол.