Да, вступление. Говоря в райкоме «ладно», он еще не подозревал, как много ему придется ломать в самом себе, в своих привычках.

Хорошо было на заводе: отработал восемь часов — и гуляй. Иди, куда хочешь. А рабочий день участкового — двадцать четыре часа в сутки. Раньше он не любил связываться с пьяными, с дебоширами, обходил их стороной. Что ж, это было его право. Тут же, на островах, он был обязан вникать во все. Он должен помочь людям отказаться от вековых обывательских истин, вроде: «Моя хата с краю», «Своя рубаха ближе к телу». Для этого он должен быть еще и воспитателем, собственным примером убеждать окружающих, что надо не бояться выносить сор из избы, ибо тогда дом лишь становится чище. Школа и прежняя трудовая жизнь дали Орлову многое, но далеко не все. Приходилось учиться здесь. Пожалуй, тот год, трудный, напряженный, дал Алексею закалку, опыт, так пригодившиеся ему впоследствии. Потом началась война...

«Метеор» легко скользил между островами. Острова, острова, острова... Алексей Михайлович слышал однажды, что если каждому жителю Карелии дать по озеру и по острову, то еще какое-то количество озер и островов останется для приезжих туристов. Хотя вряд ли. На всех туристов не хватит. Вон их сколько едет, с каждым годом все больше. И своих, и иностранных. И все обязательно хотят побывать здесь. Модное нынче место. А когда он впервые сюда попал, о Кижах знали лишь местные жители да немногие специалисты.

Над синей-синей водой озера далеко впереди встали силуэтом причудливые купола. Казалось, они плыли в воздухе, не касаясь воды.

— Пойду, — поднялся с кресла Орлов.

Он выпрыгнул на дебаркадер первым. Потом хлынули туристы. Защелкали фотоаппараты, зажужжали кинокамеры. Люди молчали, пораженные открывшейся красотой. Сработанные из дерева, без единого гвоздя, освещенные утренним солнцем, церкви Кижского погоста казались золотыми. Было чем залюбоваться.

Лишь несколько минут спустя заахали, завосторгались люди. На русском и финском, на немецком, шведском и других языках. И слова восхищения не нуждались в переводе. Орлов даже приосанился, будто это он два с лишним века назад создал эту красоту.

Майор не любил ходить по Кижам с экскурсантами. Он лично предпочел бы сидеть на скамье у дебаркадера и смотреть на церкви, не заходя внутрь. Но он прибыл сюда не как экскурсант, поэтому должен делать не то, что хочется, а то, что надо. А надо обеспечить порядок.

Досадливо одернув китель, Орлов зашагал вслед за группой. Он наперед знал, что непременно найдется среди интуристов какой-либо коллекционер, который пожелает пополнить свое собрание, украдкой отломив кусок резной доски или нацелившись на древнюю икону. В зависимости от вкуса и размаха натуры. Вон, пишут, туристы откалывают камни от египетских пирамид, от римского Колизея. Дай волю таким коллекционерам, они все Кижи по бревнышку разнесут. Ну, с этим проще, остановить можно, пристыдить. А есть и другие, что сразу после экскурсии кинутся в ресторан. С этими ничего не поделаешь...

— К сожалению, живопись потолка Преображенской церкви погибла во время Великой Отечественной войны, — голос у девушки-экскурсовода был глуховатый, охрипший: каждый день столько экскурсий. — Раньше он был украшен огромными, монументальными иконами, длина некоторых из них достигала восьми метров...

Переводчик старательно переводил ее слова туристам. Один из иностранцев что-то спросил, переводчик обратился к девушке:

— Интересуется, какова причина гибели, если пожар, то как сумели отстоять всю церковь?

Экскурсовод замялась. Орлов хорошо понимал ее: в группе были и финны. Как тут сказать, что шюцкоровцы, отступая, выломали и увезли уникальные иконы? Нашелся какой-то высокопоставленный «коллекционер», дал приказ.

Он уже не слушал, что говорила девушка. В памяти явственно встали те далекие годы...

Война застала участкового уполномоченного милиции Орлова в Сенной Губе. Враг приближался. Алексею Михайловичу было поручено организовать эвакуацию населения с территории Сенногубского и Кижского сельсоветов. Дело это было нелегкое, люди не хотели покидать насиженных мест, не верили, что захватчики придут сюда.

