Желание тянуться за Москвой принимает в Партграде поистине патологические формы. Здесь гордятся даже окриками из Москвы. Если партградских руководителей поругают в Москве, то партградцы с гордостью сообщают друг другу, что «нашему Хозяину (имеется в виду первый секретарь Обкома партии) в Москве шею намылили, значит теперь в гору пойдет».

Влияние Москвы на Партград многосторонне. Вот два примера тому. Одному почтенному служащему запретили туристическую поездку в Болгарию, поскольку его ближайший друг и собутыльник в шутку сказал, что сей служащий собирается просить политическое убежище в Болгарии. Это была очевидная шутка, все знали, что просить политическое убежище в Болгарии — это все равно, как скрыться от партградского КГБ в главном здании КГБ в Москве на площади Дзержинского («на Лубянке»). Но в КГБ шутку восприняли как сигнал, и поездку запретили. Служащий счел запрет бессовестным и начал кричать об отсутствии свободы совести в Партграде. Ему объяснили, что такое свобода совести, Тогда он в знак протеста окрестил сына — как раз такая мода появилась в Москве, породив на Западе надежду на религиозное возрождение в России и, естественно, крах «режима» вследствие неверия в марксизм. Служащий заработал за это строгий выговор по партийной линии. В интеллигентских кругах, склонных к словоблудию на любом материале, в связи с этим заговорили о том, что именно Партграду предстоит сыграть ведущую роль в религиозном обновлении России. Глава областной церкви, однако, этот слух опроверг в партийной печати. Заодно он осудил президента США как поджигателя войны. Упомянутый служащий должен был после этой истории целый год усиленно заниматься антирелигиозной пропагандой, чтобы снять выговор и вновь обрести репутацию старого и политически зрелого коммуниста.

Еще один пример. В Москве одна женщина, жаждущая выехать на Запад, но в течение ряда лет не получавшая разрешение на это, приковала себя цепью к решетке посольства США. Об этом поступке москвички сообщили западные радиостанции, ведущие передачи на Советский Союз. Узнали об этом поступке и в Партграде. И у москвички в Партграде нашелся последователь. Он приковал себя цепью к унитазу в своей собственной квартире в знак протеста против того, что в их квартире этот унитаз не ремонтировали полгода. Соседи заявили в милицию. В милиции решили, что тут пахнет политикой, и сообщили в КГБ. Сотрудники КГБ явились на четырех машинах, разогнали толпу зевак, выломали дверь в туалет, отсоединили унитаз от канализационной трубы (это было легче сделать, чем пилить цепь напильником) и увезли «протестанта» вместе с унитазом. Западная пресса никакого внимания на мужественный поступок партградского борца за права человека не обратила. Благодаря этому, он отделялся годом тюрьмы за бытовое хулиганство. Когда он вернулся из заключения, унитаз все еще не был отремонтирован.

Хотя настоящих диссидентов в Партграде не было, избежать тлетворного влияния запада в городе не удалось. Многие партградцы слушали передачи западных радиостанций, смотрели западные фильмы, читали западные книги. Кое-кто ездил на Запад или имел знакомых, бывавших на Западе. На черном рынке продавались заграничные вещи. Причем, инициатива «западничества» шла сверху, от привилегированных слоев общества, особенно — от детей начальства.

Партградское руководство и идейно здоровая часть населения видели опасность влияния Запада и принимали меры, сдерживающие его. Мнения при этом были противоречивые. Одни требовали запретов и репрессий. Другие смотрели на это более либерально. «Пусть потешатся западными пустяками, — думали они, — лишь бы в политику не лезли». Консерваторы, однако, считали, что эти «пустяки» опаснее политики. Против политических загибов у нас есть защита: идеология и КГБ. А против американских джинсов, жевательной резинки и истошных воплей защиты нет.

В Партград стали понемногу проникать и кое-какие веяния, касающиеся демократических свобод и прав человека. И виноваты в этом были сами власти. В сети политического просвещения и пропаганды партградцам начали с такой настойчивостью разъяснять, что этих благ в области имеется больше, чем «на их хваленом Западе», что это породило в народе нездоровое любопытство и необоснованные надежды. Одна старушка две недели добивалась приема в Обкоме партии, чтобы попросить «чуток этих прав и свобод». А то она скоро умрет, Перед смертью хотела бы попробовать, что это такое. Старушку поместили в дом для престарелых, откуда ее уже не выпустили до смерти. Она-то и явилась родоначальницей правозащитного движения в Партграде.