Сам Орлов тоже был убежден, что Красная Армия вот-вот перейдет в наступление, что просто неожиданное нападение врага дало ему некоторые временные преимущества.

Со дня на день он ожидал, что наша армия ответит тройным ударом на удар, вышвырнет захватчиков с советской земли. Но прошел месяц, другой, а враг по-прежнему наступал. Десятки рапортов написал Орлов, просился на фронт.

На фронт его не пустили, но фронт сам пришел сюда, в Заонежье. Фронт подступил к Петрозаводску, потом и к Заонежью, к островам, запорошенным снегом.

Орлов дрался с захватчиками в составе истребительного батальона под деревней Типинцы, у озера, по которому уже шла ледяная шуга. Потом послали его в разведку с комсомолкой Галей Глебовой. Вернулись — отряда нет: все переправились на лодках на другой берег. В спешке, видимо, забыли о разведчиках, не дождались их возвращения.

Что оставалось делать? Ноябрь, зима. Озеро еще не встало, без лодки через него нет хода. Или надо добывать лодку, или ждать, пока ледяной покров крепко схватит озеро.

Алексей понимал, что появляться ему в селах рискованно. Но другого выхода не было. В лесу зимой да без продуктов и двух дней не протянешь. Надо решаться.

Он перебрал в памяти всех жителей ближних сел. Есть верные люди. Однако не учел, что крестьяне напуганы репрессиями, которые чинили захватчики. Из уст в уста, из дома в дом, из села в село передавались шепотком страшные вести: того-то расстреляли, того-то повесили, отправили в комендатуру, избили. В деревнях стояли гарнизоны оккупантов, по хатам рыскали маннергеймовцы и полицейские из местных предателей, искали активистов.

Не просто в таких условиях решиться приютить милиционера. Обнаружат — без суда убьют всю семью. Понимал Алексей, что людям нестерпимо стыдно отказывать ему, потому и в глаза не смотрят. Готовы отдать последний кусок хлеба, но только не убежище предложить.

Однако были и смелые, отважные: бакенщик Александр Семенов, Алексей Калганов в деревне Середка, учитель Семен Чесноков и его жена Таня. Последние и предоставили разведчикам убежище в школе. Семен по заданию Орлова собирал сведения об укреплениях врага на Большом Клименицком острове, что находится прямо против Кижей, через пролив. Алексей отлично понимал, как нужны эти данные нашему командованию. Потом Чесноков и Калганов сумели, несмотря на все трудности, добыть лодку. Орлов и Галя двинулись в путь. Двенадцать часов пробивались сквозь ледяное сало. Алексей стер в кровь ладони, но к своим все же выгреб.

Сколько раз потом ему пришлось проделывать тот же путь, сейчас уже и не упомнишь. В любое время года. На лыжах и в лодке, на бронекатере и в самолете. Вдвоем с радистом Павлом Васильевым, с секретарями подпольного райкома партии Георгием Бородкиным и Тойво Куйвоненом, с бывшим оперуполномоченным отдела милиции, тоже разведчиком, Степаном Гайдиным, во главе диверсионных групп. Его посылали с самыми различными заданиями. Знали: Орлов не подведет.

И точно. Не было ни одного случая, чтобы он вернулся и доложил командованию, что из-за сложившейся обстановки в силу таких-то и таких условий задание осталось невыполненным. Не было! И не потому, что такой уж он везучий, в рубашке родился. Пожалуй, половина успеха не ему лично принадлежала, а патриотам из местных жителей, которых он организовал, вовлек в активную борьбу с оккупантами. А людей он понимал, умел в них разбираться.

Вот, к примеру, с Петром Сюкалиным как было. Буйный мужик, задиристый. Орлов его до войны дважды за хулиганство к ответственности привлекал. Финны, оккупировав Заонежье, сразу же возвысили Сюкалина, доверие ему оказали, бригадиром поставили. А Орлов нашел ключик к душе Петра Захаровича, верным своим помощником сделал, серьезные дела поручал. Жаль, не дожил Сюкалин до нашей победы, расстреляли его маннергеймовцы вместе с женой, узнав об их деятельности от предателя.