Старушка умерла, но ее дело осталось живо. Одна сотрудница научно-исследовательского института за какие-то заслуги получила бесплатную туристическую путевку в Японию. Известие об этом потрясло город: за всю историю человечества еще ни один партградец не бывал в Японии. Но в райкоме партии ей не дали характеристику, необходимую для поездки за границу, мотивируя отказ тем, что эта научная сотрудница с ее могучими габаритами не втиснется в миниатюрный японский туалет и тем самым уронит достоинство советского человека. Возмущенная сотрудница заявила, что право поездки за границу есть прирожденное право человека, и что оно не зависит от размеров зада. Председатель комиссии сказал на это, что право поездок за границу не есть прирожденное право человека, так как человек появился еще до того, как появились границы, Сотрудница была сражена таким аргументом и взяла обратно слова на счет прав. Но было уже поздно: ее исключили из партии.

Еще в те годы, когда Митрофан Лукич Портянкин правил в Партграде, он часто беседовал со своим зятем Петром Степановичем Сусликовым о проблемах государственного значения.

— Глянь, Петр, — говорил Митрофан Лукич, наливая водочку в трофейные хрустальные рюмочки из хрустального графинчика, тоже доставшегося Митрофану Лукичу в качестве боевого трофея в разгромленной Германии, когда он ездил туда в командировку с целью изучения постановки банно-вошебойного дела в нацистских концлагерях, — что творится в Москве! Распустились, мерзавцы. А у нас — тишь и благодать. А почему?

Петр Степанович подобострастно пожирал глазами своего высокопоставленного тестя. Тот опрокидывал «рюмашку» в широко разверстую пасть, сверкавшую золотыми коронками. Крякал. Сыпал прибаутками насчет первой рюмки, И тут же наливал по второй, поскольку откровенный партийный разговор (по его мнению) мог начаться лишь «на высоком градусе». — А потому, — продолжал Митрофан Лукич, закусив вторую «рюмашку» осетринкой или икоркой, — что мы тут голову на плечах имеем. Диссиденты не появляются в нашей области по той причине, по какой южный фрукт не произрастает на холодном севере. Что нужно для того, чтобы южный фрукт произрос на севере?

Митрофан Лукич прерывал свою речь, чтобы налить по следующей «рюмашке». Петр Степанович подобострастно молчал, зная, что Митрофан Лукич не ждет у него ответа. Митрофан Лукич ставит вопросы для того, чтобы самому дать на них ответы, риторический прием, усвоенный им еще в те годы, когда он командовал гарнизонной баней и вошебойкой. Тогда он, приказав построить голых солдат на улице перед баней, ставил перед ними стратегические вопросы вроде: «Можем ли мы одолеть врага, не одолев вошь?», и давал на них исчерпывающие ответы в духе речей обожаемого им Сталина. — Чтобы южный фрукт произрос на севере, — продолжал Митрофан Лукич, наливая по третьей «рюмашке», — нужны особые теплицы. А чтобы у нас в Партграде выросли заграничные фрукты, именуемые диссидентами, тоже нужны такие особые теплицы. Главное — не допустить появление таких теплиц. А раз нет теплиц, не будет и фруктов, выращиваемых в них. Понял?

Сусликов кивал в знак согласия головой. А Портянкин, пропустив по третьей рюмашке и закусив как следует, наливал по четвертой, продолжая передавать свой партийный опыт молодому, подрастающему поколению в лице Сусликова. — Иностранных посольств у нас нет. Никаких западных журналистов нет. На наших стройках работают кое-какие Иностранцы. Но что это за иностранцы?! Итальяшки. Они не в счет. Радио западное у нас слушают, это верно. Ну и пусть слушают на здоровье. Эта чепуха нам не опасна. Эти западные права человека и демократические свободы у нас в Партграде все равно, как попу гармонь, рыбе зонтик или корове седло…